Священномученик Онисим (Пылаев), епископ Тульский и Белевский (1876 – 1938)

Священномученик Онисим родился 5 сентября 1876 года в деревне Марково Белозерского уезда Новгородской губернии в семье диакона Владимира Пылаева и в крещении был наречен Михаилом. В 1896 году Михаил окончил Новгородскую Духовную семинарию по 1‑му разряду и стал служить псаломщиком в военнокрепостном Ново-Георгиевском соборе, а спустя полтора года был перемещен к Двинскому крепостному собору с назначением учителем церковно-приходской школы при данном храме. Осенью 1899 года псаломщик Михаил Пылаев был переведен на службу к Карскому военному собору, где также исполнял обязанности преподавателя в приходской школе.

6 августа 1902 года он был рукоположен в сан священника и назначен военным пастырем 4‑го стрелкового полка. В 1904 году началась война России с Японией и полк, где служил отец Михаил, в числе прочих был отправлен на фронт в действующую армию. Отец Михаил в течение года участвовал в качестве полкового пастыря в Русско-Японской войне и был назначен благочинным 1-й стрелковой дивизии.

Отец Михаил отрицательно относился к начавшейся войне, считая, что для народа непонятны смысл и задачи войны и только поэтому последствия ее могут оказаться тяжелыми. Своих взглядов он не скрывал, и начальство отозвало его с фронта в тыл, назначив священником 37‑го Екатеринбургского полка. Этот полк был расквартирован в Нижнем Новгороде на территории так называемых Тобольских казарм, которые находились на окраине города по дороге на Арзамас. Вскоре отец Михаил был назначен гарнизонным священником Нижнего Новгорода.

В 1914 году началась Первая мировая война, и отец Михаил вместе с полком отправился на фронт, пройдя со своей паствой — солдатами — всю войну. 3 сентября 1916 года он был возведен в сан протоиерея.

В январе 1918 года отец Михаил вернулся в Нижний Новгород. 15 марта 1918 года он был уволен со службы из‑за закрытия в полках штатов священников в силу декрета новой власти об отделении Церкви от государства.

Начиналась гражданская война, и его мобилизовали в Красную армию, где он был сначала письмоводителем 1‑й бригады, а затем казначеем Нижегородской дивизии, которая сначала была отправлена на Южный фронт, а затем на Северный; здесь он пробыл до августа 1919 года. В 1919 году отец Михаил был назначен председателем ликвидационной комиссии 11‑й Нижегородской стрелковой дивизии и выбыл к месту ее формирования в Нижний Новгород. По окончании дел, связанных с роспуском дивизии, он поступил на службу в военную губернскую коллегию в качестве управделами.

Свято-Троицкая Верхнепосадская церковь города Нижнего Новгорода

10 декабря 1920 года протоиерей Михаил подал прошение архиепископу Нижегородскому Евдокиму (Мещерскому), в котором писал: «Получив приглашение от приходского совета Свято-Троицкой Верхне-Посадской церкви занять место священника Верхне-Посадской церкви, оставшееся вакантным после смерти протоиерея Николая Фаминского, я согласился, а потому прошу Ваше Высокопреосвященство, если с Вашей стороны не встречается препятствий, назначить меня на указанное место». Отец Михаил объяснял далее причины, побудившие его обратиться с прошением: «С приходом я немного знаком, т. к. в течение 10 лет живу в районе этого прихода, часто служил и ранее, а в особенности в последние три года за покойных пастырей: отца Иоанна Коринфского и отца Николая Фаминского».

Протоиерей Михаил был назначен настоятелем в Свято-Троицкую церковь. Служение его здесь продлилось до 1925 года. К этому времени он вместе с тремя сыновьями, Георгием, Александром и Николаем, проживал в церковном доме причта на Большой Печерской улице. В 1922 году начался обновленческий раскол, когда обновленцы проявили себя как активные противники православия, причем одним из центров раскола стал Нижний Новгород, в котором архиепископ Евдоким возглавил обновленчество. Протоиерей Михаил стал энергичным противником раскола, чем вызвал немалую ненависть обновленцев.

В декабре 1924 года некоторые священники Нижнего Новгорода, ощутив необходимость в апологетической литературе, чтобы иметь возможность давать достойные ответы во время различных диспутов, которые устраивали безбожники, решили собраться и обсудить, что возможно здесь сделать. 10 декабря несколько священников собралось в квартире у протоиерея Михаила Пылаева. Обсудив положение, они решили, что необходимо заняться изучением хотя бы тех апологетических вопросов, по которым у них есть необходимая литература, а затем каждый должен будет составить конспект на определенную тему и зачитать его собравшимся священникам.

Письмо протоиерея Михаила Пылаева
архиепископу Евдокиму (Мещерскому)

Пастыри стали обсуждать эти вопросы и с другими людьми, и это довольно быстро дошло до секретного осведомителя ОГПУ, который 22 декабря сообщил в ОГПУ, что в Нижнем Новгороде организован кружок духовенства, имеющий своей целью изучение апологетической литературы на предмет «опровержения состоятельности марксизма как учения и борьбы с атеизмом», с этого времени за участниками кружка было установлено наблюдение.

Второй раз священники собрались 5 января 1925 года, на этой встрече присутствовали также митрополит Сергий (Страгородский) и епископ Леонтий (Устинов). Прихожанин храма, в котором служил отец Михаил, преподаватель техникума, окончивший Санкт-Петербургский университет, прочел присутствующим лекцию на тему «Марксистский материализм». 15 января священники собрались на квартире автора лекции и он здесь прочел ее вторично. В следующий раз священники собрались 5 февраля, и была прочитана лекция о происхождении мира. Следующая встреча состоялась 26 февраля, здесь священниками читались лекции на темы: «Религия и нравственность», «Спор о Боге», «Буддизм и христианство». Среди других присутствовали митрополит Сергий и епископ Макарий (Знаменский). Митрополит Сергий высказал пожелание на основе этих лекций устроить курсы для духовенства. Вечером все участники лекций были арестованы сотрудниками ОГПУ и заключены в нижегородскую тюрьму.

28 февраля следователь допросил протоиерея Михаила. Отвечая на вопросы, отец Михаил сказал:

— 10 декабря прошлого года у меня на квартире собралось несколько человек духовенства и за стаканом чая беседовали о способах борьбы с безбожием, о необходимости духовенству высказываться на диспутах и как это делать и что для этого необходимо.

— Какая цель ваших собраний? — спросил его следователь.

— Исключительно знакомиться с вопросами, затрагиваемыми современным антирелигиозным движением, — ответил священник.

— Не возникает ли у вас мысль, что ваши собрания носили организованный нелегальный характер?

— Об этом совершенно не думал. Я предполагал, что такие товарищеские беседы не носят характера собраний.

3 марта отец Михаил был снова допрошен. Отвечая на вопросы следователя, он сказал: «Инициатором или побуждающим началом наших товарищеских бесед по вопросам антирелигиозным были верующие миряне. После каждого антирелигиозного диспута ко мне приходили верующие с вопросом, почему духовенство не выступает на диспутах в защиту религии. Это же я слышал и от других священников. Все это и побуждало нас собраться для беседы по означенным вопросам. После беседы мы пришли к заключению, что духовенству нужно выступать на диспутах в защиту религии. Никаких планов на будущее не составлялось».

Отца Михаила обвиняли в том, что он «являлся руководителем тихоновского течения и пользуясь популярностью за свою стойкость и верность этому течению, служа центром внимания духовенства <…> организовал нелегальный кружок духовенства для борьбы с атеизмом». Содержали всех арестованных нижегородских пастырей (тринадцать человек) в Нижегородском изоляторе специального назначения.

Изначально участники данного кружка обвинялись по 123-й статье административного кодекса. Однако 13 марта 1925 года сотрудники Нижегородского ОГПУ, получив согласие начальника 6-го отделения секретного отдела ОГПУ Тучкова на ликвидацию церковного кружка, предъявили священнослужителям обвинение в антисоветской агитации и заявили, что дело их будет направлено на рассмотрение в Москву.

В знак протеста против подобного решения трое обвиняемых, в том числе отец Михаил Пылаев, обратились с соответствующим заявлением в Нижегородскую губернскую прокуратуру, в Республиканскую прокуратуру и Особую Комиссию при Наркомотделе по делам административной высылки.

18 марта находящиеся под стражей священнослужители написали губернскому прокурору: «Все обвиняемые чистосердечно показали, что, действительно, они собирались друг к другу. Характер собраний был случайный, причем состав разнообразный, и некоторые из участников аресту подвергнуты не были. За стаканом чая беседы были разнообразного характера: о пассиях, церковных службах, современном безбожии и маловерии, о церковных диспутах… На всех допросах и речи не было о контрреволюционности наших бесед и собраний, — допрашивавшим был очевиден только религиозный характер наших бесед. Никаких оснований для 62-й статьи не было указано О чудовищности настоящей статьи в применении к нашему проступку мы смело можем говорить потому, что не только на инкриминируемых собраниях, но и ранее мы никогда, ни в отдельности, ни вместе, не занимались политическими вопросами и не сделали ни одного жеста, враждебного рабоче-крестьянской власти.

Находя новые несоответствия совершенного нами проступка (случайные беседы на религиозные темы без разрешения власти) с 62-й статьей уголовного кодекса, а также принимая во внимание высказанное нам, что наше дело не будет передано в губернский суд, а будет направлено в Москву для судебного рассмотрения в Коллегии, мы просим Вас передать наше дело в следственную часть Нижегородского губернского суда, дабы последний мог беспристрастно рассмотреть его и вынести справедливое решение».

28 марта 1925 года все находящиеся под стражей и, в частности, протоиерей Михаил были освобождены из тюрьмы под подписку о невыезде из Нижнего Новгорода.

1 марта 1926 года митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский) снял с протоиерея Михаила Пылаева церковное бракоблагословение из-за безвестного отсутствия супруги священника в течение 15 лет. 26 марта этого же года отец Михаил был пострижен митрополитом Сергием в монашество с именем Онисим, в честь святого апостола. Спустя два дня, 28 марта, митрополитом Нижегородским Сергием (Страгородским), епископом Дамианом (Воскресенским) и епископом Васильсурским Макарием (Знаменским) он был хиротонисан во епископа Краснобаковского, викария Нижегородской епархии. Бывшее село Баки Варнавинского уезда Костромской губернии в 1923 году вошло в состав Нижегородской губернии и было переименовано в село Красные Баки. Именно здесь и предполагалось архиерейское служение епископа Онисима, но по причине его высылки из Нижегородской епархии этого не произошло.

Документ из следственного дела протоиерея Михаила Пылаева

26 марта 1926 года, рассмотрев материалы следственного дела «О нелегальном кружке духовенства в Нижнем Новгороде», Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило владыку Онисима к лишению «права проживания в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Одессе, Ростове-на-Дону, означенных губерниях и Нижегородской губернии сроком на три года».

Епископ Онисим вместе с протоиереем Александром Черноуцаном, бывшим настоятелем Воскресенской церкви, который также был осужден и выслан, избрал новым местом своего жительства город Воткинск, расположенный относительно недалеко от Нижнего Новгорода. В связи с этим 13 апреля 1926 года он был назначен митрополитом Сергием (Страгородским) епископом Воткинским, викарием Сарапульской епархии (Удмуртия). 23 декабря 1927 года в связи с 10-летним юбилеем революции срок ограничения прав для епископа был сокращен на одну четверть.

Викарий Нижегородской епархии
епископ Краснобаковский Онисим (Пылаев)

В 1927 году Сарапульское ОГПУ произвело массовые обыски у духовенства в Воткинске в поисках послания, которое распространялось от имени архиепископа Сарапульского Алексия (Кузнецова).

30 декабря 1927 года в доме священника Александра Бирюкова, секретаря епископа Онисима, был произведен обыск, во время которого было найдено 16 номеров журнала «Вера и жизнь», издававшегося в Латвии. Журналы были посланы по почте неким священником из Латвии в Москву и, в конце концов, попали к отцу Александру на прочтение.

27 января 1928 года отец Александр был вызван в Сарапул в ОГПУ и арестован. 4 февраля власти арестовали епископа Онисима и он был заключен в тюрьму в городе Сарапуле с обвинением в «распространении нелегальной литературы контрреволюционного характера».

5 февраля епископ отправил прокурору письмо, в котором писал, что считает обвинение «безосновательным, потому что журналы прошли через таможню, следовательно, допущены к хранению и чтению в СССР В силу означенных обстоятельств прошу товарища прокурора затребовать в порядке надзора дело, рассмотреть его и, если нельзя будет совершенно прекратить дело до окончания расследования и до получения справки из московской таможни, то, во всяком случае, изменить меру пресечения до суда на время следствия… В крайнем случае, если даже это мое деяние (…просмотр журналов, хотя и заграничных, но все же легальных, как прошедших через таможню) все же составляет почему-либо преступное деяние, то оно, как совершенное в июле прошлого года, когда была получена в Воткинске посылка, подходит под амнистию по случаю 10-летнего юбилея Октябрьской революции и дело должно быть на основании 4-й статьи УПК прекращено».

17 марта следствие было закончено, и следователь в составленном им обвинительном заключении написал: «Обнаруженные журналы и анонимное обращение носят ярко выраженный антисоветский характер, в которых реакционное духовенство задалось целью оклеветать Советский Союз, который якобы, несмотря на существующие изданные законы об отделении Церкви от государства, старается под видом искоренения церковной контрреволюции проводить политику гонения на религию вплоть до полного ее разгрома и заполнения тюрем служителями религиозного культа без всяких на то оснований и в настоящее время создает искусственно группировки в виде обновленческо-синодального течения посредством поголовного участия в этой группировке под видом священников — агентов ОГПУ».

22 июня 1928 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Онисима к трем годам заключения в Соловецком концлагере. Владыка прибыл туда в то время, когда там находилось более пятнадцати православных архиереев, множество священников и мирян. На епископа лагерным начальством была возложена обязанность зажигать маяк, что было непросто: надо было в утлой лодчонке в любую погоду плыть к маяку, часто по непогоде ложась на дно лодки, зажигать огонь на маяке и, не имея возможности отогреться, возвращаться.

Перед окончанием срока заключения в лагере, 3 января 1931 года, Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа к трем годам ссылки в Северный край, и из Соловков он сразу же был направлен в Архангельск, где и поселился в качестве ссыльного, зарабатывая на жизнь работой в госфотографии.

За девять месяцев до окончания срока ссылки, 7 мая 1933 года, епископ Онисим направил митрополиту Сергию письмо, в котором он описывал свое тяжелое физическое состояние и болезни и просил исходатайствовать перед властями его досрочное освобождение «по старости и неспособности к труду». 25 мая это письмо попало к одному из начальников ОГПУ. 10 августа 1933 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ постановило досрочно освободить епископа. В том же году митрополит Сергий назначил епископа Онисима на Тульскую кафедру.

Епископ Онисим деятельно приступил к управлению Тульской епархией, принимая священников у себя на квартире, служившей ему и жилищем, и епархиальным управлением; узнав, что где‑то на приходе нет священника, владыка сразу же направлял туда священника, только чтобы храм не был закрыт; в тех случаях, когда власти не давали регистрации священнику или забирали ее, требуя, чтобы тот покинул приход, он находил другого священника, лишь бы не допустить закрытия храмов. Бывали случаи, когда руководство колхоза, не закрывая формально храм, использовало его под зернохранилище, и тогда епископ благословлял священника совершать богослужения на паперти. Но, несмотря на все эти меры, храмы закрывались один за другим, и владыка прикреплял священников к еще остающимся открытыми храмам, решив, что оставит всех священников в епархии, даже если из всех храмов власти оставят один. Священников, оставшихся без приходов, епископ благословил совершать по возможности богослужения в домах прихожан. Всем возвращающимся из лагерей и ссылок священникам владыка старался дать место в храме, но когда это было по каким‑либо причинам невозможно, он давал рекомендательные письма к архиепископу Рязанскому Иувеналию (Масловскому) или епископу Скопинскому Игнатию (Садковскому) с просьбой принять священника к себе и дать приход.

Епископ Онисим (Пылаев)

Владыка часто служил и за каждым богослужением говорил проповеди, призывая к проповеднической деятельности и духовенство, из‑за чего иной раз входил с некоторыми священниками в конфликт, так как они отказывались проповедовать, оправдываясь гонениями и тем, что любую проповедь власти могут истолковать превратно. Владыка уговаривал священников по мере возможности не отказываться от проповеди, от просвещения народа словом, так как при отсутствии религиозного образования народ все более погружался во тьму невежества.

18 декабря 1935 года епископ Онисим был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. Вместе с ним было арестовано духовенство, служившее как в самой Туле, так и в селах, а также монахи и миряне. Свидетели по его делу, большей частью из самого арестованного духовенства, показали, что епископ говорил о тяжелой жизни верующих в заключении и ссылке и призывал оказывать деятельную помощь заключенному в концлагеря духовенству.

«Архиерейские службы, — показал один из священников, — по указанию епископа Онисима совершались в строго монастырском духе, устраивались торжественные соборные службы, на которые привлекалось духовенство из других храмов, даже из других епархий. Каждая служба сопровождалась проповедями, причем проповеди говорились по указанию архиерея. Я лично сам неоднократно говорил епископу Онисиму, что надо прекратить проповеди, но он настаивал, чтобы говорить их. Сам лично он также говорил проповеди. Так, например, в апреле 1935 года Пылаев за вечерним богослужением в церкви Ильи Пророка говорил: «Евреи, как дикие звери, набросились на Христа и кричали „распни, распни Его”, евреи своими дикими криками требовали от Пилата, чтобы он предал Христа смерти. Христос, окровавленный, стоял перед толпой. Кого же вы выберете — Христа или Варавву, куда вы пойдете?» Кроме того, епископ Онисим ежедневно за каждой архиерейской службой поминает по старой монархической форме: «на брани убиенных воинов, за веру и отечество живот свой положивших»».

Священники показали, что епископ служил в домах верующих молебны, а также совершил в храме постриг в монашество.

Епископа Онисима стали допрашивать сразу же после ареста, и допросы длились в течение двух месяцев.

— Какие цели вы преследовали, организуя тайные богослужения на квартирах верующих и духовенства?

— Я, как епископ, разрешил подведомственному мне духовенству совершать на квартирах верующих и в квартирах духовенства всевозможные требы и богослужения.

— Следствию известно, что в городе Туле существует контрреволюционная организация духовенства и церковников, в составе которой были и вы. Объясните, в чем выражалась ваша непосредственная контрреволюционная организационная деятельность?

— Никакого участия в организационной и вообще в контрреволюционной деятельности я не принимал и о том, что существовала контрреволюционная организация, не знал.

— Следствию известно, что вами лично и священнослужителями с вашего разрешения производились нелегальные богослужения у прихожан на квартирах. Вами лично с участием других священнослужителей проводились нелегальные пострижения в монашество. Считаете ли вы, что все эти факты нарушают существующие советские законы?

— Лично мною были совершены два водосвятных молебна на квартирах верующих, но я их нелегальными не считаю. Священнослужители совершают богослужения и требы на квартирах у верующих самостоятельно, не спрашивая на это разрешения моего, как епископа. Все эти богослужения, которые проводились мною или священнослужителями с моего разрешения, я не считаю противоречащими советским законам, так как они совершаются везде и всюду. Что касается пострижения в монашество, то я его действительно совершил, но я не считаю это противоречащим советским законам.

— Следствие располагает данными о том, что вы во время своего служения в церкви произносили проповеди антисоветского характера. Когда это было и каково содержание этих проповедей?

— Проповеди я действительно произносил, но они не носили антисоветского характера.

— Следствием установлено, что вы концентрировали вокруг себя духовенство, прибывающее из ссылки, разрешали этому духовенству служить в церквях, в то время как эти лица не регистрировались в местных советских органах. Считаете ли вы, что этим нарушили советские законы и создали благоприятную почву для группирования вокруг вас контрреволюционного элемента?

— Никакой концентрации вокруг меня духовенства, прибывающего из ссылки, не было. Ко мне, как к епископу, обращались многие возвратившиеся из ссылки за получением места, и по мере возможности я их удовлетворял, давая места в сельских приходах. Было несколько случаев, что я разрешал служить вместе со мною прибывшим из ссылки, которые не имели разрешения на службу в Туле от культкомиссии и не были последней зарегистрированы. Однако же, несмотря на то что я разрешил служить вместе с мною духовенству, прибывшему из ссылки, которое не имело на это право, я не считаю, что этим я нарушил советские законы.

— Какие указания вы давали обращавшимся к вам священникам по поводу отношения их к верующим колхозникам?

— Никаких специальных поручений приходившим ко мне священникам по отношению к верующим колхозникам я не давал. Но были случаи, что приходившие из сел Тульской епархии священники докладывали мне, что большинство прихожан вступило в колхоз, что они теперь не имеют возможности посещать церковь, а вследствие этого доходы священников сократились, стало трудно жить, нечем платить налоги; при этом просили перевести их в более доходные приходы, и, если была возможность, я их переводил, а если не было возможности, то я советовал подать мне заявление и ждать, пока освободится место. Кого я переводил по этим причинам в другие приходы, сказать не могу.

— Изложите содержание антисоветских разговоров, происходивших между вами и приходившими к вам священниками.

— Я лично антисоветских разговоров никогда не проводил, также не было антисоветских разговоров и со стороны приходивших ко мне священников, но бывали случаи, когда священники жаловались на незаконные, по их мнению, действия местных властей, на обложение их налогами, на неправильное закрытие церквей, без соблюдения соответствующих законов, и просили моих советов. В большинстве случаев я советовал им на неправильные действия местных властей жаловаться в культкомиссию Мосисполкома. В некоторых случаях при закрытии храмов переводил священников на другие приходы.

Фото из следственного дела
 епископа Онисима (Пылаева)

1 апреля 1936 года следствие было закончено. Епископ Онисим был обвинен в том, что, «пользуясь положением правящего епископа, группировал вокруг себя контрреволюционное духовенство и церковников, совместно с которыми занимался контрреволюционной деятельностью — подготавливал переход Церкви на нелегальное положение, распространял ложные контрреволюционные слухи о якобы проводимых советской властью гонениях на религию и верующих, обрабатывал молодежь в антисоветском духе, организовывал материальную помощь ссыльному духовенству, находящемуся в ИТЛ за контрреволюционную деятельность…»

16 апреля 1936 года Особое совещание при НКВД СССР приговорило епископа Онисима к пяти годам ссылки в Северный край. Он был сослан в город Каргополь Архангельской области и поселился на его окраине в небольшом деревянном доме, в котором им была устроена домашняя церковь. Хозяева дома были глубоко верующие люди, с начала гонений принимавшие у себя ссыльное духовенство, и бывало, что здесь жило сразу несколько священников, которым хозяева всегда отводили отдельную комнату. Давая приют ссыльному духовенству, принимая исповедников Христовых и праведников, они, не будучи ссыльными сами, получали награду исповедников Христовых.

Недолго пришлось прожить епископу Онисиму в ссылке, поднялось очередное гонение на Церковь, и в Рождественский сочельник, 6 января 1938 года, он был арестован и заключен в тюрьму в городе Каргополе. Через все годы заключения и ссылок он пронес драгоценную для него оловянную ложку, на которой заключенными была выцарапана надпись «Епископ Онисим». За обедом он всегда пользовался ею и всегда брал ее с собой в предвидении нового следствия и заключения. Но на этот раз он не стал брать эту ложку с собой, так как понял, что конца этому следствию не будет, не будет ни заключения в лагере, ни ссылки, а будет сразу Царствие Небесное — оставалось всего лишь в последний раз потрудиться и пострадать со Христом, чтобы навечно быть с Ним.

Допрос состоялся на следующий день после ареста в самый день празднования Рождества Христова.

— Расскажите подробно следствию о вашей практической контрреволюционной деятельности.

— Контрреволюционной деятельностью я не занимался и не намерен заниматься. Я был судим за рассказ о своей жизни в Соловецком лагере. В этом никакого преступления я не усматриваю, тем более что плохого я об этой жизни не говорил.

В последующие дни были вызваны два свидетеля — священник и мирянин; они показали: «В ноябре 1937 года в газете „Известия” была помещена статья под заглавием „Церковники и сектанты на службе у фашистов”. По этому поводу Пылаев заявил, что газетам современным верить нельзя, пишут разную чепуху и ложь, никаких шпионов в нашей среде нет. Все эти шпионы и диверсанты выдуманы для того, чтобы оправдать поголовные аресты населения и священнослужителей. В том же месяце Пылаев говорил, что сейчас везде советская власть проводит аресты, скоро вся Россия превратится в концлагеря, и везде подбирают нашего брата. Пылаев заявил, что у большевиков вообще антирелигиозная пропаганда характеризуется жестокостями: схватить, посадить, сослать и так далее. Пылаев по случаю награждения товарища Ежова орденом Ленина заявил, что Ежова наградили за то, что он давит нашего брата».

11 января 1938 года следствие было закончено, и епископ был переведен в тюрьму в город Архангельск. 13 января Тройка НКВД приговорила владыку к расстрелу. Епископ Онисим (Пылаев) был расстрелян 27 февраля 1938 года в Архангельске и погребен в безвестной общей могиле.

Во время Великой Отечественной войны Святейший Патриарх Сергий, в своем заявлении правительству от 27 октября 1943 года, не зная о гибели большинства из архипастырей Церкви, указывал имена представителей епископата, которых бы он желал видеть в Москве для работы в составе нового Синода. Среди прочих бывших нижегородских святителей им был назван и Преосвященный Онисим.

Память сщмч. Онисима 27 февраля.

Цитируется по книге «Жития святых, новомучеников и исповедников Земли Нижегородской». — Нижний Новгород, 2015. Авторы-составители: архимандрит Тихон (Затёкин), игумен Дамаскин (Орловский), О.В. Дёгтева.