В масштабах России Нижегородская митрополия известна многими достижениями, среди которых одним из главных можно назвать возрождение храмов и монастырей. Активное участие в этом процессе принимает иконописная мастерская «Ковчег», сотрудники которой выполнили более 100 иконостасов и 20 росписей храмов, причем не только на территории Нижегородской области. Мы побеседовали с ее руководителем Алексеем Анциферовым о небольшой, но ояень яркой и богатой событиями истории мастерской.
Алексей, как и когда возникла ваша мастерская? Как пополнялась сотрудниками?
Иконописная мастерская «Ковчег» была образована в 1996 году, после того как три иконописца из города Бора Нижегородской области — я, мой друг Владимир Баранов и его сестра Наталья — окончили иконописную школу в Троице-Сергиевой лавре. Втроем мы вернулись в родной город Бор и решили вместе писать иконы, участвовуя в возрождении православных храмов. Вначале нам казалось достаточным небольшое количество иконописцев в нашей мастерской, мы думали, что, может быть, добавится два-три человека, но не более. Однако с приездом владыки Георгия в 2003 году на Нижегородскую кафедру все изменилось, и мы начали активно расширяться. Наши ряды пополняли выпускники иконописных школ в Троице-Сергиевой лавры и в Дубне Московской области. Некоторых выпускников Нижегородского художественного училища мы сами постепенно обучали иконописи — с азов и до более сложных степеней мастерства. Так что большая часть наших сотрудников — это дипломированные специалисты. Надо сказать, что позднее, в связи с масштабами работы, мы начали осваивать новые направления, такие как резьба по дереву, изготовление мозаики, выполнение фрески, чем до 2003 года не занимались. Поэтому у нас сильно увеличилось число сотрудников, которых в настоящее время насчитывается около 80 человек. Постоянно в штате числятся 60 из них, а около двух десятков — внештатные сотрудники и работающие по совместительству. Но это не только художники-иконопсцы, но и резчики, столяры, позолотчики, люди, занятые на каких-то подсобных операциях, и т.д. И надо сказать, что они приносят не меньше пользы в рабочем процессе.
На каких объектах вам довелось работать? Какие из них наиболее запомнились?
При возниконевении нашей мастерской мы выполняли заказы в основном для Тобольской и Тюменской епархии. Это были большие иконостасы в храмы Тобольска, Ханты-Мансийска, Нефтеюганска, которые мы делали в течение года-двух. В 2000 году у нас появились заказы и в Нижегородской области, в частности в селе Тумботино Павловского района, где мы делали роспись и иконостас для храма. С началом работы под руководством владыки Георгия количество заказов в Нижегородской области резко возросло, и многие из них до сих пор являются для нас значимыми. Самым большим в нашей практике был иконостас в Свято-Троицком храме известного на всю Россию древнего Макарьевского монастыря. Его длина — более 22 метров, высота — 12 метров. Конечно, нам запомнились работы в Свято-Троицком Дивеевском и Саровском Успенском монастырях. Это дивеевский Казанский храм (иконостас и роспись) и храм святого Иоанна Предтечи в Сарове (совместно с мастерской «Зодчий»), который был освящен в 2006 году Святейшим Патриархом Алексием II. Запомнилась и работа в Покровском храме города Лукоянова, который освятил в 2009 году Святейший Патриарх Кирилл. Прошедшим летом был освящен владыкой Георгием храм преподобных Зосимы и Савватия в Сарове, в котором мы также с большим интересом работали. В нем был восстановлен по старым чертежам и фотографиям иконостас, оригинал которого находится в Германии. До сих пор наши специалисты ведут работы в Казанском храме, который был освящен владыкой Георгием в прошедший праздник 4 ноября. Продолжается работа над иконостасом в кафедральном Александро-Невском соборе в Нижнем Новгороде, где мы принимаем участие, так же как и в росписи интерьеров этого собора, которая осуществляется под художественным руководством одного из ведущих иконописцев России Анатолия Алешина. Большая часть участвующих в этом проекте иконописцев — из Троице-Сергиевой лавры. Собор очень большой, очень сложный, площадь росписи — более 14 тысяч квадратных метров, так что работа эта не простая.
Надо сказать, что почти все эти храмы выполнены в каноническом стиле, но была работа и в академической манере, которая нам очень запомнилась, — в Крестовоздвиженском соборе одноименного монастыря в Нижнем Новгороде. Этот проект оказался очень успешным, нам удалось осуществить здесь идею, заложенную фрагментами, которые остались от старой живописи, удачно продлить на весь храм. Во фрагменте сохранилась буквально одна композиция, и перед нами стояла непростая задача — в этом же стиле выполнить роспись всего храма, увязать концепцию росписи со старой живописью. Нам активно и с душой помогала даже матушка Филарета, с которой мы вместе продумывали выбор сюжетов. И, кстати, владыка Георгий достаточно высоко оценил нашу работу.
Приступая к работе на очередном объекте, какие вопросы в первую очередь вы решаете? Как определяете направление и объем деятельности?
При начале работе в новом храме, конечно же, встают вопросы об определении стиля, в котором будет выполнена роспись и иконостас. Хорошо, что у нас есть понимание в этом направлении с нашим правящим архиереем, который всегда мудро подходит к этим вопросам. Он прислушивается к мнению иконописцев и в то же время сам глубоко разбирается в нюансах канонической и академической живописи. Такой грамотный подход и нужен при восстановлении храмов. Также возникают и технические вопросы: необходимо посмотреть, насколько стены соответствуют требованиям росписи. Это мы, конечно, стараемся сделать заранее, то есть до того, как стены отштукатурены. Но иногда бывает так, что мы приходим уже после этого, и надо проверить, насколько качественно все сделано. В итоге, определившись со стилем росписи и сделав эскиз, согласовав его с заказчиком и правящим архиереем, можно уже приступать к работе. А для того, чтобы определиться, в каком стиле делать роспись, мы в какой-то мере учитываем и пожелания настоятеля, и нашего владыки. Иногда на выбор влияет и архитектура, нюансы интерьера храма, которые склоняют нас к определенному решению.
Храмы, в возрождении которых участвовали сотрудники вашей мастерской, изначально строились в разное время и в разных архитектурно-художественых стилях. Всегда ли они восстанавливаются в историческом виде? С какими проблемами вам приходится сталкиваться в связи с этим?
Как учил нас в свое время наш наставник в профессии, заведующий иконописной школой в Троице-Сергиевой лавре архимандрит Лука, даже если храм построен, например, в позднюю эпоху — в XVIII-XIX века, иконостас, выполненный в каноническом стиле, будет в нем смотреться достойно и правильно. А вот обратный момент обычно сложнее: иконостас в академическом стиле труднее вписывается в интерьер храма ранней постройки. Хотя среди специалистов встречаются сторонники и такой идеи, что интерьер храма должен обязательно соответствовать стилю той эпохи, в которую он был построен. Однако на практике, причем не только в России, но и других странах, это бывает не всегда. В некоторых храмах Греции, Кипра,
Италии иконостасы писались гораздо позже строительства храмов, и можно видеть, как в византийских по архитектуре храмах иконы в иконостасе выполнены в стиле, испытавшем влияние поздней академической живописи. С другой стороны, в барочных соборах Италии иконостас и роспись, как правило, выполняются в одностилевой академической манере. Но в нашей практике чаще всего бывает так, что в храмах поздней классической архитектуры гармонично смотрятся иконостасы и роспись канонического письма.
То есть жизнь оказывается сильнее искусства, идеальных о нем представлений?
В общем-то да. Хотя зачастую на практике при выборе решения лично для меня важнее становится принцип цельности интерьера самого по себе, чтобы иконостас и роспись стен и сводов были выполнены в едином стиле. Замечено, что в храме с разностильным интерьером тяжелее молиться. А сочетание архитектуры и внутреннего убранства из разных эпох, как правило, не влияет на молитвенный настрой человека. Примеров этого достаточно много, когда, в частности, в русских храмах влияние западного искусства проявлялось сильно начиная с XVII века. Это один из интереснейших и важных моментов в работе иконописца, когда ты приходишь в новый храм и пытаешься принять решение в выборе стиля. Порой этому способствует и история храма, и его архитектура.
Современные иконописцы, как правило, в большей степени ориентируются на огромный опыт предшественников, на образцы, имеющие многовековую историю. В какой степени это облегчает стоящие перед ними задачи? Как сегодня соотносятся каноны и реальная практика?
Знаете, у меня есть один знакомый коллега, чья мастерская работает только в академическом стиле. Он высказывает такую точку зрения, что сейчас мы живем в XXI веке, поэтому современные иконописцы априори не могут писать в стиле XV или XVI века. Это уже совсем другие люди, которым психологически и эстетически гораздо ближе академическая живоподобная традиция. И такое мнение не единично. Широкое распространение имеет противоположное мнение: право на существование имеет только каноническое письмо, все остально не должно быть в храме. Но православная практика и логика развития церковного искусства показывают, что оба эти течения успешно сосуществуют. Нельзя, на мой взгляд, отметать ни то ни другое, главное — это качество живописи, ее одухотворенность и способность вдохновить людей на молитву. Ведь можно плохо выполнить каноническую икону, так что перед ней трудно будет молиться, и хорошо — живоподобную, которая вызовет молитвенное состояние души. Такое мнение родилось из моего личного опыта, и я, конечно, никому не хочу его навязывать. Хотя, когда я только окончил иконописную школу, у меня какое-то время было четкое убеждение, что живоподобное искусство не имеет права существовать в храме. Но этот этап длился не долго, потому что сама жизнь его опровергла. В частности тот факт, что многие священники и епископы не очень лояльно относятся к канонической живописи, не говоря о прихожанах, которые в большинстве своем не понимают древнерусскую иконопись. Когда я в реальной жизни, в общении с людьми столкнулся с такой ситуацией, то понял, что переломить ее за короткий период времени практически невозможно. Ведь образы, которые окружают нас в повседневной жизни — в массмедиа, музеях, кино, основаны на принципе академической живописи. А к символизму канонической православной иконы, особенно ее высоким образцам, людей нужно приучать, что для простого человека, не искушенного в вопросах искусства, очень сложно, ему зачастую этот символизм чужд. И процесс этот очень непростой. Так что требовать полного отсутствия академического искусства в храмах, на мой взгляд, утопично. Это та реальность, которую нужно учитывать.
А что вы скажете о символике цвета в иконописи, которую очень жестко регламентируют некоторые специалисты? Ведь многочисленные иконы, мозаики и фрески как в России, так и за ее рубежами демонстрируют невероятную внутреннюю свободу художников прошлых веков в выборе цвета.
Этот вопрос так же неоднозначен, как и предыдущий. Прежде всего, стоит заметить, что цвет в иконе имеет второстепенное значение, символика цвета играет вспомогательную роль. Тем более если язык этот с веками утерян и в настоящее время разными искусствоведами читается по-разному. Ведь нередко теоретики иконописи вкладывают разный смысл в язык одного и того же цвета, который, к тому же, в разных школах и разное время имел разночтения. И сколь сложно сегодня нам, оторванным от тысячелетней истории искусства иконы, понять ее язык, особенно не специалистам. Существует авторитетное мнение, что обилие символизма в иконе, со все более усложняющимися сюжетами, не способствует молитвенному настрою, а вынуждает человека разгадывать ребусы. Так что, я думаю, некорректно со стороны тех или иных искусствоведов однозначно, без вариантов, трактовать символику цвета. Ведь известно, что, например, византийские мастера часто изображали Божию Матерь только в синем облачении, без гематита, как это установилось в русской иконе. И даже родительница Девы Марии праведная Анна могла быть изображена в синем облачении.
Иногда создается впечатление, что такая жесткость трактовки цвета определяется искусствоведами самовольно, по собственному убеждению, хотя они и не имеют отношения к реальному процессу написания иконы. Я, в частности, никогда не слышал, чтобы в православном обиходе существовал какой-то авторитетный источник, книга об иконописи, которая, как неизменяемое предание, передавалась бы из поколения в поколение. Мне кажется, что это догадки или частные мнения искусствоведов, не более того. Для меня в этом даже существует некая загадка, почему кто-то когда-то решил, что обозначает в иконописи тот или иной цвет? Вот есть Священное Писание, Евангелие, которые для нас безусловный источник истины, но в иконописи такой книги нет. Языков иконы много — они существовали в разных странах в разные эпохи. Обратите внимание, даже в русской иконе в разных регионах и школах эти языки отличались друг от друга: в Новгороде, Пскове или Москве. Причем тот или иной язык иконы органично воспринимался и легко читался людьми, жившими именно в ту эпоху и в том месте, где и когда иконы писались. Но главное — язык цвета не настолько важен в иконе, как ее наполнение. Икона должна донести до зрителя смысл того или иного духовного события, в первую очередь смысл Евангелия. Не с помощью цветовых загадок, а с помощью выразительного изображения того или иного содержания. Недаром на иконе нередко изображаются разновременные события, как, например, в сюжете Рождества Христова, чтобы отразить всю полноту свершившегося.
Часто ли заказчики влияют на стилистический выбор художника, на логику богословской программы росписи храма?
Заказчик, конечно, важный человек, который дает возможность иконописцу выполнить художественное оформление того или иного храма. И заказчики бывают разными по своему воспитанию, степени просвещенности и амбициям. В связи с этим ситуации бывают не совсем простыми, но из своей практики могу сказать, что, по милости Божьей, с заказчиками у нас чаще всего достигалось согласие по тем или иным вопросам. Как правило, они доверяют нам как специалистам решение этих вопросов. Работать с такими людьми особенно приятно. И, конечно, очень важно доверие владыки Георгия к нашему опыту и уровню профессионализма.
Десять лет назад, учитывая огромное количество возрождаемых храмов в России, иконописцы были в большом дефиците. Насколько сегодня у нас востребована профессия иконописца?
Конечно, спрос на иконописцев, который был десять лет назад, уже не такой огромный. За это время открылись многие иконописные школы, которые выпустили большое число специалистов. Многие учились на практике у известных мастеров. Можно сказать, что в наше время средний уровень иконописания очень сильно поднялся, и это радует. Но пока у нас в стране так много не восстановленных храмов, профессия иконописца все равно остается в легком дефиците, хотя прогресс налицо. Если десять лет назад роспись храма была единичным случаем, то сейчас во многих из них имеются иконостасы и осуществляется роспись. Об этом задумываются не только настоятели храмов, но и прихожане. По моим ощущениям, мы прошли большой путь в деле возрождения храмов. Но в глубинке опытных профессионалов нашего дела по-прежнему не хватает.
Беседовала Светлана Высоцкая