«Мы ничего не забыли»

Дети Великой Отечественной войны — так называют сегодня тех, кому за 70 лет. Целое поколение людей, рожденных с 1928 по 1945-е годы. И дело здесь не только в дате рождения. Их детство украла война. Одно страшное слово вмиг перечеркнуло громкую радость и  безусловное счастье самой чудесной в жизни поры. К сожалению, ничего с того времени не забылось, не завязло в песке памяти. Они, дети войны, слишком хорошо все помнят…

Людмиле и Татьяне Лубяко, педагогам с большим стажем, воспитавшим ни одно поколение учеников, нелегко вспоминать о своем детстве. Но память о погибшем отце и многочисленных родственниках, полегших на полях войны, заставляет вновь и вновь вспоминать о пережитом …

Первый день войны

Когда началась война, Люде было 4, а Тане шел третий год.
Люда была постарше, и она хорошо помнит, тот самый первый день, в который тревожным голосом Молотова разлетелась по стране страшная весть о начале войны.
«Наш папа пришел с ночной смены (он работал на заводе «Труд»), — вспоминает Людмила Борисовна. Лег отдохнуть. Мама повела нас гулять на откос. Не успели мы уйти далеко, как нас догнал папа, в домашней одежде и тапочках, очень волнованный сообщил, что только что по радио выступил Молотов и сообщил, что Германия напала на нашу страну. Отец подхватил нас обеих на руки и спешно пошел домой». Придя домой, Борис Лубяко тут же собрался и ушел на завод на встречу с дирекцией, потому что им срочно пришлось решать производственные задачи по ускоренному выполнения военного заказа.

В этот же день к дедушке сестер Лубяко, Федору Семеновичу Борисову, который был активным членом домового комитета, пришла председатель комитета. Они долго обсуждали предстоящую работу комитета в условиях военного времени. С первых дней войны им пришлось много и напряженно работать. Дома по улице Минина были деревянные, в один, два этажа. Чтобы защитить постройки от  немецких авиа налетов, они привозили речной песок, укладывали на чердаки, обмазывали стропила, все деревянные части на чердаке глиняным раствором, организовывали патрулирование дружинниц, которые в темное время суток ходили по кварталу: следили за выполнением светомаскировки.

Семья Лубяко достаточно выдержанно, спокойно встретила первый день войны. Была организованность, деловитость, без суеты и паники. Вернувшись поздно с завода, наскоро поужинав, отец семейства лег спать, чтобы на следующий день спозаранку уйти на работу, рабочий день уже был ненормированным…

Прощание

С первых же дней войны мобилизовали дядю девочек Льва Федоровича Борисова.
А в середине июля их отцу пришел вызов из Москвы — его вызывали на учебу в Военно-Политическую академию им. Ленина. Армии и флоту нужны были политруки, а Борис Лубяко был кадровым офицером Военно-Морского флота.

«Перед отъездом вся наша семья вышла проводить папу в прихожую, вспоминает Людмила Борисовна. Бабушка его поцеловала, перекрестила, мы стояли рядом с мамой, молчали. Папа стоял, держась за дверную ручку, и никак не мог уйти из дома, какая-то огромная неведомая сила удерживала его на пороге нашего дома. Затем быстрым рывком он открыл дверь, и вышел — папа ушел навсегда».

Военные будни

Притихшая, Люда садилась на сундук под черную тарелку репродуктора и слушала взволнованный голос диктора Юрия Левитана, который передавал сводки собинформбюро. Обладая хорошей памятью, она хорошо запоминала те города, те населенные пункты, где шла война.

Занимались девочки в светлое время дня, поскольку на электричество был введен жесткий лимит. Девочки любили рисовать. Рисовали домик с двухскатной крышей, забор, за забором — деревья, на ветвях которых висели желтовато-коричневые кусочки жареной картошки. «Это была мечта, — вспоминают сестры. Жареная картошка в нашем доме — за праздник. Мама нам жарила картошку на маленькой сковородке. И мы ее всегда очень ждали». Еще девочки рисовали самолет, летящий над домиком с картофельным деревом, стальным птицам отводилась особая роль.

Маленькие девочки Лубяко жили недалеко от Сенной площади на улице Минина, поэтому хорошо помнят гул моторов и крылья пролетающих самолетов над их домом.

Немцы быстро добрались до Горького. Поздней осенью 1941-го года начались обстрелы города. Противники бомбили сначала Автозавод, Красную Этну, пытались прорваться на другой берег Волги.

Немцы пытались прорваться через Волгу, на другом берегу реки базировался склад нефтепродуктов «Моховые горы». Противник пытался спровоцировать экологическую катастрофу: взорвать нефтесклад, чтобы попавший в  Волгу керосин поджигал все, что есть на берегах.

По Божией милости ни один самолет не пролетел через Волгу, ни одна сброшенная бомба (их сбрасывали немало) не разорвалась ни на откосе, ни на пустыре, где сейчас находится трамплин, ни на площади. Под волжским откосом стояли артиллерийские батареи ПВО, которые огнем зенитных пушек заграждали путь немецким самолетам.

И все-таки одна бомба разорвалась около церкви Всемилостивого Спаса, купол которой, по-видимому, служил ориентиром для налетчиков. Бомба попала в небольшой двухэтажный дом. Взрыв был такой сильный, что ударная волна докатилась даже до дома Лубяко. Дом подпрыгнул, разошлись венцы, в нем стало еще холоднее, чем раньше. Вернувшись из убежища домой, Люда приподняла светомаскировку на окне, и увидела, как на фоне красного зарева пожарища виднелся черный силуэт купола Спасской церкви — всю войну в ней хранились боеприпасы.

Ночное происшествие

Однажды тетя девочек Елизавета Федоровна Борисова сильно задержалась на работе. Ей как заведующей РАНО канавинского райисполкома часто приходилось оставаться на ночные дежурства, решать много срочных вопросов. Канавинский район сильно обстреливался ( мост, заводы, элеватор), бомбы попадали в учебные заведения, и ей приходилось срочно переводить школьников и воспитанников детских садов в другие здания.

Она возвращалась домой на трамвай двойка. Когда трамвай подошел к остановке «Трудовая» ( около 2-го корпуса Инъяза), неожиданно объявили воздушную тревогу: моментально отключилось электричество, все пассажиры вышли на улицу, и дружинники, патрулирующие этот квартал, всем предложили перейти в укрытие. Тетя решила пойти домой — оставалось недалеко. Идя по улице Фрунзе ( была ясная лунная ночь), тетя Лиза вдруг увидела, как сквозь искрящийся снег движется огромная черная тень: над ней летел немецкий самолет. Он летел так низко, что его шасси чуть не задевали провода уличных фонарей. Лунный свет осветил кабину, и тетя увидела остроносый профиль немецкого летчика, который очень внимательно смотрел вниз. Он, по всей видимости, тоже видел тетю, единственного человека, стоящего у забора. Под брюхом самолета висела бомба. Он летел крадучись, с выключенным мотором. Летчик, похоже, был очень опытный, хотел прорваться к Волге, но и этого летчика встретили спрятанные под откосом зенитки. Тетя, вросшая в место у забора, слышала, как осколки взрывающихся снарядов ударялись о мостовую на улице Минина. Переждав стрельбу, тетя пришла домой.

Осиротели

Этот год был тяжелым для семьи Лубяко. Когда дрогнула Москва, Военно-Политическая академия, в которой проходил стажировку отец девочек, эвакуировалась на Урал. Борис со второго курса добровольцем ушел на Черноморский военный фронт. Он командовал торпедным катером в районе Севастополя. Когда Севастополь пришлось сдать врагу, военные моряки, топили свои корабли и спасались от немецких захватчиков кто вплавь, кто на шлюпках. Папа девочек ушел последним (так как он был командиром корабля), вплавь, потом его подобрала шлюпка. Выжившие моряки добрались до Геленджика. Там бывший инженер, в будущем легендарный майор Цезарь Кунников собрал из таких моряков бригаду морской пехоты, куда вошло 273 человека, самых бесстрашных, мужественных, смелых моряков. В течение месяца он обучил членов своей десантно-штурмовой бригады обращению со всеми видами стрелкового оружия, приемам рукопашного боя.

В ночь с 4 по 5 февраля был осуществлен Черноморский десант под Новороссийском. На тральщике «Земляк» на берег высадился и  наш отец, младший политрук, командир двух взводов. Они закрепились в районе Станички под Новороссийском. И в одном из первых боев Борис Лубяко погиб.

Тихие елки

Единственное яркое впечатление военного времени — новогодние елки, светлое, доброе на фоне того темного, страшного ужаса войны, слез и потерь…

У сестер Лубяко даже сохранился пригласительный билет 1944 года во дворец пионеров им. Чкалова.

Детворы на елки, по словам наших героинь, приходило много, но не было громких голосов, звонкого смеха, дети войны были тихие. «В полукруглом зале дворца выставлялись клетки с птичками и зверюшками, мы с любопытством разглядывали кроликов, ежиков, черепашек. Катались с горки, водили хороводы вокруг елки», — вспоминает Людмила Борисовна. Артисты горьковских театров всеми силами старались нас развеселить и рассмешить. Показывали кукольное представление, ведущий комик драмтеатра читал «Рассеянного с улицы Бассейной» Маршака, а мы не смеялись, и улыбались-то немногие».

Самый первый день Победы

Война подходила к концу, бои шли в Берлине.
8 мая легендарный маршал Георгий Жуков, подписал документ о капитуляции Германии.
В этот день была отменена светомаскировка.

На другой день, 9 мая, выступал с утра Сталин, поздравлял советский народ с победой, благодарил всех, кто ковал победу и на фронтах войны и в тылу. Бабушка девочек целый день молилась, вознося благодарственные молитвы Господу, Божией Матери и всем святым. У мамы и бабушки целый день были заплаканы глаза, так как в этот день особо остро почувствовалась потеря родных, и особенно отца. День был холодный, пасмурный, даже летали снежинки. Природа по-своему им сочувствовала и оплакивала жертвы войны.

Кусочек хлеба и сладостей

В сентябре 1945-года Люда пошла в школу, ей шел девятый год. В ситцевом платье и ботинках, полученных по ордеру, с голубой из толстого картона сумкой.
«В школе нас кормили завтраком, для детей войны, это было большой радостью, — продолжает свой рассказ Людмила Борисовна. Кусочек серого хлеба с промокшей дорожкой сахарного песку я приносила Тане. Таня меня каждый день ждала их школы. Для нее этот кусочек серого хлеба был настоящим лакомством. Под ноябрьские праздники нам дали кусочек хлеба с двумя кружочками ливерной колбасы. До этого мы с сестрой никогда колбасу не видели».

Таня пошла в школу в 1946-ом году. Государство, как могло, заботилось о детях сиротах погибшего фронтовика. Лубяко не платили за учебу (в ту пору школьное образование еще было платное), одевались по ордерам. Летом 46-го года сестры по путевке от завода «Труд» поехали в пионерский лагерь. «Перед тем, как ехать в лагерь, рассказывает Людмила Борисовна, — мы для тети и бабушки накопили сладости, по секрету». В железную коробку из-под кофе девочки складывали кусочки колотого сахара, цветные горошки, помадки в форме денежек, ириски. Перед отъездом они поставили эту баночку бабушке в буфет, полностью набитую сладостями и оставили записку. Когда они вернулись, бабушка сказала, что заплакала, увидев этот подарок. 1946 и 47-ой годы были очень голодными и даже сахар по карточкам не выдавался. А бабушка с тетей Лизой пили чай с  конфетками и сахарными кусочками, пусть и окаменевшими.

Встречи с отцом

Много лет спустя к моей сестре Тане ( она работала учителем в Канавинской школе) подошла коллега с вырезкой из газеты «Труд» за 1972-ой. Накануне Дня советской армии и флота в этой газете была опубликована заметка бывшего политрука бригады морской пехоты Петра Бачика «Один день Малой Земли». Он собирал материал о малоземельцах, для книги о боях на Малой Земле ( кусочек земли под Новороссийском, который наши моряки удерживали 225 дней). Из этой заметки сестры узнали, как погиб их отец.

Через год газета «Красная звезда» тоже разместила на своих страницах заметку о Малой земле Петра Бачика под названием «Одни сутки». В этой заметке младший политрук Борис Лубяко тоже был упомянут. Это была вторая встреча сестер Лубяко с отцом.

Папин наказ

В 1993 году, когда отмечалось 50 лет со дня высадки бригады на побережье Черного моря, Людмиле Борисовне приснился сон.
«Мы сидели за большим столом, — рассказывает Людмила Борисовна. Поседевшие, постаревшие, а папа такой, каким был в 36 лет. В кителе морского офицера с золотыми нашивками, в белой рубашке, черном галстуке. Мы пили чай с тортом, беседовали о жизни. Перед уходом, подойдя к письменному столу и сняв китель, отец достал из буфета наши деньги и, разложив перед нами веером пять тысячных купюр, сказал: «Отдайте эти деньги на восстановление пяти храмов». Потом подошел к зеркалу, надел фуражку и сказал: «Меня не провожайте».

Когда Люда проснулась, на душе было и печально и радостно одновременно.
«Отцова душа все-таки нашла нас, и именно она подвигла нас, чтобы мы искали путь к храму. Мы в Бога верили, молились, но в церковь не ходили, — с сожалением подмечает Людмила Лубяко.

Татьяна обошла пять храмов, посылала деньги на восстановление Троицкого собора Дивеевского монастыря. Папин наказ сестры выполнили.

С тех пор Лубяко стали регулярно посещать храм: сначала ходили в Скорбященскую церковь, потом в церковь Жен-Мироносиц, а когда начались богослужения в соседней с домом церкви — в честь Воскресения Христова, стали ее постоянными прихожанками.

Р.S. Около сорока родственников Людмилы и Татьяны Лубяко погибли во время войны, в блокаду и на фронтах. В живых остался только один дедушкин племянник Иван Александров, который водил машину по «дороге жизни» через Ладогу и дядя Лев Борисов, который через всю войну проносил в своей гимнастерке завернутый в полотняную тряпочку образок Николая Угодника. За войну девочки быстро повзрослели, стали серьезнее и молчаливее, они, дети войны ничего не забыли, — ни тревожных сводок информбюро, ни известия о гибели отца, ни  постоянного голода, ни бабушкин слезных молитв …. А сколько их детей, выросших в войну, и у каждого свое выстраданное выплаканное воспоминание.

Марина Дружкова

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской епархии обязательна.