Интернет сайт Нижегородской епархии www.nne.ru



Главная > Интервью > Разговор с главным конструктором
16:55, 13 февраля 2012

Разговор с главным конструктором

Наша страна всегда славилась конструкторами и изобретателями, талант которых проявлялся в самых различных сферах жизни. Один из них—Владимир КИРИЛЛОВЫХ, главный конструктор самых крупных экранопланов в мире, проработавший в знаменитом Центральном конструкторском бюро имени Р. Е. Алексеева всю свою производственную жизнь. Мы побеседовали о жизни, научном и конструкторском творчестве с человеком, для которого уважение к наставникам и любовь к Родине—святые понятия и слагаемые профессионального успеха. В нынешнем году Владимиру Николаевичу исполнилось 80 лет, а месяц назад Президент России Дмитрий Медведев наградил его орденом „За заслуги перед Отечеством».

— Владимир Николаевич, как вы стали главным конструктором во всемирно известном ЦКБ?
— Как известно, бюро было создано уникальным учёным и изобретателем Ростиславом Алексеевым. В 1970 году Военно-морской флот СССР заказал нашему ЦКБ и Алексееву как главному конструктору боевой транспортно-десантный экраноплан, который мог бы перевозить 20 тонн боевой техники—например, танк — со скоростью 300 километров в час на расстояние 1000 с лишним километров.
Экраноплан грузил военную технику, сам сползал с берега, быстро летел над водой и затем выползал на другой берег. Излишне говорить, что такого аппарата до этого не было и до сих пор его нигде не построили.
Параллельно Алексееву „задали» ещё более крупный экраноплан, который перевозил бы три танка, и он пригласил меня работать к нему уже в качестве заместителя главного конструктора по созданию гиганта. К сожалению, поработать с ним в этом качестве пришлось недолго — Алексеева из-за непринципиальной аварии его экраноплана „Орлёнок» отстранил от должности главного конструктора министр судостроительной промышленности.
Ведь бюрократическая система не терпела гениев с нестандартным решением проблем. И мы, его заместители, молодые конструкторы, неожиданно остались брошенными на самостоятельную работу. А через некоторое время я был назначен главным конструктором „Луня»— первого корабля из числа боевых ракетоносных экранопланов весом около 400 тонн. Экраноплан должен был быть вооружён шестью мощнейшими крылатыми ракетами. Для сравнения: самые крупные боевые самолёты того времени могли нести только одну такую ракету.
Пришлось работать самостоятельно. То, что Алексеев не участвовал, было ущербно, но ЦКБ под его руководством накопило уже такой потенциал, что коллектив мог справляться. И без Ростислава Евгеньевича мы не уронили честь ЦКБ, хотя, может быть, работали и не так блестяще.
Но благодаря железной дисциплине, которая была в то время, и при помощи всего советского военно-промышленного комплекса мы добились большого результата: не сорвали ни одного срока создания и изготовления экранопланов. „Орлята» Алексеева пошли в серию, первого „Луня» мы сдали в 1989 году. Второй „Лунь» тоже закладывался как ракетоносец, но случившаяся в то время катастрофа с подводной лодкой „Комсомолец» внесла свои коррективы, и он был достроен как спасательный экраноплан.
Так мы стали переоборудовать ракетный экраноплан в спасательный, и, надо сказать, он получился весьма эффективным. На первом „Луне» мы провели маневры и испытания, результат был очень высоким. Планировалось сделать пять соединений спасательных экранопланов: на Северном флоте, на Балтике, на Чёрном море и два на Дальнем Востоке. Словом, планов было громадьё. Страна хотела строить „Орлята» и „Луни» по 10 штук за пятилетку. Но вдруг закончился социализм, а с ним —и строительство наших эффективных аппаратов.

— Начался самый тяжёлый период в вашей профессиональной деятельности…
— Тогда, в 1992 году, многие решили, что закончены все холодные и горячие войны, и мы будем обниматься с капиталистами. В 1993 году министр обороны США Ричард
Чейни приехал к нам в ЦКБ, с ним толпы чиновников и охрана из морской пехоты. Надо сказать, что они были только в Москве и Нижнем Новгороде, и в Нижнем их интересовали только экранопланы.
После этого визита они прислали к нам делегацию, оплаченную конгрессом США, в которую вошли лучшие американские авиационные и морские специалисты, военные моряки и лётчики,— всего человек двадцать пять. Согласитесь, для знакомства с технологией, которая была бы не столь значима, американцы не направили бы такую серьёзную делегацию…
Наш замминистра обороны того времени разрешил этот визит: ведь руководители нашей страны тогда были такие же наивные, как и мы. Мы старались не выдавать технологию, но кое-что показали американцам. А дальше на протяжении многих лет у нас не было заказов —ни военных, ни гражданских. Не было денег, зарплату часто не платили, к тому же провели много сокращений.
Но нас неожиданно выручили китайцы, заказав проект грузопассажирского экраноплана. И мы лет шесть, с 1996-го по 2002-й, работали с китайцами, очень стараясь не передавать им военную технологию.
Конечно, мы понимали, что пассажирский аппарат они могли бы пере—
делать в военный. Чертежи мы им не передавали. Думали, что будем поставлять экранопланы. Но работать дальше с иностранными заказчиками нам не позволили. Однако благодаря китайцам мы неплохо заработали и сумели сохранить ЦКБ.

— Владимир Николаевич, были ли в вашей серьёзной работе курьёзные случаи?
— Был у нас, например, такой случай на стрельбах, которые мы проводили в период испытаний „Луня». В дагестанском городке Каспийске, где располагалась наша база, шторм замыл выход из бухты песком, и нам не давали земснаряды, которые могли бы расчистить это горло. Работа остановилась, и я предложил: „Давайте будем стрелять прямо из бухты».
Прилетел я в Горький к начальнику ЦКБ Валерию Иконникову и озвучил это предложение. Он, человек серьёзный, понимал меру своей ответственности. Я ему говорю: „Валерий Васильевич, я решил стрелять из бухты». Он спрашивает: „Стрелять? А куда полетит ракета?» Я говорю: „Как куда? В море!» Он в ответ: „Что, она обязательно в море полетит? А вдруг в райком партии!.. Ты понимаешь, что затеял?»
Я стою на своём: „Надо же правительственные сроки выполнять — время идёт». Он уступил: „Ну смотри, тогда это полностью под твою личную ответственность». Я поехал в Министерство судостроительной промышленности, пришёл к замминистра за разрешением, а он спрашивает: „Если мы подождём месяца три?» Я ему говорю: „Можем не сдать». Он сказал: „Не сдать нельзя. Ладно, давай бумагу». И разрешил.
Стрельбы начались под покровом глубокой секретности в два часа ночи в мирном тихом городке. Естественно, районный КГБ знал — это ведь дело государственной безопасности. Мы выстрелили, в райком партии не попали, ракета полетела, как положено, в море. Но через пять минут нам позвонили из КГБ: „В городе паника, сработала сигнализация всех магазинов, как будто произошёл массовый грабёж! Милиция в панике: не поймут, куда ехать и что делать!» Так что мы напугали всех стрельбой из бухты.

— В чём вы видите секрет вашего здоровья?
— Наверное, первое—это генетика. Наследственность в продолжительности жизни—самый главный фактор. Моя мама дожила до 96 лет, папа—до 82. Второе—это режим, способствующий укреплению здоровья. Ходить по медицинским учреждениям времени, конечно, нет, но здоровье стараюсь поддерживать.
Парусным спортом я давно не занимаюсь, но провожу на воде много времени на построенной собственными силами крейсерской яхте. Те, кто работает на воде, как-то связан с нею, как правило, имеют хорошее здоровье. Я бы даже высказался в пользу отдыха на речных просторах. Река —это разнообразная природа, а море —пустыня водяная, в течение
долгого времени надоедает. Зимой я плаваю в бассейне и хожу на лыжах. Думаю, это способствует здоровью и бодрости.

— Почему вы, так долго и плодотворно работая, не стали лауреатом какой-либо премии?
— Лауреатство и большие награды даются тогда, когда начинает строиться серия кораблей. „Орлёнок» Алексеева вышел хоть и маленькой, но серией, за которую главный конструктор получил Государственную премию (Ленинская премия у него была за суда на подводных крыльях, и два раза её получать нельзя), а другие специалисты —Ленинскую.
Нам за серийного «Луня» полагались очень большие поощрения. Серия была намечена на трёх заводах, но с падением социализма всё прекратилось. А сейчас уже серию „Луня» никто не заказывает, да и делать это нецелесообразно: нужен обновлённый вариант. Однако я не особо расстраиваюсь.
В молодом возрасте, конечно, премии заманчивее и престижнее. Но для себя и для Родины, если хотите, дело сделано, и внутреннее удовлетворение есть. Конечно, если бы социализм продолжился ещё десять лет, то наше дело вышло бы на новые масштабы, мы построили бы мощнейший военный экраноп-ланный флот.

—Для вас до сих пор слова «Родина», «патриотизм» что-то значат?
— Конечно, значат. Если бы не значили, можно было бы провести установленный карантинный срок и уехать за границу. Но даже мысли такой не было. Нельзя бросать в беде семью, Родину, предать Военно-морской флот. Работая в советское время, мы, главные конструкторы военных кораблей, были очень уважаемыми людьми, у нас были приличные зарплаты и льготы.
Жаль, что после перестройки высочайших специалистов у нас в стране опустили на такой низкий жизненный уровень, причём во многих сферах — научной, технической, медицинской. Это одна из несправедливостей, которая способствует превращению нашей страны в сырьевой придаток. Это сначала сильно угнетало, но сей­час мы уже привыкли.
Сколько руководство ни пытается улучшать ситуацию, как будто какая-то невидимая рука делает всё для того, чтобы потенциальная мощь государства не возрождалась. Нефтяники, газовщики, энергетики живут лучше, но это всё сырьевая сфера. Торговать нужно высокими технологиями, а где они? Мы даже не делаем сотовые телефоны, хорошие компьютеры.
Многие новейшие технологии, как и наша, не поддерживаются. Однако я всё-таки оптимист, думаю, что мед­ленный подъём всё-таки неизбежен. Правда, при демократизме он будет долгим, и мне кажется, для создания новой техники нужно более авторитарное руководство.

— Владимир Николаевич, как вы относитесь к религиозной стороне жизни, к вере в Бога?
—Я никогда не был атеистом и даже в советские годы верил в Бога, хотя посещать храм тогда было небезопасно. На протяжении последних лет я ношу крест и хожу в церковь, хотя, может быть, и не так часто, как надо.

Беседовала Светлана Высоцкая. Фото Александра Беляева.