Святитель Гавриил (Городков), архиепископ Рязанский (1862), настоятель Печерского монастыря, ректор Нижегородской Духовной Семинарии

Семнадцатого апреля 1785 года в семье пономаря Успенской церкви села Городковичи Спасского уезда Рязанской губернии Иоанна Яковлевича и его жены Евдокии Филипповны родился второй сын. Во святом крещении его нарекли Георгием.

Родители мальчика жили в бедности и известны были кротостью, простотой и богобоязненностью. В 1795 году Иоанн Яковлевич был рукоположен во священника этого же села.

Георгий с детства часто недомогал, особенно страдал от грудных болей, но никто никогда не видел его унывающим. На скрижалях сердца будущего святителя навсегда запечатлелись слова Апостольские: «Сила бо Моя в немощи совершается, сладце оубо похвлюся паче в немощех моих, да вселится в мя сила Христова» (2 Кор. 12:9). В физически слабом теле мальчика под действием «немощная врачующей» Божественной благодати вскоре воспитался могучий дух, и неугасимым пламенем возгорелось величайшее в мире — Вера и Любовь христианская, ибо «кого Бог предузнал, тех и определил быть подобными образу Сына Своего» (Рим. 8:29).

В 1808 году Георгий Городковский (по названию села, откуда он был родом) окончил Рязанскую семинарию. К этому времени родители уже подыскали ему невесту. Но одно — человеческие желания, другое — Промысел Божий. Ему суждено было как лучшему воспитаннику, по благословению преосвященного Амвросия (Яковлева-Орлина), отправиться в Санкт-Петербургскую Духовную академию. С ним были посланы еще четыре ученика. Перед отъездом они представили в семинарское правление следующее прошение: «Несколько раз Его Высокопреосвященство приказывал словесно, чтобы ученики, вступающие в семинарию, переменяли окончание прозвания -ский на -в или -н; а как мы назначены в С.-Петербургский Духовный Институт и должны вступить в оной так, как в новую семинарию, то, приспособляясь к приказанию, желаем переменить свои прозвания». Благословение на это было получено. Георгий Полотебенский стал Полотебновым, а будущий святитель полностью изменил свою фамилию и поступил в академию как Победоносцев (к концу академической учебы его фамилия приобрела привычный для нас вид — Городков). Божиим Промыслом ему суждено было обучаться при ректоре академии архимандрите Филарете (Дроздове) и инспекторе — архимандрите Филарете (Амфитеатрове). Общность духовных идеалов всех трех святителей связала их крепкой и нежной дружбой. До конца своей жизни они обменивались теплыми письмами. Митрополит Филарет (Дроздов) написал Рязанскому архипастырю 78 писем, а Преосвященный Филарет (Амфитеатров) — 13. Причем Московский митрополит называл Рязанского владыку не иначе как «любезнейший брат».

Через шесть лет состоялся первый академический выпуск. Георгий по результатам обучения получил степень магистра богословия и 24 августа 1814 года был назначен профессором в Рязанскую Духовную семинарию. Смиренный и религиозно настроенный, с детства стремящийся к чистоте сердца и помыслов, он жил совершенным отшельником и, не будучи монахом, проводил строгое монашеское житие. Желая послужить Господу в иноческом чине, он 1 июня 1815 г. подал на имя Высокопреосвященнейшего Феофилакта (Русанова), архиепископа Рязанского и Зарайского, прошение о постриге в монашество.

Владыка Феофилакт, зная искренние и серьезные намерения молодого профессора богословия, уже через неделю отправил в Святейший Синод доношение с просьбой о постриге Георгия Городкова и производстве его в архимандрита в Рязанский Свято-Троицкий монастырь. 20 августа того же года разрешение было получено. Преосвященный Феофилакт задумался о выборе достойного воспреемника для будущего инока. Настоятель Свято-Троицкого монастыря схиархимандрит Мелхиседек, старец высокой духовной жизни, «практически опытный и рассудительный», мог бы многому научить молодого монаха, но архипастыря смущало, что он был «прост и некнижен», так как с юных лет находился при обители в качестве послушника.

После усердных молитв и долгих размышлений владыка остановился в своем выборе на настоятеле Рязанского Спасского монастыря, ректоре Рязанской семинарии архимандрите Иерониме (Алякринском) — известном рязанском историке, собирателе летописей, авторе «Рязанских достопамятностей».

9 октября 1815 года архимандрит Иероним получил указ о разрешении провести постриг Георгия Городкова в монашество. Вскоре в консисторию был подан рапорт: «В силу насланного ко мне из оной консистории сего октября 9-го дня указа, профессор богословия Георгий Горотков мною при братии и посторонних 10 октября людях в монашество пострижен с наречением ему имени Гавриил. О сем духовной консистории сим почтеннейше и репортую 1815 года октября 13 дня. Ректор Архимандрит Иероним».

Наречение Георгия Городкова Гавриилом в честь Архангела-Благовестника было воистину пророческим, ибо всю свою жизнь он посвятил благовествованию Слова Божия, возвещая Евангельские истины всем житием своим.

Преосвященный Феофилакт благословил новопостриженного иконой Пресвятой Богородицы «Милостивая».

16 октября того же года будущий святитель был хиротонисан во иеродиакона, а 22 октября, на праздник Казанской иконы Божией Матери, — во иеромонаха.

С 27 декабря 1815 года святитель Гавриил, согласно документам Духовной консистории, приступил к управлению Рязанским Свято-Троицким мужским монастырем. Освященная стопами преподобного Сергия Радонежского, Троицкая обитель была благодатным местом для жаждущего уединения подвижника. Монастырь часто называли Усть-Павловским, потому что он располагался на живописном берегу речки Павловки, у самого ее устья. Обитель стала особо близкой и дорогой сердцу святителя. Здесь, созерцая гармонию природы, предаваясь молитвам, он все глубже проникал в тайны бытия, осознавал благость Промысла Божиего для человека.

В монастыре святитель неутомимо трудился, продолжал усердно заниматься науками, но, в то же время, не возносился ведением, всегда пребывая в смиренномудрии. Усилил он и иноческие подвиги, стараясь по примеру древних наставников монашеского жития в русской земле Антония, Феодосия, Сергия Радонежского быть всегда слугой для братии. Исполненный христианской любви, которая «милосердствует» (1 Кор. 13:4), постоянно оказывал благодеяния бедным. Забот по управлению обителью было множество. Одним из дел, требовавших многих сил, были хлопоты об отводе земель для монастыря.

Давали знать о себе недуги. Но святителя всегда укрепляли слова Первоверховного Апостола: «Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа; ибо, когда я немощен, тогда силен» (2 Кор. 12:10).

На тридцать первом году жизни, 27 февраля 1816 года, игумен Гавриил был возведен в сан архимандрита. Хотя и недолго святитель окормлял благословенную Свято-Троицкую обитель, но всем сердцем прилепился к ней.

В 1817 году его назначили на должность инспектора Рязанской Духовной семинарии. Обязанности префекта для молодого богослова не были в новинку: до этого он уже дважды замещал болевшего инспектора Ф. И. Серезевского.

Вскоре последовало новое назначение. 22 августа 1817 года архимандрит Гавриил должен был переехать в Орловскую епархию — на должность ректора Орловской семинарии с управлением Орловским Успенским монастырем. Жизненный пример святителя помог многим воспитанникам этой семинарии избрать свою дорогу. Некоторые из них приняли монашество и впоследствии стали ректорами академий и даже архиереями. «Из них первое место занимал студент Иван Алексеевич Борисов, знаменитый по уму, обширной учености и дару слова Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический, член Святейшего Синода».

В апреле следующего года архимандрит Гавриил переехал в Нижний Новгород. В течение десяти лет, до 1828 года, он занимал должность ректора Нижегородской семинарии. При этом сначала ему была дана в управление Макарьевская Желтоводская обитель. К моменту назначения святителя Гавриила на эти должности дела Нижегородской семинарии и Желтоводского монастыря находились в самом плачевном состоянии, но, благодаря его неутомимым трудам, вскоре значительно улучшились.

21 августа 1821 года он получил в управление первоклассный Нижегородский Печерский монастырь. Одновременно с возведением его в эту должность Святейший Синод «по вниманию к отличному служению и отличным трудам» исходатайствовал ему «всемилостивейшее награждение» орденом св. Анны II степени.

Духовность и смирение святого ярко проявилась во взаимоотношениях с Нижегородским епископом Моисеем (Близнецовым-Платоновым). Владыка не воспринимал никаких новшеств в системе образования, в то время как запущенные семинарские дела требовали полной их реорганизации. Кротость, терпение, а также мудрые советы святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского, помогли отцу архимандриту завоевать доверие Преосвященного за десять лет их сослужения, ибо во всей своей жизни святитель Гавриил руководствовался словами Апостола: «Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас» (1 Ин. 4:12).

Преемник владыки Моисея, Преосвященный Мефодий (Орлов-Соколов), видя благочестие ректора семинарии, поручил ему представлять нижегородское духовенство на короновании Императора Николая I. Серебряная медаль, присланная архимандриту Гавриилу митрополитом Филаретом (Дроздовым) 10 октября 1826 года, стала памятным знаком этого события.

28 января 1828 года святитель Гавриил «в воздаяние отлично ревностного служения» был награжден орденом св. равноапостольного князя Владимира III степени.

20 мая 1828 года в Санкт-Петербурге, в Казанском соборе архимандрит Гавриил был хиротонисан во епископа Калужского и Боровского. Хиротонию совершил Преосвященный Серафим (Глаголевский), митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский, Эстляндский и Финляндский, в сослужении Григория (Постникова), архиепископа Рязанского и Зарайского, Владимира (Ужинского), епископа Курского и Белгородского, Никанора (Клементьевского), епископа Ревельского, греческого митрополита Макария (Суццо), протопресвитера Павла Криницкого. По рукоположении святитель Гавриил был «высочайше пожалован полным архиерейским облачением».

Уже после короткого времени служения Преосвященного Гавриила на Калужской кафедре паства стала относиться к нему с искренним уважением. Он воистину был олицетворением правила веры, образа кротости, примера воздержания и других христианских добродетелей, привлекших к нему сердца калужан.

Божие благоволение и заступничество Божией Матери особо проявилось в жизни святого именно в Калуге. В один из Великих постов он страдал изнурительной лихорадкой, и, по его словам, врачи были не в силах помочь ему. К мукам физическим присоединилась болезнь душевная — скорбь, что он в течение всей Четыредесятницы не совершал богослужений, не мог служить и в наступавшую Страстную седмицу. Сердце его особенно страдало от того, что паства будет лишена умилительного обряда умовения ног в Великий четверг. В этих благочестивых думах он задремал и в тонком сне увидел старца, который приказал ему отслужить молебен с акафистом пред иконой Владычицы «Милостивой». Проснувшись, он тотчас позвал иеромонаха, который и отслужил его. Это было во Вторник перед вечерней. После молебна владыка уже мог встать и пройти по комнате. Ночью спокойно спал. На другой день, в Среду, дома прослушал все богослужения. А в Великий четверг возглавил службу в соборе и к великой радости паствы совершил обряд умовения ног.

Это исцеление святитель всегда считал чудесным и относил к помощи Божией Матери через Ее икону «Милостивая», которой благословил его Рязанский Преосвященный Феофилакт при постриге в иночество. В келии святителя Гавриила перед этим образом теплилась неугасимая лампада.

Подобное знамение не могло не оставить глубокого следа в душе святого, раскрытой Господу. Всем существом своим он предстоял Ему, и эта глубина единения со Христом отражалась во внешнем облике святителя.

Император Николай I «за ревностное служение по управлению епархией», как подчеркнуто в Указе, 1 января 1832 года повелел наградить его орденом св. Анны I степени.

Зная о высокой духовной жизни Калужского владыки, Святейший Синод решил, что только такой архипастырь, «отличающийся просвещенностью, деятельностью и кротостью», может справиться с великой задачей — возвращением униатов Могилевской губернии в лоно православия — и сообщил ему о переводе на Могилевскую кафедру. Узнав о столь трудном назначении, владыка заскорбел. Однако Господь через святителя Филарета вновь укрепил его. Московский митрополит написал ему: «…кратко сказать, советую Вам, как можно следовать указанию Провидения Божия, и не избирать себе своего пути без крайней нужды. Возьмите на путь в Могилев терпение, осторожность, намерение, ищущее не своих си, но яже Господа, и Господь поможет Вам.

Не без основания могу сказать Вам, что внимание Государя Императора, по особенным причинам, обращено на Могилев более, нежели на Калугу, и Ваше действование благоразумное с терпением, твердое с кротостию, обратит на Вас взор Его благоволения.

Впрочем, молю Бога, чтоб Он Вас и наставлял, и сохранял, поручая и себя взаимно молитвам Вашим.

Вашего Преосвященства покорнейший слуга Филарет М. Московский. Сент. 8 дня, 1831 года».

Последовав совету старшего друга, святитель Гавриил не стал «советоваться с плотью и кровью» (Гал. 1:16) и принял послушание, словно из рук Господа.

Высокое доверие к нравственным качествам Преосвященного Гавриила оправдалось всеми делами его во славу Божию: не прошло и двух лет, как к православию присоединилось 3241 заблудших. По этому поводу Император Николай I на докладе Преосвященного Гавриила собственноручно написал: «Слава Богу!»

Послушание, орошенное слезами и сдобренное смирением, принесло «плод мног»: за пять лет управления Могилевской епархией святителем Гавриилом было спасено и возвращено в лоно Истинной Церкви 59 тысяч 785 человек, непросвещенных Светом Евангельским!

Император, получив доклад Святейшего Синода и синодальное деяние с прошениями греко-униатских епископов Иосифа Литовского, Василия Оршинского и Антония Брестского вместе с соборным актом о присоединении их с паствами к Православной Церкви, написал на докладе: «Благодарю Бога, и принимаю!» Митрополит Киевский и Галицкий Филарет (Амфитеатров), давний друг и наставник Преосвященного Гавриила, совершил в Витебском соборе чин присоединения новообращенных к православию.

В память этого знаменательного для Православной Церкви события по воле Императора Николая I была выбита большая серебряная медаль. На ее лицевой стороне был изображен образ Спаса Нерукотворного; над ним и по сторонам надпись: «Такова имамы Первосвященника!» (Евр. 8:1), внизу: «Отторгнутые насилием (1696) возсоединены любовию (1839)». На оборотной стороне в середине — изображение креста с сиянием, по сторонам его надпись: «Торжество Православия»; внизу: «25 марта 1839».

Эту медаль получил каждый правящий епархиальный архиерей для хранения ее при кафедре «будущим родам, во свидетельство торжества истины Православия». В Рязанской епархии, по распоряжению святителя Гавриила, ее врезали в большой ковчег кафедрального собора.

22 ноября 1839 года папа Григорий XV произнес в тайной консистории речь, в которой укорял своих епископов и духовных лиц, отступивших от католицизма. Но более всего досталось православному архиепископу Гавриилу — «начальному деятелю воссоединения».

Император 4 апреля 1836 года наградил Преосвященного Гавриила знаками ордена св. Анны I степени, украшенными императорской короной, в ознаменование «монаршего своего благоволения к ревностным трудам и попечительности об утверждении и распространении в управляемой им епархии истинного благочестия».

Вслед за тем и Киевская Духовная академия, наследие знаменитого поборника православия во время бесчинств и насилий унии, митрополита Киевского Петра Могилы, не замедлила выразить свое восхищение успешными подвигами святителя Гавриила в деле обращения униатов. 6 мая 1836 года академия наградила его дипломом почетного члена за особые архипастырские труды во благо Христовой Церкви.

Фаддей Булгарин, бывший проездом в Могилеве, оставил такие воспоминания о Преосвященном: «Почитаю неприличным хвалить высших чиновников, но не могу удержаться, чтобы не сказать, что Могилевская губерния почитает себя теперь счастливою. Правосудие и ласковость, гонение зла и уважение к добру, вот все, чего люди требуют. Все это есть здесь теперь. Особенно поразили меня чрезвычайное уважение и преданность всех сословий, и даже католиков, к здешнему архипастырю. Во время архиерейского служения и в праздники, высшее дворянство, русские и католики, спешат в Русскую церковь, и потом, с изъявлением уважения, в дом к Преосвященному единственно из любви к нему. Многие униаты обратились к православию из уважения к нему. Не могу без умиления вспомнить о счастливых минутах, проведенных мною в его поучительной беседе. Это олицетворенная кротость».

После пятилетнего служения в Могилеве Святейший Синод предполагал назначить владыку Гавриила экзархом Грузии. Но, принимая во внимание «слабость его телосложения», святитель был переведен на Рязанскую кафедру.

По случаю отъезда Преосвященного Гавриила могиляне обратились к нему с посланием, в котором выразили свои чувства: «Ты поселил в нас, милостивый архипастырь и отец, смирение и беспредельную покорность воле Всевышняго Промысла. При расставании с тобою слезы наши служат свидетельством горести нашей, но не ропота».

Даже извечные противники Креста Христова — иудеи — выразили чувство своей любви к святителю: «Ты как благодетельное солнце, изливал благотворения твои на всех, к тебе прибегающих: странный и беспомощный имел в тебе защиту, бедняк находил пропитание, вдовы и сироты, яко во дни Илиины, напитаны были из чванца муки и елея, в тебе неистощимыми, обиженный в правде не оставался в ходатайстве беззащитным; но что величественнее всего… — жизнь твоя святая поражала мысли каждого! И потому мы, будучи утешены твоим священным духом и признавая тебя, яко кроткого Ангела, утешителя всех, недостойными устами, но в пламенности сердца, приносим тебе похвальное сие: о, Боже! Ты отнимаешь от нас Свои черты и оставляешь нас во мраке бездны». А раввин от себя преподнес святителю стихи на еврейском языке, в которых также выражал горячее чувство любви, сравнивая архипастыря с солнцем.

С каким сетованием провожали любимого владыку могиляне, с такою же радостью встречали его рязанцы. И сам он был рад этому переводу. На указе святительской рукой написано: «Слава Богу, Благодетелю, и Премилосердому Монарху!»

21 июля 1837 года Преосвященный Гавриил вновь ступил на Рязанскую землю. Городское духовенство с крестом, хоругвями и святыми иконами, при небывалом стечении народа, встречало его на Соборной площади пред Ильинской церковью. Кафедральный протоиерей здесь же вручил ему архипастырский жезл митрополита Стефана Яворского. На этой богоизбранной земле предуготовано было святому совершить путь, полный скорбей и подвигов, и воссиять в посмертии.

Сразу по приезде отеческое сердце владыки было опечалено недавно постигшим город бедствием: он видел дымящиеся развалины домов и лавок, сгоревших при пожаре, истребившем большую часть города. Архипастырь укреплял дух несчастных погорельцев упованием на милость Божию, вливал в сердца утешение и ободрение словами любви и сердечного участия.

«Подобные причины посещения Божия, — говорил он, — бывают или за грехи наши, или для того, чтобы в испытуемых явились дела Божии, как и в слепорожденном, упоминаемом в Евангелии. В последнем случае, от вас зависит, любезные мои сограждане, чтобы в постигшем вас бедствии явилось преславное дело Божие. Имейте только веру Божию, молящеся просите, и даст Господь! Бывают скорби, допускаемые Промыслом Божиим, чтобы наша вера и упование на Бога были в нас действенны. Господь умеет удивить милостию своею боящихся Его; имейте же веру Божию, держитесь крепко упования, и — потерянное возвратится с лихвою, и испепеленное воздвигнется еще в лучшем виде. Будьте только благочестивы и богобоязненны, а у Господа Бога много средств, и у Него не изнеможет всяк глагол!» Так добрый пастырь наставлял погорельцев, с любовью утешая их.

И действительно, не прошло и пяти лет, как все было восстановлено, раны совершенно зажили и страшный, опустошительный пожар остался только в памяти.

В этот период строились новые здания, обновились почти все рязанские храмы. «Начавшееся благочестивое движение продолжалось во все время, пока Преосвященный Гавриил управлял рязанскою паствою. Сие движение было видимо равным образом по городам уездным и по селам Рязанской области, так что постройка новых церквей, распространение их, улучшение и благоукрашение, приобретение во многих градских церквах г. Рязани новых колоколов, от 100 до 500 пудов в каждом, — все это стоило таких капиталов, каких не было употреблено во все, в совокупности взятое, время предшествующих ему рязанских архиереев, несмотря на то, что многократные неурожаи, даже голод, военные действия, особенно в последние годы правления его, несравненно более тягостны были для народа, нежели при его предшественниках».

Кроме этих трудов, внимание Преосвященного Гавриила было сосредоточено на необходимости восстановления обветшавшего архиерейского подворья в Рязанском кремле, в первую очередь Крестовой церкви. Требовал капитального ремонта и летний кафедральный Успенский собор.

Еще более печальный вид представляла собой недостроенная соборная колокольня. Сиротливо смотрелись на фоне высокого рязанского неба два ее яруса. Владыка обратился к пастве с просьбой о пожертвованиях на необходимые работы, и святительский призыв нашел отклик в сердцах рязанцев. Уже через три года колокольня была торжественно освящена.

Святитель Гавриил с прискорбием узнал и о жалком положении Успенской церкви на своей родине — в с. Городковичи. По любви к памяти своих родителей решил немедленно начать строительство нового храма. На это он предполагал выделять не только часть своего пансиона, но и более того — употребить все свое имущество, «даже до последней рясы».

Собрав личные средства и обратившись к помощи благотворителей, Преосвященный построил новую деревянную церковь, снабдил ее ризницей, сосудами, крестами и колоколом почти в 60 пудов. Впоследствии, по его завещанию, в храм перешли и две древние, греческого письма, в серебряных позолоченных ризах, иконы Божией Матери: Казанская и «Милостивая». Оба эти образа при жизни святителя всегда были с ним. Пред ними изливал он свою душу и возносил святительские молитвы о многочисленных пасомых.

Любовь попечительного архипастыря к людям воссияла во время страшного голода, постигшего Рязанскую губернию в 1840 году. На хлебородных землях по правую сторону реки Оки крестьяне ели хлеб пополам с мякиной, а на левой, лесной и болотистой, питались хлебом пополам с древесной корой. В Рязани, где хлебные запасы были в большем по сравнению с уездными городами количестве, хлеб поднялся в цене до четырех с половиной рублей за пуд. По смерти святителя Гавриила среди мелких вещей в особом ящике был найден сверток с собственноручной надписью Преосвященного: «Хлеб, употреблявшийся в памятном 1840 году». Два куска этого хлеба, один черно-бурого, а другой красно-желтоватого цвета, были похожи на рыхлые куски торфа.

Сразу же при архиерейском доме началась раздача милостыни хлебом и деньгами. Начало благому делу положил сам святитель. Но, судя по скудости бывших у него средств, можно предположить, что в этом участвовали люди, желавшие благодетельствовать руками Преосвященного, чтобы «не ведала шуйца, что творит десница». И мзда их, как и верного раздаятеля, написана на небеси (Лк. 6:23).

Святитель Гавриил не только состоял в дружеских отношениях с Рязанским губернатором В. М. Прокоповичем-Антонским, но и был воспреемником во святом крещении его детей. Владыка предложил Владимиру Михайловичу обратиться с ходатайством к министру внутренних дел об оказании помощи голодающим. Кроме этого, они обратились с просьбой о поддержке и к именитому рязанцу Н. Г. Рюмину. Вследствие этого близ Рязани на Оке вскоре появилась барка, груженная хлебом. Голод отступил.

Вместе с этим владыка обратил особое внимание на вдов и сирот духовного сословия, повелев удвоить получаемое ими пособие. Не оставил он своим попечением и священнослужителей, особенно многодетных, поручив консистории выдать им необходимое количество денег из церковных сумм, с возвращением в течение трех благополучных лет.

Радение святителя стало известно Императору Николаю I, который написал в своем рескрипте: «С особенным благоволением видя Ваше ревностное служение Церкви, деятельную заботливость о благе вверенного Вам словесного стада Христова и благоразумные, попечительные распоряжения при затруднительных обстоятельствах прошлогоднего неурожая в местах управляемой Вами епархии, Мы нашли справедливым явить Вам знак Монаршей за сие признательности сопричислением Вас к ордену Св. Равноапостольного Князя Владимира второй степени, коего знаки носить по установлению». Эта награда дана была ему во исполнение слов Апостола Павла: «Слава и честь и мир всякому, делающему благое» (Рим. 2:10).

В апреле следующего года Преосвященный Гавриил был назначен членом Святейшего Синода, что требовало его пребывания в течение определенного времени в Санкт-Петербурге. Наступил день отъезда.

«Мая 13 дня, по звону колоколов, возвестившему выход владыки из келий для поклонения святым иконам в соборах, жители Рязани всех сословий и возрастов стеклись в необычайном множестве, и так обступили архипастыря, что он, при переходе из Архангельского собора в Рождественский, и из последнего в Успенский, едва мог двигаться от тесноты. Всякий желал получить благословение архипастыря, как залог милости к себе Божией. В Успенском соборе, после краткого молитвословия, кафедральный протоиерей, почтеннейший старец Алексий Полянский, выразил в небольшой речи чувствования всех так трогательно, что нельзя было удержаться от слез. Архипастырь сей благочестивой жизнью, кротким и добродушным обхождением привлек к себе сердца всех граждан, так что почти никто без особого душевного волнения и невольных слез не мог с ним расставаться. Движимые чувством искреннейшей к нему любви, уважения и признательности, дворянство, духовенство, купечество и все сословия провожали его до Троицкого монастыря».

Обер-прокурором Синода был в то время граф Протасов, известный своей надменностью и резкостью. Рязанский владыка не раз осмеливался «выражать неудовольствие и несогласие на некоторые распоряжения и действия» Протасова. В конце концов, он был отставлен обер-прокурором и вернулся в свою епархию, где его ждали пасомые, а также дела благотворительности и милосердия…

1 апреля 1847 года, «по вниманию к нестяжательности» святителя Гавриила, и «как бы для усиления средств человеколюбия», императорским указом, сверх получаемого им по штату содержания, было приказано выплачивать Рязанскому архиепископу дополнительно 1000 рублей серебром в год в течение всего времени, пока он будет находиться при управлении епархией. Вслед за тем и Святейший Синод, для укрепления материального положения рязанских архиереев, указом повелел архиепископу Гавриилу и его преемникам быть настоятелями Николае-Радовицкого монастыря Егорьевского уезда, а также «предоставить им по избранию своему поставлять вместо себя наместников из архимандритов или игуменов».

1848 год принес новые испытания: два с половиной месяца в губернии свирепствовала холера. Святитель Гавриил для умилостивления Господа призвал всех к общественной молитве. Во всех храмах Рязани в указанный им день служили всенощное бдение Всемилостивому Спасу, пели покаянный канон с акафистом. Наутро, по совершении литургии, из кафедрального собора начался крестный ход вокруг города, с хоругвями и особо чтимыми иконами от всех церквей. Литии совершались на повороте каждой улицы. Несмотря на удушливую жару и страшную пыль, владыка, изможденный постом и бдением, поддерживаемый поочередно иподиаконами и диаконами, сам возглавлял это шествие, продолжавшееся более четырех часов. На каждой литии преклоняя колена, он со слезами просил Всеблагого Бога о помиловании народа и «сей паствы».

Для поддержания покаянного и молитвенного настроения в народе и для укрепления его духа упованием на волю Божию, Преосвященный Гавриил повелел каждой приходской церкви поочередно совершать шествие с местными иконами и хоругвями в кафедральный собор, затем крестным ходом переносить из него чудотворную икону Божией Матери Феодотьевской и в приходском храме с вечера отправлять всенощное бдение в честь Богоматери, с акафистным пением перед чудотворной иконой, по чину неседального пения, совершаемого в субботу на 5 неделе Великого поста, — а на другой день, после литургии, совершать крестный ход около кварталов церковного прихода и возвращаться обратно в собор. Благочестивый архипастырь в каждом случае предшествовал своей пастве и призывал ее к благодарению Господа.

Во время этого страшного бедствия святитель Гавриил по-отечески обращался к народу, указывая на всенародную греховность, как на причину гнева Божия, превозмогающую и самое долготерпение Господа. Жителям Рязани было объявлено, что 2 октября по всем церквам с вечера будет совершено всенощное бдение, а наутро, после ранних литургий, все духовенство соберется в кафедральном соборе и, во главе со своим архиереем, принесет Богу благодарение с коленопреклонением.

Владыка торжественно перед лицом всех и от лица всех исповедал грехи и беззакония народа словами пророка: «Тебе, Господи, правда, — нам же стыдение лица» (Дан. 9:1). Поблагодарив православных за послушание, за то, что в дни скорби и смертоносной болезни не ожесточились сердца их, святитель Гавриил с кротостью и любовью заметил предстоящим, что для умилостивления праведного гнева Божия недовольно одних слез и воздыханий, исторгнутых грозным бедствием, но требуется истинное и постоянное покаяние, то есть перемена нечистого на чистое, перемена порочной жизни на добродетельную. «Если, — говорил святитель, — спасенные десницею Божиею от смерти, поминутно угрожавшей, мы предадим забвению недавно прекратившееся смертное посечение и наши обещания — жить добродетельнее, то, что сотворит тогда с нами Господь праведный и долготерпеливый за ожесточение наше — я недоумеваю… Пусть каждый сам произнесет приговор, вспомнивши притом об участи бесплодной смоковницы, а себе, за мои и ваши грехи, я буду ожидать суда без милости, наказания без помилования, гнева без конца…», — и слова замерли на губах его, едва сдерживаемые рыданиями. Наконец, призвав паству к благотворительности и делам милосердия, особенно в дни приближающегося голода ввиду бывшей во все лето страшной засухи, архипастырь напомнил еще и о священной милости духовной, чтобы, благодетельствуя живым, христиане не забывали благотворить и скончавшимся от смертоносной язвы, моля Господа об упокоении их в Небесном Его Царствии. «Опасно, — говорил он, — и недобросовестно думать, что они были грешнее нас, и повиннее смерти; ибо сам Бог из среды живых восхитил не нас, а их, по неиспытанным судьбам своим. Вспомните, что сказал Господь о слепорожденном: ни сей согреши, ни родители его, но да явятся дела Божия на нем. Так и в смерти братий наших Господу угодно указать нам не грехи их, но показать Божие дело свое, то есть телесною и временною смертью их вразумить и предохранить нас от смерти душевной и вечной. Почем знать? Может быть, мучительная и, можно сказать, мученическая смерть их послужила к примирению с нами раздраженного Бога и к умилостивлению правосудия Его, оскорбленного нашими грехами; они — жертва за нас!»

Святитель, как истинный сердобольный отец, вел собственноручно по донесениям благочинных келейную запись о смерти священноцерковнослужителей епархии, и его запись прекратилась на двадцатом числе октября: число жертв эпидемии, из лиц епархиального клира, насчитывало 155 человек.

В холерный год другой чудотворный образ — икона Божией Матери «Знамение — Корчемная», чтимая рязанцами, обладающая даром исцелений и помогающая прибегающим к ней с верой и благоговением, — был перенесен, по благословению святителя Гавриила, крестным ходом из корчмы в церковь преподобного Симеона Столпника. Наутро, после Божественной литургии, с молебным пением икону перенесли в новосозданную часовню. В июле, когда в городе вовсю бушевала холера, многие рязанцы, подвигнутые страхом внезапной смерти, спешили в эту часовню к чудотворной иконе, под покров Пречистой. С верой в милосердие и предстательство Божией Матери, с молебным пением носили образ по домам. Во всех домах, где побывала икона, за исключением двух, никто от холеры не пострадал.

За особую ревность, заботу о пастве и бесстрашие во время эпидемии архиепископ Гавриил был «сопричислен» к одной из высочайших наград Империи — ордену святого благоверного князя Александра Невского.

Последствия холеры были ужасны. Особенно поразила чадолюбивое сердце святителя бесприютность оставшихся после смерти родителей детей из духовного сословия. Владыка немедленно приступил к устройству училища для девочек-сирот. Преосвященному Гавриилу было уже 65 лет, когда он организовал училище, выбрав для него место недалеко от владычного двора в Архиерейской Слободке.

При покупке дома он принимал во внимание не столько его прочность и удобство размещения в нем училища, сколько приобретение самого места и земли, которой хватило бы не только для училищного дома со службами, но и для разведения сада с огородом. По просьбе Преосвященного Гавриила губернский архитектор Воронихин составил план двухэтажного дома с кухней и подвалом для хранения запасов.

Владыка лично и непосредственно занимался организацией всех дел нового духовного воспитательного заведения, как учебных, так и хозяйственных. Кроме единовременного взноса в 1000 рублей при основании училища, святитель создал неприкосновенный фонд, положив начало своим вкладом в 100 рублей «на вечное время для содержания на проценты одной воспитанницы под именем его пансионерки». К тому же он просил священство о пожертвованиях. Ежегодный взнос приходского духовенства и монастырей составил 2325 рублей.

Не прошло и года с начала этой постройки, а училище уже приняло под свой кров первых воспитанниц. 1 января 1853 года в честь его открытия состоялся крестный ход из кафедрального собора. Без умиления нельзя было смотреть на благочестивого архипастыря, когда при чтении молитвы о благословении нового воспитательного «вертограда тихими, но обильными струями катились по ланитам его слезы, истекавшие из нежного его сердца, так любившего сирот, и столь благодарного к высокой и скорой помощи Божией».

«Оне — сиротки, — говорил он, — их некому приласкать, отца и матери нету. Кто из нас не помнит детского своего возраста? Дети любят ласковое с ними обхождение; ласковость смягчает сердца и загрубелые!» Сироты платили ему такой же искренней любовью. И только он появлялся, с детской простотой и непосредственностью радостно передавали одна другой: «Отец наш идет!»

Утомительные занятия по управлению епархией сами по себе оставляли мало досуга и были обременительны для старца со слабым здоровьем. Однако святитель находил в себе силы для благоустройства своего «детища» — училища. Он обратился к рязанской пастве с трогательным воззванием и приглашением к пожертвованиям на это благое дело, описывая бедственное положение сирот духовенства, обычно «наследующих от родителей своих одно только сиротство без способов к пропитанию». Владыка говорил, что особенно жалка участь малолетних сирот-девиц, так как сироты-отроки воспитывались, по крайней мере, в государственных учебных заведениях и получали возможность быть впоследствии полноценными членами общества. Он сетовал, что сироты-девицы не только «остаются без приличного христианского воспитания, но нередко терпят недостаток в самом насущном пропитании и необходимых для жизни потребностях. По достижении совершенного возраста у них также нет никакой возможности чем-нибудь и как-нибудь облегчить свою участь».

По мысли основателя, училище должно было давать призрение и образование 45 сиротам. Здесь же должны были учиться и пансионерки, для которых предназначалось тоже 45 мест. Преосвященный Гавриил не считал это учебное заведение исключительно сиротовоспитательным и не любил, когда его называли приютом. Закончившие училище девушки, по замыслу святителя, должны были выходить замуж за клириков. И действительно, при нем все воспитанницы первого выпуска вышли замуж за будущих священников. Но после того, как он оставил кафедру и ушел на покой, «пристраивать замужеством окончивших курс сирот с каждым годом становилось все труднее и труднее».

Со времени основания училища и до своего ухода на покой святитель часто посещал сирот. Не было праздника, в который он не прислал бы детям какого-нибудь подарка. А на Рождество Христово и Пасху с подарками каждой воспитаннице посылал и деньги на гостинцы.

Книги для библиотеки также приобретались на средства владыки Гавриила.

Последним его даром были два серебряных литургических набора весом около трех фунтов. Он завещал их «в кладовую для хранения впредь до устроения церкви при училище».

Святитель Гавриил трепетно относился к памяти святых Рязанской земли. Об этом свидетельствуют памятные случаи из его жизни.

В 1836 г. рязанским краеведом Дмитрием Тихомировым возле села Старая Рязань, на месте древней столицы Рязанского княжества, был раскрыт фундамент одного из каменных храмов. В результате раскопок обнаружили восемь каменных гробниц с честными останками рязанских князей и княгинь, убиенных в декабре 1237 г. во время нашествия хана Батыя. Святитель Гавриил, подвигнутый ревностью почтить место погребения мучеников, решил построить на городище часовню. Впоследствии решено было с этой целью выстроить большой соборный храм во имя святых мучеников Бориса и Глеба.

Особым его даром была «приклада» для усыпальницы рязанских архиереев перед гробницей священномученика Мисаила. Она представляла собой киот с крестом из кости, на нем — распятие Господа с предстоящими Иоанном Богословом и Божией Материю. На заднике киота было изображено сошествие Христа во ад и изведение из него содержимых в узах. На киоте — слова, написанные святительской рукою: «Сие святое распятие Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, устроенное в 1840 году во граде Архангельске, приложено мною Гавриилом недостойным архиепископом Рязанским в Соборную во граде Рязани Архистратига Божия Михаила церковь ради приношения молитв при поминовении почивающих в ней о Святом Духе братий моих Преосвященных Божиих архиереев: митрополитов, архиепископов и епископов рязанских и всех православных христиан, в ней же и моим бренным останкам желаю положенным быти. 1849 года сентября в 25 день. В тринадесятое лето управления моего возлюбленною мне рязанскою паствою. Братие о Господе возлюбленные! Молите всемилостивого Бога о мне многогрешном. Гавриил архиепископ Рязанский и Зарайский. Собственною рукою».

Благоговейное отношение владыки к святыням зримо выразилось в почитании им чудотворного образа Феодоровской Божией Матери. Он сделал все возможное для прославления этой иконы, благословив устроить в честь нее придел в Сергиевском храме Рязанского Свято-Троицкого монастыря, и во главе торжественного крестного хода 24 октября 1852 года из Борисо-Глебского храма на своих руках перенес чудотворный образ в обитель, в освященный в этот же день придел. Многочисленные рязанцы — участники незабываемого события — шли по улицам, припорошенным первым снегом, словно белым покровом. Господь как бы давал уразуметь, что путь к благосердию Царицы Небесной есть чистота души и непорочность сердца.

К середине XIX столетия в России созрела необходимость написания трудов по истории Русской Церкви, которые могли бы служить пособиями при изучении ее в духовных учебных заведениях. С этой целью Святейший Синод издал указ о составлении церковно-исторического и статистического описания епархий. В Рязанской епархии получение его счастливо совпало «с управлением ею приснопамятным преосвященным Гавриилом (Городковым), любителем и трудолюбивым знатоком церковной старины, особенно архивной».

Владыкой был открыт Церковно-Исторический комитет, в состав которого он включил кафедрального протоиерея Н. Ильдомского, преподавателей Рязанской семинарии Петра Ситковского и Ивана Сладкопевцева. Комитет успешно работал. Плодом его деятельности стала масса подготовительных материалов по истории края. У жителей губернии оживился интерес к изучению церковных древностей.

Кроме того, в год вступления Преосвященного Гавриила на рязанскую кафедру при Министерстве внутренних дел были созданы статистические комитеты по изучению местной старины. Министр внутренних дел обратился к рязанскому гражданскому губернатору с просьбой собрать сведения о монастырях и церквах. Тот же в свою очередь обратился к архиепископу Гавриилу, «прося его о содействии в доставлении сведений о древнейших монастырях, церквах и прочих зданиях в Рязанской епархии». Владыка предоставил обширнейшие материалы о существовавших монастырях и пустынях, в том числе и упраздненных. Он включил туда и сведения, собранные его воспреемником в постриге — архимандритом Иеронимом.

Главным вдохновителем деятельности комитета был сам Преосвященный. Из надписей на собранных архивных документах, из примечаний к ним, «переводов» древних грамот, сохранившихся археологических заметок, сделанных его рукой, видно, что он был душою дела и выполнял основную часть этого громадного и кропотливого труда.

Архиепископ Гавриил был замечательным архивистом, как говорили в то время — «археологом». К слову сказать, именно он обнаружил в 1837 году среди документов консистории древние записи, свидетельствующие об основании города Переяславля Рязанского (современной Рязани) в 1095 году (в лето 6603).

Впоследствии замечательная по исторической ценности библиотека старинных рукописей, собранная святителем Гавриилом и переданная им Ольгову монастырю, попала в епархиальное древлехранилище.

Из уважения к просвещенной и ревностной деятельности архиепископа Гавриила на поприще исторических наук Одесское общество любителей истории и древностей, состоящее под покровительством наследника престола Александра Николаевича, 15 июня 1840 года избрало его действительным своим членом с вручением диплома.

Любвеобильное сердце святителя охватывало вниманием не только православную паству, но и раскольников. Милосердие к заблудшим особенно проявилось при освящении им храма в Зарайске. Зарайские раскольники были привлечены к святому единению кротким убеждением святителя Гавриила и его непосредственным вразумлением.

Владыка подготовил церковное торжество, по редкости и важности своей достойное особого внимания, — освящение в Зарайске единоверческого храма в честь Нерукотворенного образа Всемилостивого Спаса. Святейший Синод, по его представлению, благословил устроить в городе Зарайске «благовидный храм, во вкусе древнего зодчества, так чтобы он увенчан был пятью главами, и чтобы внутреннее устройство его было приспособлено к потребностям ревнителей старины. Поэтому иконостас поставлен был в новопостроенном храме тот самый, который до этого находился в молельной часовне раскольников, а древняя священная утварь препровождена в дар от Преосвященного Гавриила из архиерейской ризницы и Крестовой церкви, как-то: древний антиминс, освященный лета 7157 (1649), сребропозлащенные сосуды, устроенные лета 7161 (1653) Мисаилом, архиепископом Рязанским, потир, дискос, звездица, лжица, тарель и ковш, напрестольный сребропозлащенный крест, устроенный лета 7132 (1624), плащаница, вышитая золотом и серебром, устроенная лета 7020 (1512), при благоверном царе Василие Ивановиче, замышлением солодчинского архимандрита Досифея».

Все это накануне освящения, 25 ноября 1856 года, крестным ходом было перенесено из Зарайского соборного храма. Возглавлялось шествие древнейшей чудотворной иконой святителя Николая Зарайского, принесенной в Рязанские земли из Корсуни пресвитером Евстафием в 1225 году.

Такое сердечное участие не могло не тронуть душ раскольников. Все они стали прихожанами православного храма. Святительское же сердце было утешено этим известием, так как еще апостол говорил: «Больши сея радости не имам, да слышу чада моя во истине ходяща» (3 Ин. 1:14).

В 1856 году святитель Гавриил был вызван в Москву для участия в миропомазании на царство Императора Александра II, который за «долговременное и усердное пастырское служение Преосвященного Гавриила в преемственно вверяемых паствах» наградил его алмазными знаками ордена святого благоверного князя Александра Невского.

15 августа 1857 года, на престольный праздник Успения Богоматери, в Рязани произошло незабываемое торжество — перед жителями города предстал во всем великолепии возобновленный Успенский кафедральный собор, где Преосвященный Гавриил совершил первую службу.

После освящения собора в архиерейском доме собрались именитые граждане города Рязани. С приветствием к Преосвященному Гавриилу обратился градский голова купец Гавриил Мыльников:

«Высокопреосвященнейший Владыко, милостивейший архипастырь и отец!

Двадцатилетнее управление Ваше паствою рязанскою ознаменовано многими архипастырскими Вашими подвигами. Обращая внимание на один только епархиальный город Рязань, мы, граждане богоспасаемого града сего, с душевным умилением видим, что в это двадцатилетие почти все до единого в городе храмы Божии или распространены зданием, или возобновлены, или благоукрашены, а при многих и самый звук молитвенного благовестия получил надлежащую полноту и совершенство. Что передала нам история о подвигах благочестивого Авраамия и знаменитого Стефана Яворского, а ближайшее предание — о трудах незабвенного Симона, великих попечителей кафедрального собора, то мы видим, и едва ли не более, в действиях Вашего Высокопреосвященства.

Ныне, быв свидетелями благолепного освящения того же кафедрального собора, в дивной лепоте возобновленного трудами и неусыпными попечениями Вашими, мы, граждане рязанские, священною для себя обязанностью поставляем в настоящее время изъявить глубочайшую благодарность святительской особе Вашей, как виновнику великого дела сего, и вековое событие сие передать потомству в священное воспоминание.

На сей конец, общество купцов и мещан, в единодушном чувстве, положили устроить икону св. Архангела Гавриила, тезоименитого Вам, благодатного вестника обновления всего рода человеческого, в сребропозлащенной и благоукрашенной ризе, и, по освящении оной по чину церковному, поднесть ее Вам, попечительный архипастырь наш, для постановления оной в кафедральном соборе на память родам грядущим.

Общество, движимое благочестивым усердием и благодарностью к Вашему Высокопреосвященству, лучшего видимого знака сыновней признательности своей не находит, веря, что святительство Ваше благих наших не требует, а соутешается и соуслаждается любовью о Христе, связующею верховного пастыря с его пасомыми. В сем признательном чувстве, градский глава, обще с членами градской думы и с почетными лицами купечества, составляя Депутацию от общества, покорнейше просит Ваше Высокопреосвященство удостоить принятием подносимую икону, испрашивая себе и всему обществу архипастырского благословения и святых молитв».

От жителей города депутация преподнесла архипастырю икону Архангела Гавриила. Внизу иконы на финифти была сделана надпись: «Для постановления в Рязанском кафедральном соборе, благодарное общество города Рязани купцов и мещан попечительному архипастырю своему, архиепископу Гавриилу, в вечную память признательности своей к трудам о возобновлении и благолепном украшении того собора. Лета от Р.Х. 1857, августа в 15 день».

История Церкви знает много примеров того, что Господь по Своим неисповедимым Всеблагим судьбам посещает праведников особыми испытаниями, чтобы они, «яко злато во огни», были очищены и предуставлены к вечной славе.

Расскажем об искушении, попущенном Богом святому Гавриилу, словами самого святителя:

«Сего октября 22 дня (1857 г.) совершал я литургию в Рязанском Явленском девичьем монастыре по случаю празднования в оном Казанской чудотворной иконе Богоматери. По совершении оной, в сопровождении сослужащих и клира, прибыл я в покои настоятельницы, где были начальник губернии, вице-губернатор, полицмейстер и другие чиновники. По приглашении игумении, я для отдохновения сел на софу и начал беседовать с посетителями; вскоре затем подошел ко мне неизвестный человек и, испросив благословения, неожиданно ударил меня ладонию по щеке, не сказав мне ни слова. Человек этот в то же время взят полициею, который оказался иеродиаконом Александро-Невской Лавры Варлаамом, прибывшим в Рязань с паспортом и живший здесь у родного брата, диакона Спасоярской церкви.

Уведомляя о сем Ваше Преосвященство, долгом поставлю донесть Вам с надлежащею подробностию, что, совершенно не зная причины, побудившей Варлаама к такому поступку, искренне сожалею о нем и от всей души прощаю его, последуя примеру Спасителя моего».

Святитель Филарет, митрополит Московский, утешил его письмом: «Прощая оскорбителя, Вы исполнили то, что согласно с заповедию, Вашим званием и саном. Ничего лучше нельзя было сделать. Господь да сохранит мир души Вашей и здравие Ваше. Прошу молитв Ваших о моей немощи, и, с искренним почтением и любовию о Господе пребываю».

31 октября, не медля, с сердечным сочувствием отвечал ему и Петербургский митрополит Григорий: «Все очень сожалеем о нанесенном Вам несчастии. Оно очень подобно тому, какому подвергся покойный митрополит Серафим. Впрочем, Вашему Высокопреосвященству нет причины беспокоиться. Иеродиакон, конечно, сожнет, что посеял. Он взят в Невскую Лавру покойным митрополитом (Никанором) из Московского Новоспасского монастыря, во время прошедшей коронации. Здесь скоро был замечен в умопомешательстве, и несколько времени содержался в доме лишенных ума, но оттуда отпущен, как уврачевавшийся. Потом несколько времени жил в Лавре в здравом уме, и наконец отпущен для молитвы пред святыми мощами и чудотворными иконами.С истинным почтением и преданностию, честь имею быть…» Вслед за ними свое скорбное сочувствие поспешили изъявить и другие архиереи, высоко ценившие заслуженные достоинства святителя Гавриила.

«Душевно скорблю о случившемся с Вами, — писал преосвященный Иосиф, архиепископ Воронежский. — Молил и молю Господа, да даст Вам христианское благодушие перенесть оскорбление. Что делать? Наша природа немощна. Ветхому нашему человеку огорчения тягостны. Но смиренным Господь дает благодать переносить оные с благопокорливостью непостижимым путям промысла Божия. Чем больше здесь потерпим, тем больше Господь вознаградит в Небесном своем Царствии.

Действовавший похож, действительно, на помешавшегося в уме. А это должно служить к успокоению совести.

Невещественные заушения бывают гораздо тяжелее видимых. А кто избежит их в жизни?

Чистая совесть более всего должна успокаивать нас при встречающихся неприятностях. С полною преданностью к Вам, прошу Вас успокоиться. Простить виновному Вам естественно. Но оскорбление сана священного должно подлежать наказанию».

Преосвященный Варлаам, епископ Пензенский (впоследствии архиепископ Тобольский), так выразил свое суждение об этом происшествии: «Если в какой-либо степени верна молва, у нас носящаяся, о неслыханном событии у Вас: то я крайне скорблю и соболезную о благом страстотерпце. Кто, и какой дерзкий человек нашелся для такого дела? Явно, разве помешанный, и дышавший какою-либо злобою. Праведный суд достойно воздаст дерзкому, а потерпевший от такого лица еще более возвысится на свещнике Христовой Церкви».

Утешительные слова выразил в своем письме Преосвященный Алексий, епископ Тульский (впоследствии Таврический и Симферопольский): «Легко рассуждать, но не легко терпеть. Событие, случившееся в жизни Вашей, чрезвычайно прискорбное, но по рассуждению о Вашей, всем известной, сановитости и безукоризненном святительстве, оно во всех возбудит, кажется, одно чувство внимания к Вам, как избраннику Божию, ведомому и идущему твердыми стопами по стопам величайшего святителя, иже укоряем не противоукоряше, стражда не прещаше (1 Петр. 2:23). Жребий, в котором бездна утешений для духа Вашего! Да дарует Вам Господь явить собою пример, поучительный и для пастырей, и для архипастырей. Меня и самая любовь Ваша, с какою благоволили писать ко мне, обязывает возносить о Вас теплые молитвы ко Господу. О мне, Высокопреосвященнейший Владыко, с участием, свойственным отеческому сердцу Вашему, помолитесь.

С сыновним почтением и преданностию, имею честь быть…»

Ректор Рязанской семинарии, архимандрит Антоний, бывший в то время на чреде священнослужения в Санкт-Петербурге, в своем письме от 27 октября 1857 года писал к Преосвященному Гавриилу: «Брат оскорбителя Вашего, Козьма Николаев, проживающий здесь в Лавре в числе послушников, по секрету вчера объявил мне о безбожном поступке сумасшедшего брата своего иеродиакона Варлаама. Рассказ его привел меня в смятение. Я и теперь не могу опомниться от возмущения душевного. До глубины души соболезную о случившемся. Сумасшедший этот довольно долго лечился в больнице умалишенных. По возвращении из больницы, был у меня, и все предостерегал меня от колдунов, которые, по его прозрению, здесь нередки. Начальство здешнее видело неблагонадежность его, тяготилось им, и, как я догадываюсь, беспрекословно позволило ему отправиться в путешествие, и в другом месте искать службы».

Тот же архимандрит Антоний в письме своем от 10 декабря 1857 года сообщил: «У именинника преосвященного Нила (Исаковича — авт.) арх. Ярославского, 7 декабря встретился я с Конст. Степ. Сербиновичем, который спросил меня: «Имеете ли вы сведение о состоянии здоровья своего владыки Гавриила? Не потерпело ли здоровье его изменения от неприятного случая?» Я отвечал: «Из письма ко мне, полученного 20 ноября, видно, что здоровье владыки, слава Богу, хорошо, — благодушие его неизменимо». «Он святой жизни, — продолжал Конст. Степ., — благодушие ему свойственно. У светских подобные случаи вменяются оскорбленным не в честь, а у духовных в славу, — и, воспомянув при этом подобный случай в Иерусалиме с о. Аникитою (иеромонахом князем Шихматовым), прибавил, — если владыка ваш скорбит, так скорбит верно о преступнике».

И не напрасно Сербинович дал такой отзыв о Преосвященном Гаврииле. Лучшим выражением кроткой и благочестивой души святителя может служить собственная его исповедь в письме от 28 ноября 1857 г. к митрополиту Филарету: «Верую, что такое искушение послано мне от Господа, попустившего оное, да поможет мне уразуметь в нем благую о мне волю его, — обратить оное в мое благо и памятовать всегда отеческую заповедь: Какое бы ни постигло тебя искушение, не жалуйся ни на кого, кроме себя, и говори: так случилось сие по грехам моим!» Слова, достойные неизгладимого начертания на сердце каждого христианина!

Подобное этому чувство, в сознании скорби своей, Преосвященный Гавриил выразил в письме к Преосвященному Иосифу Воронежскому: «Я искренне о нем (оскорбителе) жалею, и от всей души прощаю его, полагая, что он решился на такое действие не в здравом разуме. При всем успокоении совести моей, не укоряющей меня в причинении какой-либо обиды ударившему меня, я смущаюсь духом и скорблю. Всеусердно прошу Вас подкрепить меня, немощного, Вашими святыми молитвами к Богу Спасителю, да подаст мне силы перенесть постигшее меня тяжкое искушение с терпением, благодушием и совершенною покорностию Всесвятой Воле Его!»

Лица духовные и высшие чиновники, бывшие свидетелями события, рассказывали: «Когда Варлаам неожиданно нанес удар благословлявшему его святителю, архипастырь, упав на софу в наклонном положении, тихо и кротко сказал ему только: «Что ты? Бог с тобою!» А мы до того поражены были неожиданной такой дерзостью, что не верили глазам своим, и на полминуты оставались без движения в каком-то оцепенении».

Надо заметить, что Преосвященный Гавриил, у себя ли дома, в гостях ли, обращающегося к нему за благословением сидя никогда не благословлял, но всегда вставал с места — по смирению, а может быть, и по уважению к своему действию.

Впоследствии святитель Гавриил, живя на покое в Ольговом монастыре, при разговоре об этом случае поведал: «После нанесенного удара я был вне себя от страха, видя, что у Варлаама дико вращаются глаза, как будто чего ищут, и сам он засучивал рукава своей рясы, а между тем на столе предо мною лежала куча ножей столовых и вилок. Долго ли ему, — подумал я, — схватить нож и меня поразить им? Но в ту же минуту схватили его. И я освободился от страха мгновенной насильственной смерти».

Святитель после этого происшествия все чаще стал задумываться о Вечном, о том, чтобы явиться пред Господом «неоскверненным и непорочным в мире» (2 Пет. 3:14) и вскоре обратился в Святейший Синод с просьбой об уходе на покой. В своем прошении Синоду Преосвященный Гавриил объяснял, что «имея от роду 70 лет, чувствует изнеможение душевных и телесных сил, которое, сопровождаясь частыми недугами, начинает отвлекать от исполнения лежащих на нем трудных обязанностей, за опущение коих предлежит ему многая за многих ответственность пред Богом, правительством и собственной совестью.

Убеждаясь трудностию и самою невозможностию, по старости и недугам, продолжать настоящим образом пастырское служение», он «имеет решительное намерение оставить оное и посвятить остаток жизни занятиям мирным, не развлекающим внимания к самому себе, особенно попечению о едином на потребу, и приготовлению себя к ответу на Страшном Суде Христовом».

Он просил разрешение удалиться на покой в Рязанский заштатный Ольгов монастырь с правом управления, но без права пользоваться доходами и другими выгодами от него, «дабы в мире и спокойствии скончать ему последние дни жизни, принося усердные молитвы о здравии и благоденствии Всемилостивейшего Государя Императора с августейшим Домом Его, о Священном Правительствующем Синоде, и о благосостоянии святой Православной Церкви».

5 июня 1858 года Преосвященный получил указ об увольнении с годовым пенсионным окладом в две тысячи рублей серебром и пребывании в Ольговом монастыре с его управлением. Эта весть быстро разнеслась по Рязани. Да и святитель не замедлил привести в исполнение полученное им разрешение. Отъезд свой он назначил на воскресенье — 8 июня, день святого великомученика Феодора Стратилата. Рано утром на соборной колокольне раздался звучный глас главного колокола. Одинокие звуки его дрожали в воздухе и тоскою разливались над Рязанью. Вскоре на галерею, ведущую из архиерейских палат в кафедральный собор, вышел кроткий архипастырь, чтобы в последний раз совершить в нем литургию. Лицо святителя, всегда светлое и спокойное, поразило собравшихся особенной погруженностью в себя.

Шестнадцать священнослужителей, наиболее почетных и заслуженных, украшенных сединами, предстояли во время священнодействия. Подобного архиерейского служения до этого времени Рязань не видела. Сам святитель Гавриил, по описанию очевидцев, был прекрасен, «как прекрасен Ангел, предстоящий пред Богом. Он был весь молитва».

Приведем красноречивое воспоминание о последнем прощании Преосвященного Гавриила с паствой, оставленное профессором семинарии П. Г. Ситковским и напечатанное в «Губернских ведомостях»:

«Имя доброго архипастыря пребывает присно в живом сознании признательной паствы. Мудрые наставления и святые дела его записывает летопись на нетленных скрижалях и передает их позднему потомству к его назиданию и утешению, или говоря словами премудрого: „Восхвалят разум его мнози, и до века не погибнет; не отъидет память его, и имя его поживет в роды родов. Премудрость его поведят языцы, и хвалу его исповесть Церковь” (Сир. 39:11–13).

И на Рязани был архипастырь, под кротким жезлом коего рязанская паства мирно покоилась на злачных пажитях Евангельского учения и христианского благочестия три седьмины лет. То был незабвенный преосвященный Гавриил, память коего займет всегда светлое место в летописях иерархии рязанской. В течение столь продолжительного времени он с неусыпным попечением и сердоболием нежным глашал овец своих по имени, и покорные овцы сладкого гласа его слушались и по нем ходили; ибо пастырь и пасомые, составляя одну душу и одно тело, жили в союзе мира, дышали одним духом любви о Христе. Но чувствуя, что под бременем угнетающего времени и под тяжестью лежащих на пастыре разносторонних обязанностей, силы его упадают, и зная, что искать вожделенного покоя души, вне пустынной обители, дело тщетное, он, совершив тридцатилетний подвиг служения в сане архиерея, по совету богобоязненного сердца своего, добровольно сошел с чреды высокого служения Церкви Христовой на великий подвиг самоумаления, в стенах безмолвной келии обители Ольговской. Здесь, как в пристани духовных созерцаний, восторгающих душу в пределы мира горнего, божественного, рассудил он, подобно св. Гордию, „укрыться и от градских мятежей, и от торжищной толпы, и от высокомерия чиновников, и от судилищ, и от клеветников, и от продающих, и от покупающих, и от клянущихся, и от говорящих лживо, и от сладкоречия, и от всего того, что городское многолюдство влечет за собой, как корабль малую ладью”, чтобы остаток дней своих посвятить богомыслию и попечению о душе своей в тиши затворнического жития.

И давно уже носилась молва, что святитель положил твердый обет — удалиться от дел правления и водвориться в пустыне. Но сердцу паствы как-то не хотелось верить сему тревожному слуху; оно надеялось, что слух сей, ежели и осуществится, то осуществится не скоро. Но „мысли праведных — судьбы”. Завет сердца неизменен. Великое дело христианского самоуничижения должно было совершиться; час горестной разлуки паствы с уважаемым пастырем пробил невозвратно. Это было 8 июня, на память великомученика Феодора Стратилата. Величественное солнце, многие дни сряду задернутое густыми облаками, ливнем наводнявшими землю, взошло прекрасно. Казалось, что дневное светило, сорвав с себя мрачное покрывало и как бы излив потоки слез, явилось во всей лепоте своей, чтобы взглянуть прощальными лучами своими на духовное светило, так ярко сиявшее на тверди Церкви Бога вышнего, а теперь сходившее под горизонт смиренной келии.

Поразительно-трогательна была и та минута, когда святитель с крестом в шуйце, с светильниками в деснице, возведши очи и воздевши руки горе, призывал и умолял Господа призреть с небесе, посетить и утвердить виноград, насажденный десницею Божиею, а им столько лет возделываемый, теперь же оставляемый навсегда.

После литургии совершено было благодарственное Господу Богу молебствие, провозглашено многолетие Государю Императору, всему Царствующему Дому, Священному Правительствующему Синоду, архипастырю и всей богохранимой его пастве.

Осенив животворящим крестом предстоящих, святитель, сложив с себя облачение в алтаре, вышел оттуда в мантии и, приняв посох, встал на амвоне. Воцарилась невыразимо безмолвная тишина; казалось, дыхание окаменело: все превратились в слух и внимание к ожидаемому последнему слову архипастыря. Трогательную беседу свою архипастырь начал словами Псалмопевца: „Помыслих дни первыя, и лета вечная помянух, и поучахся” (Пс. 76:6).

Обращаясь к своему служению, архипастырь свидетельствовался Богом-Сердцеведцем о сердечном желании своем спасения душ паствы; но, проникнутый мыслью о великой важности и трудности пастырских обязанностей, он не дерзнул похвалиться, что исполнил оные — как прилично пастырю доброму, верному рабу Христову. „Могу ли сказать о себе, — говорил он, — что я взыскал погибшее, обрел заблудшее, обязал сокрушенное и укрепил немощное? Может быть, напротив того, от моей невнимательности невинные подверглись осуждению и наказанию, может быть, страждущие искали во мне помощи и утешения, и отходили от меня безотрадными; может быть, другие желали во мне видеть милующего отца, и находили судью обличающего и наказующего.

Сознавая сие в совести моей и прощаясь с вами, молю вас всесмиренно, братия и чада мои о Господе, простите мне немощному, бывшему вашему пастырю, все мои согрешения и слабости, которыми или кого обидел, или оскорбил и преогорчил”. С этими словами смиренный архипастырь зарыдал и поклонился пастве до земли. И паства, потрясенная до глубины сердца словом и смирением архипастыря, зарыдала и мгновенно, по какому-то тайному движению, поверглась долу. Слезы лились потоками; даже дети плакали. Так могущественно духовное сочувствие. „Молю вас, — продолжал он, едва выговаривая слова, — не только простить мне немощи мои, но и воспоминать о моем недостоинстве в молитвах ваших и напутствовать меня вашею о Христе любовию и благословениями. А я в уединении моем не престану приносить недостойные молитвы мои, чтобы посреди вас процветало Царствие Божие — правда, мир и радость о Дусе Святе — и призывать на любезную мне богохранимую паству сию благословения Небесные. Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами и любовь моя со всеми вами о Христе Иисусе!” Тут архипастырь снова поклонился предстоящим.

После сего поднесена была архипастырю икона Успения Божией Матери, списанная с чудотворной иконы Киевской, которую передал он городскому голове в благословение рязанскому городскому благочестивому обществу.

На прощальное слово владыки кафедральный протоиерей и инспектор семинарии Н. Ильдомский отвечал от лица всей паствы краткою, но сильною речью. „При вступлении в управление рязанскою паствою, — начал почтенный протоиерей, — встречая тебя, милостивейший архипастырь и отец, мысленно вопрошали мы словами старейшин израильских: мир ли вход твой, о Святитель? И ты с сего же священного места изрек нам мир, мир, который Спаситель оставил и дал ученикам своим”. Потом, обозревши двадцатилетнее управление его, процветавшее миром, любовию и кротостию, и сознаваясь, что не достанет ни слов, ни времени для того, чтобы достойно изобразить деннонощные труды и неусыпное бдение его, исчислить дела для благоустроения паствы, воспомянуть его заботливость во дни тяжкого испытания здешнего края засухой, голодом и смертоносной болезнью, указать на его отеческое попечение о призрении и образовании беспомощных сирот, об устроении храмов Божиих, особенно о возобновлении первопрестольного епархиального храма, припомнить мудрые наставления, кроткое и исполненное любви обращение со всеми, сказал, что „теперь, при разлуке с добрым архипастырем, остается нам благодарить Бога, который, в лице преосвященного Гавриила, дал нам архипастыря, добре правившего рязанской паствой более 20 лет, с отеческой любовью и кротостью руководившего нас. Просим и молим тебя, архипастырь и отец, простить нам, если огорчили твое отеческое сердце или неведением, или забвением, или невнимательностью. Тягостна и прискорбна для нас разлука с тобой, добрый святитель, но утешаемся мыслью о твоем пребывании среди паствы рязанской и дерзаем уповать, что ты, по любви к нам, не престанешь молиться о пастве своей. Да будет же благословен исход твой, добрый архипастырь”.

По окончании речи протоиерей Н. Ильдомский поднес святителю от лица городского духовенства икону Спасителя в сребропозлащенной ризе, говоря: „Прими, благий архипастырь наш, икону Спасителя, и моли не оставить нас своей милостью”.

Сотворив земные поклоны перед святыней и приложившись к ней, архипастырь обратился к протоиерею Н. Ильдомскому и сказал: „Отец протоиерей! Возьми жезл сей, который вручил мне Господь Бог, и передай моему преемнику!”

„Вот уже и нет его, кроткого, мудрого, милосердного и боголюбивого архипастыря — отца нашего; оставил нас сирыми”, — говорили между собой печальные рязанцы, расходясь по домам своим. Да, уже нет его с нами; но пути или дела его — с нами, и они, подобно свету, светят нам. Они светятся нам и в приветливом, исполненном любви обращении его со всеми, и в сердобольном призрении и воспитании сирых и бесприкровных девиц духовного звания, и в просвещенном руководстве в образовании духовного юношества, и в горячих молитвах ко Господу за паству во дни тяжкого и страшного испытания ее во время голода, засухи и смертоносной болезни, и в пламенном усердии и любви к благолепию возлюбленных селений Господа Сил. Взирая на святую икону предстоящего перед Господом Архангела Гавриила, сооруженную и поставленную градским обществом „на память временам грядущим” по случаю великолепного обновления соборного храма Успения Богоматери, каждый приклонит колена перед святыней и прольет теплые молитвы о незабвенном архипастыре Гаврииле, за его попечение о доме Пречистой. Сии светлые пути святителя свидетельствуют, яко свет Господень след его».

Незадолго до приезда святителя в Ольгов монастырь Царица Небесная явила над обителью особую милость через явление Своей иконы Иверской в часовне возле монастыря. В начале лета чудотворный образ поместили в Успенской церкви. Это произошло после чудесного исцеления по усердным молитвам перед ним болящей Параскевы из села Вышгород, страдавшей прежде от гнойных язв на теле и ломоты в костях. Святитель Гавриил часто изливал перед чудотворной иконой Иверской Божией Матери свои молитвы.

Разлучился архипастырь с Рязанью, но жители ее, как и вся паства, духом не разлучались с ним, — любовь влекла их в место его тихого уединения. Скромная обитель посещалась рязанцами ежедневно, особенно в воскресные и праздничные дни, во все почти четырехлетнее его там пребывание, не говоря уже о живших по соседству дворянах, многих лицах духовного звания, особенно протоиереях и благочинных, приезжавших в Рязань по своим делам. Все непременно хотели побывать в Ольгове, посетить старца-архипастыря в смиренной его келии и принять от него благословение. Всех принимал он радушно и с той же любовью. Принимал не как архиерей, а как собрат, как равный, как друг. Многие, чтобы не беспокоить своим посещением маститого и болезненного угодника Божия, сознавая себя слишком умаленными перед высоким саном, но горя любовью к нему, довольствовались и тем, что, по окончании богослужения, при выходе из храма, видели ангельское лицо его и принимали от него благословение. Земными поклонами, ласковыми взглядами выражалась вся преданная любовь, восторженная радость простых людей, радость о том, что его просто видели. Это так трогало чувствительное и нежное сердце святителя, что он едва сдерживал слезы, и на эти искренние знаки любви к нему отвечал дрожащим голосом и немногими словами: «Господь да благословит вас, Господь да упасет вас, чада мои возлюбленные!» Он получал много писем и на все старался ответить. В письмах, адресованных угоднику Божию, ясно видна любовь чад к своему пастырю. Так, градский голова Г. А. Мыльников, в день Ангела святителя, 26 марта 1859 г., писал: «День св. Архангела Гавриила встретила Рязань, не имея пред глазами земного своего ангела, небесному соименного, но чувства любви к нему и преданности сыновней все так же живы; к тому же воспоминание о кротком и благоприветчивом архипастыре освежается видимым залогом в иконе св. Архистратига, оставленной на память родам грядущим.

Благодетельный Архипастырь! Удостойте принять препровождаемый при сем хлеб, как привычное русскому человеку свидетельство чувств его пред тем, кого он любит. Лично от себя, и как представитель граждан рязанских, за счастье почитаю принесть вам сыновнее поздравление в день сей. Владыко святый, благослови нас, — овцы твои, и теперь слушающие гласа твоего, помяни их в молитвах своих!»

Другой рязанец — купец Д. С. Ларионов, посылая икону, в письме от 26 марта 1860 года выразил ему от лица многих такие же чувства: «Сей день Вашего тезоименитства в особенности пробуждает в нас радость видеть вас благополучными, поздравить со вступлением в новый год Вашей жизни и пожелать долголетнего здравия.

Печальными Вы оставили нас чрез удаление в сию обитель; но это не изгладило из памяти нашей многозаботливого пребывания архипастыря среди паствы; Вы и теперь обитаете в сердцах наших тою же любовию, какою жили прежде. В доказательство сего приносим сию святую икону, изображающую Приснодеву Марию и благовествующего Ей Архангела Гавриила, Вам тезоименитого.

Созерцая Благовестника Небесного, возвещающего радость велию, переносимся мы к тем минутам, когда Вы своим благовествованием любви и мира возбуждали в сердцах наших мир и радость о спасении нашем. Слово и живой пример Вашей святости неизгладимо запечатлелись в нас искреннею любовью. По сему разумеют, сказал Господь, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою. Одушевляясь сею любовию чрез Вашу действенную проповедь, не могли мы ничего другого принесть Вам, отец наш и Архипастырь, в день Вашего тезоименитства, как сию святую икону.

Примите ее в залог неразрывного союза искренней любви нашей. Пусть грядущие роды, посещающие сию обитель, взирая на оную, вспоминают тебя, архипастыря нашего, два десятилетия управлявшего паствою рязанскою, и поучаются любить и благоговейно чтить своих архипастырей.

Спасаемые Господом нашим Иисусом Христом, по предстательству в молитвах неусыпающей Матери Божией и Архангела Гавриила, вручаем себя Вашим святительским молитвам и имеем честь быть».

На задней стороне иконы была сделана надпись: «Высокопреосвященнейший архиепископ Рязанский Гавриил, тезоименитый изображенному на сей иконе Небесному Благовестнику, в продолжение двух десятилетий, своим благовествованием и примером воспламенял в сердцах наших христианскую любовь. Движимые любовию, соорудили мы сию святую икону в день тезоименитства его, по прошествии двухлетия на покое в обители Ольговской, 1860 года, дабы и потомство пасомых, при посещении ея, взирая на лик Богоматери и Небесного Благовестника на сей иконе, вспоминало любимого архипастыря, по смирению удалившегося на покой в нее».

На основании иконы: «Искренно уважаемому и сердечно любимому архипастырю Гавриилу от Д. С. Л. 1860 г. марта 26 дня».

Посетил владыку Гавриила в Ольговой обители и преемник его, архиепископ Смарагд. Преосвященный Гавриил встретил его с величайшей любовью. Келейники святителя рассказывали, что он встретил Преосвященного Смарагда в коленопреклоненном положении. Владыка Смарагд поспешил поднять почтенного старца. Это умилительное зрелище, по воспоминаниям присутствовавших, было достойно кисти художника: здесь глубокое смирение одного не унизилось и братская любовь другого не оскорбилась!

Вскоре после этого отшельник-иерарх прибыл в Рязань — отблагодарить Преосвященного Смарагда за посещение, а потом, прямо от него, возвратился в Ольгову обитель. В следующем 1859 году, в июле, он снова приезжал в Рязань — на годичный экзамен девиц духовного звания. А в третий, и последний, раз видела его Рязань в августе 1861 года. Святитель, как бы предчувствуя, что свой прежний кафедральный город посещает в последний раз, навестил не только Рязанского владыку, но от него отправился в пригородный Свято-Троицкий монастырь, где некогда сам настоятельствовал и где на другой день, отслушав утреню и литургию, простился с настоятелем, архимандритом Афанасием (Перепелкиным), а потом по пути заехал к приходскому священнику Симеоновской церкви, с которым отправился к некоторым из прихожан: к боярыне, старице В.О. С-ме, к Г. А. Мыльникову, бывшему при нем градским головою, и, наконец, к настоятельнице Казанского Явленского девичьего монастыря игумении Екатерине, которые, как бы предчувствуя последнее свидание, встречали его, как Ангела Божия, в безмолвии, со слезами и коленопреклоненно. Смущенный архипастырь со слезами едва мог выговорить: «Что вы со мною делаете? Господь да воздаст вам за любовь вашу ко мне!» В Вознесенском соборном храме монастыря уже ожидали его все инокини и послушницы перед чудотворной Казанской иконой Божией Матери, поставленной посреди церкви на аналое, у которого предстоял священник в облачении. При вступлении владыки в храм запели тропарь «Заступница усердная». Старец-святитель троекратно поклонился до земли и, приложившись к иконе, благословил всех до единой насельниц обители. Потом, выйдя из церкви, попросил иерея совершить литию на гробах бывшей настоятельницы игумении Елисаветы, боярыни М.С. С-ной и чиновника Н.В. В-кого, своего сверстника, которого владыка любил и почитал за благочестивую жизнь. Осмотрев все приделы храма и новый корпус монастырской больницы, Преосвященный возвратился в келию игумении, где ему пропели «Ныне отпущаеши».

Пребывание владыки Гавриила в Ольговом монастыре привлекало множество богомольцев со всей России. И в этой древней обители святитель не оставлял своих многопопечительных трудов.

Одной из его забот было приобретение для монастыря колокола, так как самый большой едва ли весил 30 пудов. Знаком любви к нему рязанцев стали усердные их приношения, благодаря которым в том же году монастырскую звонницу украсил колокол весом около 120 пудов, тогда как Преосвященный рассчитывал на приобретение только 60-ти пудового. Кроме того, любившие и посещавшие его люди стали передавать в дар монастырю разную ценную церковную утварь. Скоро пустынная обитель, прежде изредка кое-кем посещаемая, стала процветать, будто «крин сельный», и нашла нужным построить для посетителей гостиницу. На щедрые пожертвования именитых граждан Рязани начали строительство новой колокольни. Ее закладка с молитвословием, к радости святителя, была совершена еще при его жизни.

Личная его благотворительность монастырю состояла в том, что для своего содержания не только ничего не брал из его доходов, но и ежегодно вкладывал по 100 рублей серебром на улучшение братской трапезы. По столько же — братии за служение ранних литургий, во время которых поминались его усопшие родители и сродники.

Благотворительность святителя распространялась на всех. В фонд училища девиц духовного звания он внес 1000 рублей серебром. Столько же вложил в Рязанскую семинарию. Причтам: кафедрального собора — 660, церкви с. Городковичи — 1600, церкви с. Селезнева — 600 рублей серебром. Кроме того, в последнюю им были пожертвованы: серебряные с позолотой священные сосуды весом 3 фунта 70 золотников и восьмиконечный напрестольный крест весом 73 золотника.

Владыка Гавриил не оставлял вниманием ни одного человека, обращавшегося к нему со своими бедами и нуждами. Многие обедневшие семейные отставные чиновники приходили к нему из Рязани, и он, выслушав их, никогда не отказывал им в пособии, какое было прилично и не низко для благородного бедняка. Толпа бедных крестьянок, хилых, бесприютных старух, вдов с детьми и малолетних сирот государственных крестьян ближнего села Льгова окружала вход в келию Преосвященного, и келейный послушник в воскресные и праздничные дни раздавал каждому по 5-ти копеечной монете, а в будни — по 3-х копеечной. Для этого святитель Гавриил попросил чиновников казначейства при выдаче ему пенсионного оклада давать часть мелкими деньгами.

Провидением Божиим, в первые месяцы уединения Преосвященный получал по 500 рублей. Это были так называемые «командорские» деньги за орден св. Александра Невского, так что с пенсионом это составило в год 2500 рублей, что и послужило основой не только щедрой благотворительности неимущим, но и построения каменного храма на месте погребения его родителей в селе Городковичи. Живя чрезвычайно скромно, святитель Гавриил расходовал на свои нужды не более 500 рублей, в том числе и на жалование своим келейным.

Любимым его занятием было садоводство; он сам очищал деревья, прививал, окапывал их, расчищал дорожки и рыхлил грядки, насколько позволяли ему силы. Преосвященный любил трудиться; сам, тайно по ночам, носил в свою келию дрова, а днем, летней порой, нередко с ведром в руках спускался под гору к реке и приносил к себе в келию воду. Между тем, в часы досуга от молитвенных и телесных трудов, не оставлял он и занятий для ума, продолжая научные изыскания: он пересмотрел и исправил 4 речи и 46 поучений, произнесенных им в разное время и в разных местах, соединил их в один том и в 1860 году напечатал его в Москве. Продолжал он вести и активную переписку со многими святителями и другими своими постоянными корреспондентами.

Однако болезнь давала о себе знать, вскоре она усилилась до того, что он с трудом мог выходить. Но если внешний человек и истлевал в нем, то внутренний день ото дня обновлялся (2 Кор. 4:6). Предчувствуя близость кончины, святитель поручил сделать для него гроб. Приготовил он также и все принадлежности архиерейского облачения из шелковой ткани темно-коричневого цвета, а также крест, Евангелие, митру и панагию.

Вскоре он избрал место погребения, повелев рабочим вырыть могилу возле правого клироса южного придела Троицкого храма и выложить кирпичом своды склепа. Во время работ владыка пришел осмотреть место своего упокоения и долго стоял над ним в задумчивости. Затем сказал работникам: «Вы видели, православные, какую честь отдают архиерею в храме Божием?» — и, указав на могилу, продолжил: «Вот чем оканчивается всякая почесть земная! Помните, любезные мои, что за гробом, там, — указывая на небо, — встречены будут с почестию одни только добрые дела наши, и уже никогда не будут зарыты в землю!»

В то же время в этой обители страдал от тяжкой болезни другой старец, духовник святителя, некогда его соученик по семинарии — недавно принявший схиму игумен Серапион. С трудом, при помощи келейных, посетив болящего, чтобы проститься с ним, святитель Гавриил смиренно принял от него благословение, как его духовный сын, и, простившись, произнес: «Ни тебе воды, ни мне овса!»

В начале 1862 года 77-летний Преосвященный уже до того изнемог, что не мог подняться с постели. В день своего Ангела, 26 марта, отправив келейника в Рязань, приказал ему просить к себе на последнее прощание архимандрита Троицкого монастыря Афанасия (Перепелкина) и одного из душеприказчиков своих — священника С.Р.

В Неделю Ваий, чувствуя неодолимую слабость, он исповедался и причастился Святых Таин, соборовался. В Великий Четверток еще раз причастился. С этого времени келейники непрерывно читали возле него то акафист Сладчайшему Иисусу, то канон на исход души, то поклонение Страстям Господним. В ночь на Великую Субботу он уже почти не мог говорить, дыхание стало совершенно незаметным. После благовеста к заутрене Преосвященный, жестом призвав к себе келейника, несколько раз шепотом спросил, скоро ли начнут петь погребение Спасителю, несомненно получив извещение от Господа о часе своей кончины.

При пении первой статьи второго стиха чина Погребения: «Животе, како умираеши?» — святой тихо отошел в обители вечные. Это было 7 апреля, накануне Светлого Христова Воскресения.

По распоряжению его преемника, архиепископа Смарагда, погребение было совершено в пяток Светлой седмицы. Во время совершения чинопоследования священники обнесли гроб вокруг престола, затем вокруг Троицкого собора и вернулись в храм. Когда гроб поднесли к склепу, протодиакон с амвона прочитал завещание святителя:

«Во имя Пресвятыя Троицы, Отца и Сына, и Святаго Духа.

Аз, многогрешный Гавриил архиепископ, бывший Рязанский и Зарайский, ведая неизбежный конец жития сего временного, не ведая же дня и часа кончины моея, благопотребным судил начертать в здравом уме и памяти заветное сие писание, да не коим либо образом или внезапно постигнет меня час смертный, или память оскудеет, и да не отъиду в вечность, не испросив отпущения в согрешениях моих, и не преподав моего последнего прощения и благословения.

Все мы, по закону падшего естества нашего, подлежим смерти: несть бо человек, иже поживет, и не узрит смерти (Пс. 88:49), яко земля еси и в землю итъидеши (Быт. 3:19). Тело предается сродной ей земле, а душа переселяется на место, по делам ея уготованное.

О смертном часе всегда помышляли верные рабы и угодники Божии. Великий светильник церкви, святой Василий, повелел учиненному отроку приходить к нему в нарочитые праздники и говорить так: «Поминай, отче, смерть, и повели гроб твой довершити». Памятовали час смертный и суд страшный все, желавшие внити в живот вечный, внимая наставлению Премудрого: «Поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши» (Сир. 7:39).

Что же скажу о себе, раб нерадивый и маловерный? Развлекаемый служебными обязанностями и житейскими попечениями, я большей частью провождал житие мое в забвении о часе смертном, заботился больше о здравии тела, нежели о спасении души, служил больше людям, нежели Богу. Наконец, наступившая старость с недугами своими напомнили мне, что конец мой близок, что стою я уже на праге вечности, и что земное торжище вскоре прекратится, и двери Царствия заключатся, а я еще не купил елея покаяния, и не уготовал светильника душевного, для сретения Небесного Жениха и Посетителя душ, Иисуса Христа.

Чувствуя неготовность мою к ответу на страшном суде Христовом, я ощутил страх и болезнь в сердце моем, и положил твердое намерение оставить управление паствой, чтобы провесть последнюю годину жизни моей в святом уединении и в попечении о едином на потребу — о спасении бедной души моей. Об исполнении сего душевного моего совета я всеусердно просил верховное духовное начальство, по ходатайству коего Всемилостивый Государь Император внял молению моему, и даровал мне покой желанный.

Ныне, освободившись от попечений по управлению паствой и пришедши в себя самого, первее всего благодарю Господа Бога за благодеяния Его, явленные мне в сотворении, искуплении, освящении и промышлении, которые не престает являть мне, недостойному, до сего дня и часа. Еще же, и паче всего, благодарю Премилосердаго Господа, что сподобил меня родиться в благодатных недрах Церкви Его святой, содержащей истинную Православную веру, которую доселе исповедал я и соблюдал несомненно, и желаю пребыть в ней неизменно до последнего моего издыхания, имея надежду, что она вменится мне в оправдание в день воздаяния.

По сем всеусердно молю в Дусе Святе отцев и братию и всех православных христиан — даровать мне свое прощение в согрешениях моих, если кого, во дни пастырского служения моего, или по отшествии моем на покой оскорбил, огорчил, или к требующим помощи немилостив был, — прошу не только простить мне согрешения мои, но и умилостивлять Господа Бога молитвами вашими о мне, да поне сопричтет меня на суде Его к пришедшим во единонадесятый час, и ничтоже достойно соделавшим. От моего убожества мир, прощение и благословение всем православным, живущим в бывших паствах моих, Рязанской, Могилевской и Калужской, а скончавшихся да упокоит Господь в Небесном Его Царствии!

Молю и брата моего о Господе, архипастыря Рязанского и будущих святителей Рязанских являть милость грешной душе моей поминовением во святых молитвах своих, а первее всего, при совершении и приношении бескровной умилостивительной жертвы Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.

Настоятеля и братию святыя обители сея усердно молю, да незабвенно творят молитвенное поминовение о мне, грешном, и о родителях моих, и вкупе прошу у них прощения, если кого, по немощи моей, оскорбил словом или делом. Равно и от моей худости преподается вам, отцы и братия, мир, прощение и благословение, а святую обитель сию, со всеми трудящимися и молящимися, препоручаю Всемогущему Богу в божественное покровительство Его и в заступление Преблагословенныя Владычицы нашея Богородицы. Известным при сем творю пред всею Церковию, что, во время пребывания моего в сей обители, настоятель и братия оказывали мне, немощному, искреннюю любовь о Господе, заботились о душевном моем спокойствии и доставляли мне утешение мирным и благочестивым житием своим.

Завещаю и прошу, по исходе души моей, предать бренное тело мое матери своей земле — в Ольговской обители, в храме Живоначальной Троицы, на южной стороне, по мертвенному наследованию, в облачении, сану моему приличном. А о убогом имуществе моем завещаю, что оное, исключая нужной одежды и книг, роздано при жизни моей.

В заключение всего, запечатлеваю завещание мое словами любви и совета: отцы и братия о Господе возлюбленная! Любите Господа Бога паче всего и благоугождайте Ему, храните верность и повиновение Царю, Помазаннику Божию; соблюдайте непоколебимо святую Православную веру: приносите усердные молитвы, хвалы и благодарения Богу, Творцу, Спасителю и Промыслителю; имейте мир и любовь между собою; благотворите меньшей братии Христовой — сирым и убогим; помните последняя ваша!

Присовокупляю к сему слезное моление мое: поминайте бывшего немощного пастыря вашего, отходящего от вас в путь неизбежный и невозвратный; помилуйте меня, связанного узами смерти, и помогите общими молитвами вашими бедной душе моей совершить путь сей невозбранно к Престолу Единаго Безгрешнаго и Бессмертнаго Царя. Поминайте неумирающую к вам любовь многогрешнаго Гавриила».

Все листы завещания были заверены собственноручно святителем Гавриилом: «Заветное слово сие утверждаю подписом подъятой к небу руки моей — Архиепископ Гавриил». Потом следует его же приписка: «Желаю и всесмиренно прошу, чтобы завещание сие прочитано было при погребении моем, по соизволению предстоятеля.

Архиепископ Гавриил».

Перед пением последнего целования владыка Смарагд произнес надгробное слово. Сказав кратко о пастырских подвигах и подвижнической жизни покойного, он воскликнул: «Каков был в жизни, таков и в смерти: самый гроб его благоухает святостию жизни!» Действительно, в течение 7 дней пребывания тела святого в душном помещении никто не заметил ни запаха тления, ни каких-либо изменений в лице.

При всеобщем умиленном пении стихир Пасхи гроб опустили в склеп.

* * *

Словно в воспоминание чудесного явления Иверской иконы в Ольговом монастыре накануне приезда туда святителя, Пресвятая Богородица вновь явила Свою милость: на территории бывшей обители именно 13/26 октября 1999 года — в день празднования в честь Иверской Ее иконы — были обретены мощи святого Гавриила. В этот день на месте раскопок из склепа шло такое благоухание, которое ощущали не только участники работ, но и многие сотрудники учреждения, которое находится там ныне. Все пытались выяснить, почему они чувствуют запах, напоминающий аромат ладана, но не видят в руках священника кадила.

31 декабря 1999 года, по благословению Высокопреосвященнейшего Симона, архиепископа Рязанского и Касимовского (с 25.02.2000 г. — митрополит), мощи святителя Гавриила были перенесены в Рязанский Свято-Троицкий мужской монастырь. 3 января 2000 г. в этой же обители состоялось торжество их прославления.

Память свт. Гавриила 3 января, 20 апреля и 26 октября

Текст сайта Комиссии по канонизации Нижегородской епархии