21 июня мы отмечаем скорбную дату — 16 лет назад не стало приснопамятного митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая (Кутепова) (1924–2001). Для многих из нас он остался в памяти как истинный пастырь, верный Церкви и своим чадам. Человеком, который всегда, даже в самые трудные годы своей жизни, оставался примером беззаветного служения Матери Церкви и своему Отечеству.
А завтра была война… 22 июня — скорбный день начала самой кровопролитной войны ХХ столетия. Вновь и вновь мы воскрешаем в памяти ужасы военного времени, трагедии людей, переживших голод, блокаду, изнеможение, смерть близких. Вспоминаем о людях, прошедших Великую Отечественную. Одним из таких людей был владыка Николай.
Он не часто говорил о войне, поскольку пережил на фронте тяжелейшие страдания и получил пожизненное увечье, но остался в живых — и это, как он сам говорил, было самое главное! В 1995 году в пасхальном номере епархиального журнала «Сеятель» было опубликовано интервью с приснопамятным владыкой, посвященное празднованию 50‑летия Великой Победы. Выдержки из этого разговора мы предлагаем вашему вниманию.
О войне
«Война — всегда беда для народа, для нации, так как она несет разрушение, и внешнее и, что самое опасное, внутреннее. Наши с вами предки это хорошо понимали, и ежели мы оглянемся на русскую историю, то заметим одну особенность: Русь никогда не начинала войн — она лишь оборонялась, защищала себя и приходила на помощь славянским народам.
Само слово «брань» в русском языке носило нелицеприятный оттенок, его старались избегать. Ведь для того чтобы разрушить мир внутренний, необязательно брать в руки оружие — достаточно сказать грубое слово. На Руси не любили браниться. И всякая брань была вынужденной исторической необходимостью.
Может ли христианин брать в руки оружие? Конечно, стрелять в человека — грех, безусловно. Есть больший грех — заставлять человека стрелять в себя, то есть провоцировать убийство. А война и есть подобного рода провокация. Теперь так: стрелять, преследуя личные цели — одно, а стрелять во имя спасения своего Отечества, своего народа, спасения своих детей от неминуемой гибели — совсем другое, это не грех, а высший предел любви — положить душу свою за други своя.
Служба в армии всегда считалась большой честью для мужчины. Мужчина защищал тот семейный очаг, который поддерживала женщина. Армия, какой бы она ни была, во-первых, это оплот нашего спокойствия, оплот мирного развития государства, оплот нашей безопасности. Во-вторых, это большая жизненная школа, которая учит дисциплине, собранности, дает определенную выправку, навыки владения оружием, защиты. Я думаю, что даже сегодня все здравомыслящие люди понимают, что служба в армии — это не наказание, а благо.
Когда случилась беда, беда всенародная, никто не обращал внимания, христианин ты, мусульманин ли, атеист или верующий, ты был — солдат! Это все. Я, например, котелок с солдатской кашей делил с татарином, мусульманином. Не знаю, известно ли было комбату мое православное вероисповедание или нет, но после одного боя он сказал: «Ребята, я вас всех представлю к медали «За боевые заслуги». Правда, я так и не видел этой медали, меня вскоре ранило, и я был демобилизован.
Я никогда не был комсомольцем, поэтому ни о каких руководящих должностях на службе не могло быть и речи, а так — мы все были солдаты и выполняли свой долг — защищали Родину!»
О себе
«В моем роду почти все мужчины, все мои дяди по линии отца, были людьми могучими, здоровыми, и еще до революции все служили в царской гвардии. Один из них, Семен Федорович Кутепов, остался служить в армии и после революции 1917‑го, воевал в Великую Отечественную и даже вошел в русскую литературу в образе Серпилина в романе Константина Симонова «Живые и мертвые».
Сам я воевал в I Гвардейской армии генерала Рокоссовского. В 1942‑м меня отправили под Сталинград: сначала в Ртищево, там сформировали полк, потом довезли на поезде до станции Филоново, а оттуда под Сталинградский Калач мы топали пешком. Воевать мне пришлось недолго — около года. Но я успел вкусить все прелести войны: и артобстрел, и танковые атаки, и бомбежки, и, естественно, пулевые стрельбы. Но пули как-то обходили меня, вероятно, по молитвам матери.
Я был дважды легко ранен, но вот пострадал от мороза — в одном из сражений обморозил ноги — попал в госпиталь. Ампутация трети ступней обеих ног, демобилизация… В 1943‑м вернулся домой. Видимо, в этом был Промысл Божий — всю остальную жизнь после фронта я посвятил служению Церкви Христовой».
О воинском долге
«Я обращаюсь к тем неразумным матерям, которые любыми способами отговаривают сынов от службы в армии, — кого вы растите? «Кисейных барышень», неспособных защитить даже себя и свою будущую семью? Ведь получается, что ежели раньше мать была воспитательницей своих детей и с колыбели прививала им любовь к Родине, гордость за свой народ, то теперь она является лишь роженицей оных. Воспитывают улица, детский сад, школа. Плоды такого воспитания, к сожалению, мы пожинаем сегодня.
Я был единственным сыном в семье, но ведь моей матери не пришло в голову не пускать меня на фронт. А сколько матерей, проводив в 1941‑м по пять-шесть сынов, не встретили ни одного! Они же не стали винить в этом Родину! Дав своим детям жизнь, они понимали, что те положили свою жизнь так же ради жизни, только нашей с вами.
Долг всегда остается долгом, в военное ли время или в мирное. И долг солдата — это спокойствие его Отечества, в 1945‑м году или теперь… Потом, армия, как любая общественная единица, есть отражение духовного и нравственного здоровья общества, то есть нас с вами. Какими будем мы, такой будет и она. Ежели не изменимся мы, никто нас не спасет ни от «дедовщины», ни от произвола, ни от безвластия».
Воспоминания о Дахау — 1995
В 1995 году Святейший Патриарх Алексий II благословил митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая на поездку в Германию — нужно было освятить новый храм. Приснопамятный владыка и раньше неоднократно бывал в Германии, но та поездка ему особенно запомнилась.
Чин великого освящения храма-часовни во имя Воскресения Христова 29 апреля состоялся на территории бывшего концентрационного лагеря Дахау, где с октября 1941 года совершались массовые бесчеловечные казни советских военнопленных.
Храм был построен в 1994 году по проекту архитектора В. И. Уткина в стиле деревянных шатровых церквей Русского Севера в память о соотечественниках, погибших в Дахау и других концлагерях Третьего рейха. Сруб и все детали были изготовлены во Владимирской области, а сборкой часовни занималась группа военных строителей из Западной группы войск Российской Федерации, покидавшей в то время территорию Германии.
Сам владыка так рассказывал об этом событии: «Целью моей поездки было освящение и открытие в Дахау, где погибло в печах более 5000 русских пленников, русского храма. Часовня, которую мы освящали 29 апреля, в субботу, а в воскресенье — служили Божественную литургию, воздвигнута на средства Московской патриархии. В этом храме есть один очень интересный образ, написанный местной художницей: ангелы Божии открывают врата этого ада, устроенного людьми, и Господь Спаситель выводит всех заключенных в нем, погибших и живых».
Как отмечает владыка в своих воспоминаниях, «после возложения траурного венка моя миссия была закончена. Я считаю ее удачной, потому что впервые здесь, в этом страшном месте, было оглашено количество погибших русских людей. И отныне неугасимая свеча молитвы осветит кромешную тьму забвения».
Сегодня Свято-Воскресенская часовня на территории бывшего концлагеря Дахау является приходским храмом Берлинской и Германской епархии Русской Православной Церкви.
Алексей Дьяконов, кандидат богословия, преподаватель НДС
При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.