Одним из самых сложных периодов архипастырского служения приснопоминаемого митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая (Кутепова) была Омская кафедра, которую он занимал с октября 1963 года по декабрь 1969‑го. Спустя полвека в Омске еще остались те, кто помнит тогдашнего архиерея. Например, протодиакон Анатолий Дмитриев, один из старейших клириков Омской митрополии. По настоятельным просьбам владыки Николая он в 1967 году переехал из Казахстана в Омск и стал одним из ближайших помощников Преосвященного. Мы попросили отца протодиакона поделиться своими воспоминаниями о служении в Омской епархии в те годы и о личном общении с владыкой Николаем.
В гуще церковной жизни
— Епархиальная жизнь в Омске была очень насыщенной. По вторникам и четвергам у владыки были приемные дни. Он принимал всех просителей, и тесное епархиальное управление, которое находилось в небольшом одноэтажном доме рядом с кафедральным собором, было всегда забито битком. Приезжали и с личными, и со служебными вопросами. Владыка принимал всех и старался найти нужные слова для каждого просителя, хотя зачастую это было непросто, и ему приходилось увещевать и наставлять их.
В воскресенье и праздники мы с владыкой ездили по епархии: в Тюмень и Ишим, в Ялуторовск, Тобольск, хотя туда реже из-за дальнего расстояния. Все приходы он посещал достаточно часто. Его встречали благочинные, священники и народ.
Первое время владыка брал с собой нескольких певчих, чтобы те пели архиерейскую службу, а потом дал указание благочинным, чтобы хоры были местные. Если в Мукачеве с владыкой ездили сестры Николаевского монастыря, то пели люди гражданские. Взять кого-то с правого клироса было проблематично: когда приходили на службу — оглядывались, нет ли где их начальства, ведь если бы тогда узнали, что ты поешь в церковном хоре, можно было лишиться основной работы. Как их брать на приходы? А левый клирос был народный, да и было там людей немного, и пели они только ектении и простейшие песнопения.
Владыка Николай всегда брал с собой на приходы низенького алтарника (пономаря) Тихона Ивановича, лет семидесяти, а еще иеродиакона Никона. Этот любил пошутить. Как-то вышли облачать архиерея, только-только начали — смотрю: бежит с кафедры. Подходит и говорит: «Вот, отец Анатолий, чайку-то не попил после ранней обедни заварного — головушка-то не работает. Палицу-то забыл владыке положить!» — «Ну, так иди скорее и возьми», — говорю. А он: «Подождут! Их много сменилось архиереев, а я один здесь!»
За стенами храма
С владыкой мы встречались и вне богослужения — на приемах в епархиальном управлении или общих трапезах, во время которых Преосвященный делился разными недоразумениями, происходившими в епархиальной жизни. Эти рассказы носили в основном поучительный характер, он обращал внимание присутствующих на «недоглядки», с тем чтобы впредь они не повторялись. Но трапезы были нечастыми, поскольку все это оплачивалось по решению церковного совета, а там не хотели особенно расходовать средства на такие мероприятия.
Однажды владыка послал меня в командировку в Москву для покупки церковных наград: иерейских и протоиерейских крестов, крестов с украшениями. В другой раз я ездил за листовым сусальным золотом. Я всегда волновался, переживал, чувствовал огромную ответственность перед Преосвященным. В те два с половиной года, что я служил при нем (с июля 1967‑го по декабрь 1969 года), общение у нас было очень дружелюбное, но владыка у меня в гостях не бывал. В основном мы общались с отцом секретарем — иеродиаконом Ермогеном и регентом Сергеем Николаевичем Кушковым, частенько ходили друг к другу в гости.
Как-то я рассказал владыке о своих семейных неурядицах, связанных с тем, что мне в воскресенье утром не с кем оставить детей. Все потому, что теща идет на раннюю литургию, а мне и супруге нужно быть в храме как минимум за полчаса-час до поздней. Теща не успевает вернуться, и дети остаются дома одни. Я говорю ей: «После запричастного стиха приложись к Распятию и иди с Богом домой». А она ни в какую не соглашается, и у нас по этому поводу возникают конфликты. Владыка на это посоветовал: «Отец Анатолий! Терпи, сдерживайся, больше разговаривай с тещей, и пусть твоя матушка с ней разговаривает. Согласно апостольским учениям говори, что по послушанию можно и не достоять литургию до конца, нежели устроить какой-то скандал».
Владыка Николай был человек доброй души, при этом твердый, решительный и справедливый. Везде и всегда: и в делах, и за столом, и на службе. Он вырвал меня из Казахстана, не дал упасть духом и поддерживал в самые трудные минуты. От него можно было многому научиться. Я, например, узнал от владыки, как служить соборную службу, тем более архиерейскую — все нюансы встречи, облачения и чинопоследования, особенно что касается Евхаристического канона.
Встреча много лет спустя
Вышло так, что после перевода владыки Николая с Омской кафедры в декабре 1969 года мне еще раз в жизни довелось его увидеть. Это было на интронизации Святейшего Патриарха Алексия II в Москве в июне 1990 года. Это, получается, через 20 лет. Тогда я сопровождал митрополита Омского и Тарского Феодосия (Процюка) в его поездке в столицу.
В Троице-Сергиевой лавре, в здании Московской духовной академии около так называемой профессорской кухни владыка Феодосий заговорил с двумя архиереями, одним из которых был владыка Николай (Кутепов). Но я его тогда не узнал. Стоял и думал, что голос одного из владык мне очень знаком, что это голос какого-то близкого мне человека. И никак не мог вспомнить. Какое-то время владыки оживленно беседовали, а потом их куда-то позвали, и все мгновенно разошлись в разные стороны.
Я спросил владыку Феодосия, с кем он сейчас говорил, и он ответил, что одним из его собеседников был владыка Николай. «Не Кутепов ли?» — спрашиваю. «Он самый».Тут я все понял. Сейчас очень сожалею, что не подошел и не взял у него тогда благословение. После я уже не смог встретиться с приснопамятным владыкой, потому что неотлучно находился при своем архиерее. И больше мы уже не виделись.
Умел работать с властью
— За отношения епархии с государственными органами отвечал в основном церковный совет. Его члены зачастую обращались с вопросами напрямую к уполномоченному по делам религий, а архиерей и священнослужители находились в подчиненном положении.
В те времена было так, что архиереи на кафедрах служили недолго: восемь месяцев, два года, четыре года… Они находились в полной власти уполномоченного, вплоть до того, что тот мог свободно распоряжаться имуществом епархии. Мне рассказывали, что, например, епархиальной машиной прежних омских архиереев уполномоченный пользовался как своей. Мог забрать по своим делам, а епископ должен был ходить пешком или ездить на общественном транспорте.
Владыка Николай каким-то образом нашел общий язык с местным уполномоченным. Отношения с ним сложились нормальные, даже, можно сказать, неплохие. Если владыка хотел кого-то рукоположить, уполномоченный давал на это добро. Но какие-то вопросы архиерей сам отсекал сразу, говорил, что с ними обращаться к уполномоченному не нужно, ответ все равно будет отрицательным. Он понимал или чувствовал, что и как нужно делать в отношениях с чиновником. Думаю, он хорошо знал закон и порядок, понимал, на что власть может пойти, а с чем и обращаться не стоит, чтобы не вызывать ненужного раздражения и напряженности. Может, поэтому он прослужил на Омской кафедре так долго для того времени — больше шести лет.
Иногда вопросы решались не сразу, но со временем. Помню двух священников, которые чем-то «прославились» в епархии. Уполномоченный узнал об этом и потребовал убрать их, готов был даже испортить им жизнь так, что их не приняли бы ни в одной другой епархии. Но владыка не выгонял их, а давал им возможность служить и исправляться. Тем священнослужителям, кто не мог получить от уполномоченного регистрацию, он давал время даже до пяти месяцев и выжидал, когда их служение можно будет легализовать. Можно сказать, вытаскивал из ямы. Так тоже бывало.
Алексей Дьяконов
При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.