Святой праведный Алексий Бортсурманский (1848)

Много лет тому назад в селе Бортсурманы (бывшей Симбирской губернии Курмышского уезда, а в наши дни на Нижегородской земле) жил праведный старец священник отец Алексий. Со всех сторон сходилось к нему множество народа. Далеко повсюду расходилась молва о его праведности и угодности Богу. Шли к нему люди не только из его прихода и уезда, но и из соседних уездных губерний, даже из самой Москвы. Кто бы ни приходил к нему, всех он принимал с любовью. Для богатого, равно и для убогого всегда, во всякое время были открыты двери в его доме. Шли к нему больные и страждущие, шли со всяким горем, несчастием и нуждой, и никто не уходил от него без помощи, совета и утешения.

Вся жизнь его была посвящена Богу и ближним и была поистине самая труженическая и святая. Все время пребывал он в непрестанной молитве, незлобии и добрых делах. Молился он не только днем, но и ночью, молился неустанно и непрерывно, не давая себе покоя телесного до самой смерти. Всю душу свою клал он за ближних: молился о них, помогал чем только мог и всячески поучал их — и словом, и делом, а главное, примером собственной святой и строгой жизни. За праведность свою получил он от Бога великие дары: дар прозорливости и благодать исцеления. Все люди преклонялись перед ним; да и не только одни простые люди: даже сам преподобный Серафим, чудотворец Саровский, высоко ставил его молитвенный подвиг и почитал его за великого угодника и подвижника Божия. Преподобный Серафим никогда не встречался с отцом Алексием, но знал его хорошо по своей святой прозорливости и говорил про него такие слова: «Сей человек своими молитвами подобен свече, возжженной пред престолом Божиим. Вот труженик, который, не имея обетов монашеских, стоит выше многих монахов. Он, как звезда, горит на христианском горизонте». Когда к преподобному Серафиму приходил кто-нибудь из той местности, где жил отец Алексий, он всегда этих людей отсылал обратно, смиренно уверяя, что у них есть свой усердный ходатай и молитвенник перед Богом, священник села Бортсурманы отец Алексий, который нисколько не ниже его, Серафима.

Иной человек и возгордиться бы мог, видя, как его все почитают, как удивляются на его жизнь, но отец Алексий не только никогда не гордился и не возносился ни перед кем, но напротив, ставил себя всегда ниже всех людей и почитал себя за первого и самого большого грешника. Как многие древние праведники и угодники Божии, он всю жизнь до самой смерти неустанно скорбел о своей греховности и своем недостоинстве перед Богом.

Дожил отец Алексий до глубокой старости и когда наступило время ему умирать, то весь народ сильно плакал и сетовал о нем. Он всех утешал, просил не печалиться о нем и всем говорил, что он не совсем уходит от народа, что кто его будет помнить, того и он не забудет. Непонятны были эти слова людям, и никто не умел истолковать их. Впрочем, вскоре после его кончины все стало ясно. Приехали в Бортсурманы две купчихи, мать с дочерью, и остановились в избе, недалеко от дома священника. Стала дочь рассказывать, что привезла свою больную мать к отцу Алексию, чтобы он помолился о ее исцелении. Мать ее была безумная и буйная к тому же. Хоть и далеко жили они от Бортсурман, а все-таки и до них дошел слух, что много таких больных возят к отцу Алексию, и что все они по молитвам его получают исцеление. Когда дочь узнала, что отца Алексия несколько дней уже как схоронили, так и заплакала; стала причитать на свою горькую судьбу, на то, что теперь уже некому больше помочь ее матери, и весь век придется ей оставаться сумасшедшей. Дочь сидит, заливается горючими слезами, а мать бушует, шумит, непристойные слова выкрикивает, отца Алексия псом ругает. Так стало тяжко несчастной дочери, что попросила она добрых людей покараулить ее мать, а сама побежала на могилу отца Алексия: захотелось ей хоть немного душу свою отвести, хоть немного поплакать на ней. Отслужила по нему панихиду, поплакала, помолилась и пришла домой; мать ее сидит на лавке совершенно спокойно, разумно со всеми разговаривает, не шумит, не бушует, словно больна никогда не была. Опомниться она не могла от радости, понять не могла, как это могло случиться такое чудо. Переночевала здесь дочь с матерью и на другое утро повезла ее домой совсем здоровой. Тут только понял народ, что значили слова, которые говорил отец Алексий перед смертью: «Кто меня будет помнить, того и я не забуду» — и стал ходить с тех пор к нему молиться на могилу, как прежде при жизни его ходил к нему самому. Крепко помнит народ эти последние слова его, и много людей ходит до сего дня к нему на могилу с молитвой, и много чудес творится на ней. Давно жил отец Алексий, давно и умер, в 1848 году. Родился он за полтора месяца до восшествия на престол Государыни Императрицы Екатерины Великой — в 1762 году мая 13 дня. Отец его был священником. Когда подошли года отцу Алексию, отец отдал его в учение в Духовную семинарию в Нижний Новгород. Оттуда он вышел на 22-м году от роду и вступил в брак перед священством. В том же году Преосвященный Нижегородский Дамаскин посвятил его во диаконы к Успенской церкви села Бортсурманы, а через 13 лет Преосвященный Нижегородский Павел посвятил его во священники к той же самой церкви. При ней он служил до глубокой старости, при ней и схоронен.

Первое время своего служения отец Алексий не отличался особенной строгостью жизни и предавался даже иногда пьянству. Но жизнь его круто изменилась после одного случая, через который Господь призвал его к Себе. Раз как-то ночью приехали его звать к умирающему в соседнюю деревню. Отец Алексий рассердился на посланного, стал ему выговаривать за то, что он тревожит его по пустякам, что верно, больной уже не так плох и выживет до утра, что нечего его было будить ночью; отправил этого посланного назад, а сам лег спать. Но заснуть он, однако, не смог: все ему мерещился этот крестьянин, к которому его звали. Наконец, он не выдержал и поехал к нему. Застал он его уже мертвым на лавке под образами, а рядом с ним стоял Ангел со Святой Чашею в руках. Это видение так поразило отца Алексия, что он упал на колени перед покойником и всю ночь промолился над ним. Вернулся домой он уже совсем другим человеком; с той поры его никто и узнать не мог. С этого дня он всего себя посвятил служению Богу и людям; с этого дня повел он праведную, подвижническую и святую жизнь, которой не изменил до самой кончины. Каждый день после этого он неизменно служил обедню и, насколько было сил и возможности, придерживался монастырских уставов и келейных правил. Правила у него были такие: полуночное — полуночница, 12 псалмов избранных, житие святого того дня, из Пролога поучение того дня; утреннее — молитвы утренние, часы, акафист или преподобному Сергию, или великомученице Варваре, или святителю Митрофану; полуденное — 4 кафизмы; вечерние — канон Спасителю с акафистом, канон ангелу Хранителю, молитвы на сон грядущий; при этом он клал поклоны с молитвою Иисусовой. Ночью при всяком пробуждении также клал поклоны. Вообще всех поклонов в течение суток он клал до полутора тысяч.

Все время, которое оставалось у него от треб и служб церковных, он принимал приходящих к нему людей. Желающих предпринять какой-нибудь подвиг он или благословлял на него, или же отговаривал, смотря по Божиему откровению и указанию; больных и немощных исцелял по святым молитвам своим; страждущих утешал и подкреплял словом Божиим; порой читал приходящим к нему наставления, но всегда с такой кротостью и любовью, что невольно привлекал к себе сердца и глубоко действовал на слушателей. Единственные люди, к которым он относился с большой строгостью, были колдуны и ворожеи; их он даже не впускал к себе и приказывал передавать им, что примет их только тогда, когда они покаются перед Богом и бросят свое бесовское занятие. Порицал он не только самих колдунов, но и всех тех, кто обращался к их волхованиям. Бедных и неимущих отец Алексий наделял чем мог. Одну часть денег, которые он получал от богатых почитателей своих, он отдавал на украшение бортсурманской церкви, а другую раздавал бедным. Сам он с бедных ничего не брал, даже за исполнение служб церковных. Бедным раздавал он также холсты, чулки, лапти собственной работы и другие вещи. Лапти плел он обыкновенно после обедни, садясь на лавочке перед своим домом. Очень часто крестьяне, которых постигало бедствие, как, например, пожар или падеж скота, находили у себя неизвестно кем подкинутые деньги, которые помогали им заново отстроиться и поправиться в хозяйстве. Никто не знал, откуда приходила им эта милостыня, и только раз застали отца Алексия в соседней деревне и видели, как он таким образом, тайком клал деньги одному погоревшему мужику. И сам он всегда делал добро тайно и других учил делать его тайно, как учит нас Святое Писание: чтобы правая рука не знала, что делает левая.

Как уже говорено было раньше, за праведность свою получил отец Алексий от Бога дар целения и прозорливости. Удостоился он также от Бога многих видений и откровений. Одно из его видений записано игуменией Арзамасского монастыря Марией, которую отец Алексий очень уважал, которой он рассказывал много про себя, чего не открывал другим людям. Вот как она говорит про это видение: «Во время опасной болезни, когда сей праведный старец лежал на одре своем с великим терпением, он удостоился слышать такое сладкое пение, которое никакой язык человеческий передать не может, и Сама Царица Небесная с великомученицей Варварой, одеянны в белые ризы, посетила раба своего страждущего и без всяких врачей сотворила его здрава».

Сам отец Алексий также записывал свои видения и откровения, и в его записках говорится, что однажды ночью ему явился Господь Иисус Христос в царской одежде, пришедший с неба, и благословил его. Рядом со Христом стояли три девы в белых одеждах, то есть три добродетели: Вера, Надежда и Любовь; явилась с неба и Царица Небесная, и слышал он голос, который вещал: «Сей есть Сын Мой единородный, Сын Божий».

Во время французского нашествия, в войну 1812 года, отец Алексий молился за обедней, чтобы Господь даровал России победу над врагом, и вдруг он увидал Ангела, посланного Богом, который возвестил ему, что силы небесные двинулись нам на помощь, что враг будет сокрушен, и что возрадуется вся Россия.

Однажды за обедней, когда отец Алексий произносил слова: «Господи, Иже Пресвятого Твоего Духа в третий час Апостолом Твоим ниспославый», — он услыхал голос, исходящий с неба на тело и кровь Христову, и голос этот вещал: «Сей есть Сын Мой возлюбленный».

В другой раз услыхал отец Алексий райское пение и увидал Самого Господа, который повелевал ему пасти стадо Христово: «Паси овцы моя, паси избранныя моя, и внемли стаду моему. Аз же тя поставив над оным стадом горою святою Моею и стража церкви».

В 1814 году, 14-го февраля, за Божественной литургией возвещено было ему от Ангела Господня, что с этого дня он начал проходить ангельскую службу, и в тот же день ночью он в сонном видении поклонялся в алтаре сущему в огне и в свете неизреченном самому Богу. Кроме этих видений было у него еще много и других.

Порой, когда у него оставалось немного свободного времени, отец Алексий любил заниматься полевыми работами и разного рода домашними делами; любил также работать в огороде и в саду. Был у него небольшой пчельник, который он сам завел.

Как сам отец Алексий не любил праздности, так и других всегда учил работать и трудиться. Семейство отца Алексия состояло из жены Марии Борисовны, женщины очень трудолюбивой, набожной и религиозной, сына Льва и двух дочерей: Татьяны и Надежды. Позднее у него жила еще приемная дочь Матрона и родной брат его Александр, заштатный диакон.

За девять лет до своей кончины отец Алексий вышел за штат и передал свое место отцу Павлу Вигилянскому, женатому на родной внучке его, от старшей дочери Надежды. Передав свое место, он передал также и все заботы по дому и хозяйству отцу Павлу и уже больше не касался их. Сам он перешел в малую келию, построенную под одной крышей с домом священника. В келии этой было одно только окно, всегда завешанное, которое выходило к церкви. Удалив от себя всякие мирские хлопоты, отец Алексий весь предал себя молитвенному подвигу. Домашние не тревожили его в его уединении и приходили только в тех редких случаях, когда почему-нибудь необходимо требовались их услуги. На вид он в это время был совсем дряхлым и согбенным старцем. Лицом своим, как говорят, он очень похож был на преподобного Серафима; на него подобен он был также и всей своей жизнью. Глаза его светились миром и любовью, какой-то внутренней духовной радостью и словно озаряли все вокруг него. Взор у него был проникновенный и проницательный. Казалось, что он насквозь видел каждого человека и читал в его душе самые сокровенные мысли и дела. Отец Алексий был небольшого роста и очень худ. Голос у него был тихий и мягкий, как в обыденной жизни, так и при совершении службы Божией. В одежде он придерживался крайней простоты и суровости, как и вообще во всей своей обстановке. Белье носил из простого крестьянского холста; рясы он почти не носил, а ходил в одном полукафтанье. Последние тридцать лет своей жизни он совсем не ходил в баню, а под конец носил власяницу, в которой его и похоронили по его желанию. Спал он на жестком войлоке; ходил постоянно в лаптях, а сапоги надевал только в храм Божий. К старости от его долгих молитвенных стояний у него сильно болели и пухли ноги, и он дома иногда ходил в вязанках.

В маленькой убогой келии его была только небольшая печь, на которой нельзя было даже лечь, жесткая постель, стол с несколькими стульями и аналой, поставленный перед образом с вечно теплящейся лампадкой.

св. прав. Алексий Бортсурманский

Главным занятием его была молитва и совершение служб церковных. По заповеди апостольской отец Алексий молился непрестанно. Он и раньше придерживался монастырских уставов и келейных правил, а тут, с переходом в келию, он уже со всей строгостью и полностью мог исполнять их. В какое бы время ни входили к нему, его всегда заставали молящимся. Служил отец Алексий почти каждый день даже и тогда, когда вышел за штат. Уставов он не любил сокращать и всегда строго относился к небрежности в службе. Пищу он вкушал только один раз в день. Мяса не употреблял совсем. По средам и пятницам не вкушал ничего горячего; строго соблюдал посты и во время постов не вкушал ни рыбы, ни масла. В первую и последнюю неделю Великого поста никто в доме не знал, чем он питался; в эти дни, по его приказанию, ему вовсе не приносили никакой пищи.

Так велика была его вера и любовь ко Всемогущему Богу, так глубоки и искренни были его молитвы, что враг рода человеческого по своей исконной злобе к Богу и людям не мог оставить его в покое и посылал ему многие искушения. Про искушения эти отец Алексий рассказывал игумении Марии, и вот что ею было записано с его слов: во время ночных молитв и поклонов враг так сильно смущал его, что приподымал от земли и сильно ударял об пол, и только Божие подкрепление и защита хранили его. Когда же по немощи телесной он успокаивался сном, то и тут бесы не оставляли его разными видениями, например, толкали его и кричали: «Что ты спишь? Царь едет» или «Пожар у тебя в келии, и ты погибнешь», или «Воры расхитят все у тебя!» Каждый раз, пробуждаясь от таких видений, праведный иерей творил поклоны или упражнялся в чтении псалмов и тем укреплял телесную немощь. В собственных записках отца Алексия были записаны такие слова: «Попусти Бог на меня искушение и множество многое дьяволов снидеся; едва-едва мог именем Господа Бога моего избавиться от них. И литургию едва мог отправити, сопротивляхся им и заступи мя Пречистая Богородица Владычица и святые ангелы и угодники Христовы, а, впрочем, сто скорбей и болезней от злых дьяволов принял, также ночных злых видений Божиим попущением за грехи мои тяжкие, но милостью Божией спасен был». Однажды, измученный дьявольскими искушениями, отец Алексий молился перед образом Спасителя, чтобы Господь разлучил его душу от тела. В ответ на эту молитву отец Алексий увидал, что образ Спасителя прослезился, и он услыхал голос, который обещал ему венец праведный.

Как сам отец Алексий всегда молитвой и постом отгонял от себя искушения, так он и других всю жизнь учил бороться с ними и твердо верить в помощь Божию. Вот какими словами поучал он, например, игумению Марию в одном своем письме к ней: «Терпи и надейся получить помощь Божию, а с ней можешь победить и все восстания врага душ человеческих. Не было бы искушений, не было бы венцов. Воина за то венчают, что он грудью стоит против врага за свое отечество. Враг же души нашей гораздо опасней всех тех врагов, которые бывают в обыкновенном сражении».

Весь предавшись посту и молитве, отец Алексий последние годы своей жизни никуда не ходил, кроме храма Божия, и все время пребывал в своей келии. Раньше того, пока еще не выходил за штат, отцу Алексию много приходилось ездить по своему приходу и исполнять всевозможные требы, и ездил он с требами всегда ко всем с великою радостью и готовностью. Просто же в гости он не любил ездить; не любил он праздно проводить время, не любил и праздных разговоров и всегда отказывался от всяких приглашений. Бывал он только, да и то в самых крайних случаях, у своей внучки, у сына Льва (бездетного священника в соседнем селе) и в барском доме у помещика села Бортсурманы Д. С. Пазухина, которого он очень любил и уважал.

Сам помещик и вся его семья, в свою очередь, глубоко почитали отца Алексия, преклонялись перед его многотрудной и святой жизнью и оказывали ему всякое внимание и почтение. Уважали и глубоко почитали его и многие другие помещики, не только из его округи, но и из соседних губерний; ездили к нему, писали ему письма, просили его благословения, совета, его святых и каждодневных молитв. Все, кто только знал его, все до последнего человека признавали его за великого угодника, молитвенника и целителя. И не мудрено, что шла такая молва о нем.

Вот, например, несколько чудесных исцелений его. Лет семьдесят тому назад в городе Курмыше жили муж с женой Растригины. У них была дочь Татьяна, которая с рождения не владела ногами. Они у нее были сухими. Наслышавшись много про святость отца Алексия, родители ее решили отправиться к нему и попросить его помолиться о ребенке. Девочке в это время было уже 6 лет. Несмотря на то, что сам Растригин был человек состоятельный (он торговал красным лесом и держал паром на р. Суре) и мог бы нанять лошадей, жена его из усердия отправилась в Бортсурманы (25 верст от Курмыша) пешком, неся всю дорогу ребенка на руках. В Бортсурманы пришли они уже к вечеру. Когда они вошли в келию к отцу Алексию, он тут же назвал девочку по имени, хотя видел ее в первый раз в жизни, положил ей руку на голову, благословил их обеих и помолился с ними. На другое утро опять помолился и помазал больные ноги ребенка маслом из горящей перед его образом лампадки. Благословив, он отпустил их, сказав, что будет молиться о них.

Когда Растригина со своею дочерью отошли 12 верст от Бортсурман, девочка стала проситься спустить ее на землю. Хорошо знала мать, что дочка ее несчастная не может сама по себе двигаться, и так ей стало горько от ее просьбы, что она даже заплакала, но все-таки спустила девочку на землю. К великому удивлению своему она увидала, что дочка ее, слабо шевеля ножками, поползла вперед. Вскоре она опять взяла ее на руки, но несколько раз по просьбе ее спускала на землю, и каждый раз девочка все лучше и лучше владела ногами. Когда же они пришли в Курмыш, то девочка к великому удивлению всех окружавших, уже совсем твердо стоя на ногах, прямо вошла к себе в дом.

Приблизительно в то же время жил в городе Курмыше один рыбак, Лука Шулаев. Раз как-то ему вошел крючок от удочки в руку. Рука сильно вспухла и разболелась. Его уговорили идти к доктору, но он все отказывался. Стало ему очень плохо, день ото дня все хуже: он решился, наконец, последовать доброму совету и отправился к доктору. Как только доктор увидал его руку, так прямо и сказал ему, что он пришел слишком поздно и что теперь ему ничем нельзя помочь. Тогда он, в страхе, пошел в Бортсурманы к отцу Алексию и попросил его помолиться о себе. В ту же ночь он увидал во сне, что будто к нему подбежала крыса и выкусила все то место, куда вошел крючок, а наутро он проснулся с совсем здоровой рукой.

Крестьянка Зиновия из деревни Лисьей Поляны 5 лет болела ногой. Ходила она к отцу Алексию; он молился над ней, несколько раз благословлял, и по молитве его она совсем выздоровела; скоро она вышла замуж и дожила потом до глубокой старости.

Крестьянин Нижегородской губернии, Сергачского уезда, из села Ожгибовки, Алексий Шляпников страдал несколько месяцев болезнью, от которой его скрючило так, что он не мог разогнуться. Одна знакомая женщина посоветовала ему отправиться и попросить помощи отца Алексия. Отец Алексий оставил его у себя и сказал, что даст знать родным, когда за ним приезжать. Через неделю он послал за ними. Они приехали и застали Алексия Шляпникова совсем здоровым. Он рассказывал, что отец Алексий не давал ему никаких лекарств, а только молился над ним, читал книжку и 3 раза в день благословлял. Через неделю он стал совсем здоров.

Панихида на могиле иерея Алексия в с. Бортсурманы.
Фото нач. 1920-х гг.

Раз как-то привезли в Бортсурманы одного бесноватого, здоровенного, огромного роста, связанного по рукам и по ногам железными цепями. С ним вместе приехал отец и брат его. Остановились в избе недалеко от дома священника. Укладываясь спать, родные, помимо цепей, окрутили бесноватого еще веревками и привязали концы их к потолку. Ночью весь дом был разбужен страшным шумом и криками. Оказалось, что привезенный больной перервал на себе все цепи и веревки, и 4 мужика едва-едва могли справиться с ним и снова уложить его на лавку. Наутро отец с братом повели его к праведному Алексию. Как рассказывали они потом, отец Алексий положил его на пол, им приказал стать по правую руку, а сам начал читать молитвы над больным, потом благословил и велел привести его еще второй раз на другое утро к себе. Вышел он оттуда совсем тихим и спокойным и ночь провел тихо и не бушевал. На другой день отец Алексий опять положил его на пол, но ничего не читал над ним, а только поставил ему на грудь икону Смоленской Божией Матери, перед которой он сам всегда молился; потом благословил и отпустил с миром. Перед выездом из Бортсурман с бесноватого сняли кандалы в кузнице, и он отправился домой совсем здоровым.

Вообще очень много сумасшедших и бесноватых возили со всех сторон к отцу Алексию, и все они выздоравливали по его молитве. Один бесноватый кузнец, которого привезли издалека и который выздоровел по молитве отца Алексия, в память своего исцеления пожертвовал в бортсурманскую церковь чугунный пол. Все эти исцеления совершал сам отец Алексий при своей жизни, а вот несколько исцелений, которые совершились уже после его смерти на его могиле.

Крестьянка села Ожгибовки Анна Аполлоновна сильно страдала несколько лет тяжкой болезнью и лежала неподвижно. Раз в бреду или во сне увидала она двух старцев, которые коснулись ее ног. Пришедши в себя, она почувствовала некоторое облегчение и дала обет отслужить панихиду на могиле отца Алексия. Чтобы не откладывать, она через силу собралась и с посторонней помощью, временами ползком, прибрела в Бортсурманы и отслужила панихиду. После этого она быстро поправилась.

У другой ожгибовской крестьянки Натальи Матюшиной заболела дочь Анастасия, 10-ти лет. Несколько дней подряд у нее болело под кадыком, есть она почти ничего не могла и очень трудно дышала. Пошла Матюшина к помещице села Ожгибовки просить для дочери лекарства. Лекарства у барыни не оказалось, и она дала Наталье крошечку земли с могилы отца Алексия, велела ей хорошенько помолиться Богу вместе с девочкой и после этого дать ей выпить немного воды с этой землей. Через сутки Матюшина обещалась прийти сказать барыне, что будет. На третий день она пришла, очень благодарила и рассказала, что дочка ее выздоровела, как только приняла этого питья.

Сильно хворал в Ожгибовке от желудка один четырехлетний мальчик Шляпников; особенно мучился и кричал по ночам. Как только по совету добрых людей мать дала ему немного воды с землей с могилы отца Алексия, так в ту же ночь ребенку стало лучше и он начал поправляться.

В 1893 году, схоронив своего мужа, приехала в город Курмыш вдова лесничего Наталья Петровна Мурзанева с грудной дочерью Верой. Девочка была слабенькая, малокровная, постоянно хворала и страдала какими-то непонятными припадками. Несчастная мать обращалась к докторам, клала ребенка в больницу — ничего не помогало. Когда девочке было уже пять лет, Наталье Петровне кто-то случайно, в мелочной лавочке, посоветовал отвезти дочь на могилу отцу Алексия и отслужить по нему панихиду. Так она и сделала. В родительскую субботу отправилась она с дочерью в Бортсурманы, простояла обедню, потом вместе с крестным ходом пошла на кладбище; во время панихиды над отцом Алексием посадили девочку на землю возле его могилы. С того дня прошли у нее бесследно и припадки, и малокровие.

Чудесное исцеление было в семье бортсурманской крестьянки Прасковьи Сеяновой. Зимой 1911 года одна из внучек ее, четырехлетняя Маша, сильно заболела корью. Корь, наконец, прошла, но девочка продолжала лежать пластом; ноги у нее отнялись и висели, как плети. Накануне Николина дня, храмового праздника в селе Бортсурманы, посоветовала Прасковья дочери своей отнести девочку причастить и отслужить с ней панихиду над могилой отца Алексия. Та так и сделала. На другое утро, 9-го мая, все дети побежали в палатки, которые всегда в этот день в Бортсурманах раскидывают на площади перед церковью. Вслед за ними потянулась и маленькая Маша, которая до того все время неподвижно лежала; она сама надела чулки и башмаки и вышла за детьми на улицу. По словам Прасковьи, все бывшие в избе до того были поражены, видя, как Господь, по молитве батюшки отца Алексия, исцелил дитя, что долгое время никто слова промолвить не мог, а потом все заплакали. С этого дня девочка совсем свободно владела ногами.

Бортсурманский крестьянин Иван Губин, будучи солдатом в Сибири во время Японской войны 1905 года, захворал сильно, с расстройством пищеварения. Долго он мучился, пока не вспомнил, что у него взята была с собой земля с могилы отца Алексия. Он насыпал щепотку ее в стакан воды, сам с молитвой выпил несколько глотков, а остальное передал другому бортсурманскому солдату Гавриле Мигунову, захворавшему с ним в одно время, и оба немедленно выздоровели.

Успенская церковь в селе Бортсурманы.
Фото Б. Поварова

Бортсурманская крестьянка Елена Небасова очень мучилась с зубной болью. Как только она приняла воды с землей с могилы отца Алексия, так боль у нее прошла. Другая бортсурманская крестьянка Аграфена Крылова сильно хворала лихорадкой. Лечил ее фельдшер, давал разные лекарства, но ничто не помогало; тогда мать принесла ей земли с могилы отца Алексия. Три раза приняла она ее с водой, и лихорадка оставила ее и уже больше не возвращалась.

У крестьянки села Майдана (Курмышского уезда) Анастасии Степановой хворал четырехлетний сын Ванюша. Временами делались у него припадки, и изо рта валились целые клубки пены. Мать приехала и отслужила с ним панихиду над могилой отца Алексия, и с того дня мальчик выздоровел.

Крестьянин Нижегородской губернии, Васильского уезда, деревни Выездная слобода, по имени Николай Юдин, сильно захворал; сначала заболела спина, потом грудь, ноги; дышать ему стало трудно, начали отказывать ноги, и потом его всего свело, и он стал совсем калекой. Так он хворал четыре года; лечился у разных докторов, но ни один не мог ему помочь. По совету бортсурманского крестьянина Семена Губина поехал Николай помолиться на могилу отца Алексия и, по молитве его, стало ему тут же гораздо легче, а через несколько дней он был уже совсем здоров. Много еще других исцелений творил отец Алексий; всех их не перечислишь. Был отец Алексий не только целителем, но и прозорливцем.

Вот такие случаи приходилось слышать о его прозорливости. Однажды помещику села Бортсурман Д. С. Пазухину пришлось уехать по делам в Москву. Долго не было от него никаких известий, и жена его сильно тревожилась и беспокоилась о нем. Жили они душа в душу, и он всегда часто писал ей, когда бывал в отъезде; а тут уже она не знала, что и подумать: не заболел ли он, не случилось ли с ним чего. В то время как она так тревожилась, пришел к ней совсем невзначай отец Алексий. Она ему очень обрадовалась, стала говорить про мужа, как у нее сердце болит о нем, и думала, что он успокоит ее. А отец Алексий точно и не слыхал того, что она рассказывала ему, и вдруг говорит ей: «Не горюйте о Екатерине Николаевне, она довольно пострадала, теперь наступила пора ей отдохнуть». А Екатерина Николаевна была ее родная сестра, жила она в Москве и с самой молодости постоянно хворала. Очень ее удивили такие слова отца Алексия, и она ему в ответ на это и говорит: «Что вы, батюшка, так говорите про Екатерину Николаевну, точно про покойницу? У нее, правда, здоровье плохое, но только она не умирала, она жива». А отец Алексий ей опять на это: «Не горюйте о ней, много она помучилась, а теперь она отдохнет». Да так с этими словами и ушел. И осталась бедная барыня в большой тревоге: и о муже тревожится, и, после слов отца Алексия, о сестре беспокоится. Тут вскоре получила она письмо от мужа, в котором говорилось, что он долго не писал, так как думал скоро вернуться, и что его задержала в Москве Екатерина Николаевна: она вдруг захворала; все думали, что она поправится, а она неожиданно скончалась. И скончалась она как раз в тот самый день и час, как приходил отец Алексий говорить о ней ее сестре.

Рассказывают еще вот какой случай. У помещика Шипилова жила в усадьбе птичница Пелагея Тюрина. Муж ее, Гаврил, человек был жестокий и нещадно бил ее. Не только сама несчастная женщина, но и окружающие ее люди были уверены, что он когда-нибудь убьет ее до смерти. Раз как-то в полном отчаянии пришла она просить заступничества отца Алексия. Помолясь вместе с ней, отец Алексий отпустил ее с миром, сказав, чтобы она не беспокоилась, так как эти дни муж не тронет ее пальцем, что скоро приедет барин, поговорит с ним, и после этого он уже никогда больше не будет бить ее. И, правда, несколько дней подряд, ко всеобщему удивлению, прошло спокойно для Пелагеи. Потом приехал барин и вызвал к себе Гаврилу. Вышел он оттуда на себя не похож, и голова низко опущена. Пелагея так и обмерла при виде его, думала, что он сейчас набросится и начнет бить ее, но он ее не тронул. Стала она со страхом ждать ночи, думая, что уже тогда ей наверно не миновать смерти. Но ночь прошла без побоев; также прошли и все следующие дни и так до самой смерти, как предсказывал отец Алексий, он уже ни разу не бил больше ее.

Жила в Бортсурманах одна крестьянская девушка, Афимья Аникичева. Собралась она как-то идти в Киев на богомолье и пришла к отцу Алексию за благословением. Он предсказал ей, что во время путешествия ей придется нести тяжкий крест. Ее это так напугало, что она решила отказаться от своего путешествия; но отец Алексий уговорил ее не отступаться от него и надеяться на помощь Божию, которая поможет ей перенести этот крест. Тут же он сказал, что это не последнее ее паломничество, и что она еще раз после этого побывает в Киеве. По слову его, она отправилась и благополучно дошла туда, но на обратном пути заболела сильнейшей горячкой и приняла много муки. Больную, измученную, ее никто не принимал у себя, когда она просила крова и отдыха. В одном месте ее, однако, продержали три недели. Еще очень слабой вышла она оттуда и, как сама рассказывала, пролеживала иногда целые дни возле дороги; временами подвигалась вперед ползком. Однако дошла до Бортсурман и, в самом деле, еще раз после этого была в Киеве.

Эта Афимья Аникичева приходила иногда в келию к отцу Алексию, иногда приносила дрова, когда и пол мыла. Раз как-то она заметила кровь на одежде отца Алексия, и ее очень обеспокоило, откуда она могла взяться. Ночью, когда он крепко спал, она подошла к нему. Около его постели в ногах всегда лежал какой-то никому не известный предмет, тщательно скрытый грубой крестьянской дерюгой. Мучимая любопытством, она подняла дерюгу и увидала под ней камень. Она поняла, что об этот камень и разбил себе отец Алексий на молитве ноги в кровь. Пораженная виденным, она опустила дерюгу, как она была положена, и тихо отошла от его кровати, не разбудив его. На следующее утро, к ее великому удивлению, отец Алексий начал мягко выговаривать ей: «А ведь ты, Афимьюшка, согрешила этой ночью; любопытство большой грех; никогда не следует допытываться и тайком узнавать то, что скрывают». При этом он запретил ей рассказывать про увиденное. Обещание это она сдержала и ничего не говорила про это до самой его смерти.

Курмышская мещанка Наталья Григорьевна Кузнецова рассказывала, что раз как-то мать ее Ульяна Лукинична пришла к отцу Алексию. Хотя он видел ее в первый раз, он назвал ее по имени и обратился к ней с такими словами: «Ульянушка, берегись, твоя смерть на пороге». И в самом деле, очень скоро после этого она вдруг умерла от удара.

Рака с мощами
св. прав. Алексия Бортсурманского
в Успенской церкви с. Бортсурманы.
Фото Б. Поварова

Рассказывают еще вот какой случай с одной старушкой из деревни Козловки (Бортсурманского прихода). Пришла она как-то во время Великого поста ко всенощной в Бортсурманы. Стояла большая распутица, и трудно было пробираться домой и опять на другое утро возвращаться в церковь, и она попросила у отца Алексия позволения переночевать у него. Ночью она проснулась и видит, что отец Алексий стоит перед аналоем, молится усердно, кладет поклоны. В келии полутемно, горит одна только лампада перед образом. Стала она раздумывать о том, как это отец Алексий может так беспрерывно молиться; на что утомительны службы великопостные, а он и ночью не дает себе покоя. С этими мыслями она опять заснула. Проснулась во второй раз, видит: вся келия залита каким-то необыкновенным ярким светом, отец Алексий с воздетыми руками сам весь светится и отделяется от земли; увидала она это, перепугалась и закричала во весь голос. Свет тут же исчез, отец Алексий опустился на землю, подошел к ней, стал ее успокаивать и уговаривать и не велел никому рассказывать про то, что она видела. Долго хранила она свое обещание и только после смерти отца Алексия рассказала она нескольким близким ей людям про то, что ей удалось видеть той ночью.

Сколько бы народу ни приходило к отцу Алексию, в какое бы ни было время, он всегда решительно всех принимал. Ни слабость, ни болезнь не останавливали его от приема посетителей. С 1-го января 1848 года силы заметно стали покидать отца Алексия, он не в состоянии уже был совершать служб церковных и, по просьбе его, родные водили его в храм Божий. Несмотря на это, он почитал за великий грех отказывать приходящим к нему и через силу исполнял прошения каждого до Великого четверга Страстной недели. Тогда он так ослабел, что не в силах был приподняться сам, пройти по комнате и вкушать пищу. Пострадав, таким образом, до 21-го апреля 1848 года, ежедневно приобщаясь Святых Таин, он окончил, наконец, свою многотрудную жизнь к великому горю всех жаждущих его бесед.

День его кончины (среда Фоминой недели) был ясный и теплый. Вся площадь перед церковью была полна народом, который сошелся, чтобы в последний раз увидать отца Алексия. Он сидел у открытого окна; взор его все время переходил от иконы в переднем углу его комнаты к народу, который стоял на площади. Многие стояли на коленах, многие тихо плакали, никто не осмеливался нарушать торжественной тишины. От времени до времени отец Алексий в открытое окно благословлял народ, за который, казалось, он молился, и благословлял до тех пор, пока не опустилась его благословляющая рука, чтобы больше уже не подыматься, пока не закрылись навеки его глаза, в которых до последней минуты жизни отражалась молитва к Богу о людях. Похоронен отец Алексий в церковной ограде против алтаря. Памятник над ним поставил один нижегородский помещик, который почитал его за великого подвижника, был его духовным сыном и всю жизнь ездил к нему за молитвами и за советами.

По словам бортсурманского священника и местных крестьян, не проходит ни одного воскресенья, ни одного праздника, чтобы не служили панихид над могилой отца Алексия. Служили панихиды и в будничные дни, приезжали на лошадях и издалека. Почти все увозили с собой землю с его могилы, и землю эту как целебную берегут или принимают с водой, когда кто-нибудь хворает. Среди крестьян ходили большие толки и большая молва об отце Алексии. Многие знают, что сам преподобный Серафим почитал его за угодника и подвижника Божия и отсылал много народу к нему в Бортсурманы, и рассказывают про это. Иные рассказывали, что преподобный Серафим даже предсказывал, что непременно откроются мощи отца Алексия. И народ верил и ждал открытия его мощей, и много ходило рассказов о том, что приходит время «выходить ему на землю». Еще больше пошло об этом толков после одного случая, который приключился с бортсурманским печником Герасимом Чудаковым. Несколько лет тому назад он подрядился поставить памятник над могилой отца Павла Вигилянского, которому отец Алексий передал свое место. Похоронен он был недалеко от отца Алексия. Герасим выкопал яму и положил брусья, которые должны были поддерживать памятник, а так как могилы очень близко одна от другой, то брусья эти уперлись прямо в могилу отца Алексия. Ночью — он сам хорошенько не знал, было ли то во сне или наяву — но только, не видя никого около себя, он явственно услыхал голос, который говорил ему: «Герасим, не ладно ты начал твою работу». Очень его удивило, и он спросил, что же в ней неладного. Тот же голос ответил, что он должен знать, как знают и как говорят все на селе, что отцу Алексию должно «выходить мощами», и что, если он оставит брусья так, как он их сейчас положил, то при вскрытии мощей памятник отца Павла непременно сломают и бросят на землю, и работа его пропадет даром. Так его поразили эти слова, что на другое утро он пошел посоветоваться с матушкой, и они вдвоем решили переложить брусья в другую сторону, чтобы они не касались могилы отца Алексия.

Ходил по Бортсурманам еще такой рассказ. Отец Павел перед смертью завещал похоронить себя рядом с отцом Алексием, так, чтобы гробы их касались стенками. Когда начали разбивать землю (время было зимнее, и земля была промерзшая) то лом, которым работали, согнулся в дугу; принесли новый лом, он также, как и первый, согнулся дугой. В этом увидали указание, что отец Алексий не допускает отца Павла к себе, и ему вырыли могилу, хотя и рядом с отцом Алексием, но все-таки не совсем вплотную с ним. Как перенесли могилу подальше, так уже ни один лом и не сгибался больше.

Много ходило в окрестностях Бортсурман и других рассказов: всех их и не перескажешь. Вот что за человек был отец Алексий, вот какова была его жизнь; вот сколько чудес творил он при жизни. Недаром почитает его народ за скорого помощника и ходатая за нас грешных перед Богом, недаром до сих пор ходит великое множество людей с теплой верой и любовью молиться на его могилу. Недаром при жизни его сам преподобный Серафим по прозорливости своей называл его «светильником, возженным перед престолом Божиим» и «звездою, горящей на христианском горизонте». А после смерти отца Алексия игумения Мария писала про него в своих записках такие слова: «Се возжжегся новый светильник».

Память св. прав. Алексия 4 мая

Текст сайта Комиссии по канонизации Нижегородской епархии