На месте том еловый крест

Фото предоставлено рейд-экспедицией «В круге первом. Унжлаг»

Без малого 10 лет участники нижегородского клуба экстремальных путешествий совершают экспедиции к местам, где располагались в советское время пункты Унжлага. Унженский лагерь на границе Горьковской и Костромской областей появился в 1938 году. На этой огороженной «колючкой» территории, надежно скрытой от досужих глаз в дебрях варнавинских лесов, текла своя, особая жизнь.

Жертвам репрессий

Немало за это десятилетие было находок: посуда, гвозди, следы развернутых производств, где трудились заключенные, остатки узкоколейки… На месте бывших лагерных пунктов сохранились и элементы построек, например жилых бараков.

— Мы все сдавали в музей, — рассказывает руководитель клуба, идейный вдохновитель проекта «В круге первом. Унжлаг» Дмитрий Тютин. — На местах, где были лагерные пункты, мы валили ель, ошкуривали ее и ставили поклонный крест с табличкой «Невинно осужденным. Незаслуженно забытым. Жертвам политических репрессий с покаянием». Так мы поставили девять поклонных крестов.

Информация о проекте распространилась в средствах массовой информации, после чего участники экспедиции получили много писем от людей, чьи родственники были в Унжлаге.

Разные судьбы

В ходе проекта, собирая информацию по Унженскому лагерю, организаторы познакомились с нижегородкой Верой Морозовой. Та уже восемь лет активно изучает историю Унжлага. Она автор нескольких сборников воспоминаний самих отбывших наказание, тех, кто работал в системе лагерей, их потомков.

— В поселениях при ОЛП (отдельных лагерных пунктах) функционировали ясли, детские сады, школы для детей сотрудников лагеря и бывших заключенных. На Лапшанге работали три школы: общеобразовательная, для детей; вечерняя — для малограмотных работников Унжлага; школа на территории зоны, в которой обучались заключенные по программе с 6–7-х классов. Посещали ее «зэка» после рабочего дня. Директором там был И.П. Вершинин, учитель истории.

Отдельный сборник автор посвятила ветеранам Великой Отечественной войны. Фронтовики, имеющие государственные награды, оказывались по обе стороны колючей проволоки: одни сидели, а другие охраняли.

— В Унженском лагере, например, находился киевлянин, конструктор оружия Василий Лютый. Он помогал советами сержанту М. Калашникову когда-то, поскольку В. Лютый имел блестящее академическое образование (закончил Академию Генштаба).

Цветы и нож

У жительницы Богородска Лидии Васильевны Румянцевой отец тоже был на фронте и вернулся с войны с боевыми наградами. Чтобы прокормить семью в голодное послевоенное время, Василий Иванович устроился ветфельдшером в Унжлаг. Следил за собаками, служащими для охраны заключенных.

— Я была маленькой, когда однажды отец взял меня с собой в зону на работу. Там были осужденные, бесконвойные. И вот кто-то из них подхватил меня на руки и… в магазин отнес. А на мне было платье с большим карманом на животе. И давай мне всего туда накладывать! Потом нарвали цветов. До сих пор помню, это был львиный зев, — рассказывает Лидия Васильевна. — А однажды у нас ночевала жена заключенного с сыном — приехали на три дня. И кто-то перебросил через колючую проволоку записку, а та женщина ее подняла, и с вышки это увидели. В последний день свидания с мужем ей не дали. Как она плакала!

После Сталинградской битвы в Унжлаге оказались немцы, пленные солдаты. Для их содержания выделили отдельную зону №9. Кстати, располагалась она в вековом сосновом бору, где был целебный воздух. Красный Крест посылал заключенным гуманитарную помощь. За цветными банками из-под тушенки, печенья, конфет охотились местные ребятишки: делали из них ведерки. А женщины старались завладеть таким сувениром, чтобы складывать туда нитки, иголки, пуговицы. Такая банка сохранилась в семье Виктора Ласточкина. Ее передал он в музей ГУЛАГа в Сухобезводном.

— Один раз, когда мимо проходили отряды немцев, мы, детвора, увязались за ними. Мы называли их фрицами. Вдруг один вытаскивает из-за голенища нож и нам показывает. Мы, конечно, врассыпную… — вспоминает Лидия Васильевна. — Я не помню, чтобы они там работали. Где-то в 1954 м их погрузили в эшелоны, увезли и потом обменяли на наших военнопленных. Этот ОЛП закрыли. Офицеры немецкой армии были в другом лагере, сейчас это Богородский район, село Оранки.

По воспоминаниям дочери фронтовика-артиллериста А.Ф. Корякова, управлявшего одной из первых боевых «Катюш», а позже сотрудника Унжлага, отец строго-настрого запрещал ей подходить к заключенным ближе чем на 500 метров. И неудивительно: в лагере сидели не только осужденные по 58 й, политической, статье, но и отпетые уголовники.

И верили

Примечательно, что рассказы о священниках и мирянах, пострадавших за веру, встречались Вере Морозовой в ее исследовании истории Унжлага редко.

Первое достоверное воспоминание принадлежит Тимофею Печенюку, который провел в лагерях 10 лет. В его мемуарах я нашла упоминание о директиве, разосланной в начале Великой Отечественной войны по всем лагерям: если заключенный без уважительной причины не выходит на работу, то начальник зоны имел право без суда и следствия расстрелять его на месте. Тимофей Андреевич писал, что воры, сидевшие в лагере в поселке Лапшанга, стали говорить, дескать, все это неправда, и часть из них отказалась выходить на работы. Когда заключенных вывели за территорию зоны, неожиданно прозвучало несколько выстрелов. Вечером все узнали, что было расстреляно несколько воров и вместе с ними монахини. Почему они не вышли на работу, как это произошло? Неизвестно.

Второе упоминание есть у белорусского писателя Сергея Граховского, который тоже отбывал наказание в Унжлаге с 1937 года. Он писал, что во время войны страна остро нуждалась в поставках леса, поэтому закладывались новые зоны. Так в глухом лесу появилась зона №24. И среди тех, кого отправили закладывать ОЛП, были монахини. Они жили в шалашах, пилили лес, в осеннюю дождливую пору им негде было согреться и просушить одежду. Многие из них умерли от простуды. Сейчас можно только приблизительно найти места захоронений вблизи поселка Заречный Варнавинского района — бывшей 24 й зоны Унжлага.

Воспоминания о монахинях и священниках содержатся и в книге Льва Зиновьевича Копелева «Хранить вечно», который, несмотря на полученные во время войны звания и награды, в 1945 году был арестован и отбывал наказание в Горьковской области. В главе «Пасха» он описывает, как верующие и неверующие вместе отмечали торжество за «колючкой» на 22 й зоне, на станции Кайск, ныне это поселок Черемушки.

В поселке Северном, бывшей Лапшанге, сегодня действует храм в честь святого Иоанна Богослова. В нем звучат молитвы не только о тех, кто пострадал за веру, и несправедливо обвиненных, но обо всех людях, ведь шанс на спасение есть у каждого.

Дарья Петрова

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.