Милее нет обители

Какая крупная в этом году уродилась черноплодка! Проходя мимо ящиков с рябиной, я приняла ее за виноград. И как много! Монастырский сад нынче дал хороший урожай. По весне начала бушевать цветочная метель, запахи кружили голову. Потом цветники вошли в силу. Есть в саду и диковинные, непривычные к нашему климату растения. «Цветущий сад», — так говорят о Макарьевском монастыре паломники и экскурсанты. Совсем другая картина была здесь 25 лет назад, когда монахиня Михаила (Орлова) приехала возрождать разоренную обитель.

В мире ничего случайного нет. Но часто в событиях мы не видим Промысл Божий. Понимаем только через много лет… Вот и прадедушка Людмилы Павловны Орловой (так матушку Михаилу звали в миру) еще до революции ходил пешком от Чебоксар до Макарьевского монастыря и принес иконку. Небольшую, обложенную металлом.

— У нашей бабушки она дома хранилась, — вспоминает матушка игумения. — Преподобный стоит, и монастырь виден, сверху — Святая Троица, внизу — озеро. Это Желтые воды. Только Макария Желтоводского я раньше и не знала. Сейчас он стал известен, а мы молились Макарию Египетскому, я и думала всегда, что это его иконочка. Уже когда здесь в первый раз оказалась, поняла, чей это образ.

Вся семья

Родилась матушка в Чебоксарах, в многодетной верующей семье. Можно сказать, дети выросли при соборе в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы. Там крестили будущую игумению, там венчались ее родители. Папа, фронтовик, работал водителем, мама — главным бухгалтером в плодопитомнике. Деревья, кустарники, цветы — их там было так много, и девочка с большим удовольствием проводила время в саду. Наверное, тогда и полюбила растения. А сестра матушки стала агрономом.

— Когда в школе узнали, что мы верующие, ходим в храм, стали открыто занижать оценки. И мне, и сестре, и братьям. А среднего братишку, Толика, с легкой руки учительницы прозвали преподобным Анатолием. Тяжело было детям. Вот этим омрачено было детство, — вздыхает матушка. — А в остальном те годы были очень хорошие. Лето — у бабушки в селе. А оно ведь в том возрасте длится как целый год!

В Чебоксарах Людмила пела в архиерейском хоре. Ее бабушка по материнской линии тоже когда-то пела на клиросе. Вообще, обе семьи: и матери, и отца — были крепкой веры. И хотя до революции в сане никого не было, в советские годы вся семья Людмилы оказалась на духовной стезе. Сестра вышла замуж за священника, брат — протоиерей, а Толик теперь — отец Авраамий, настоятель скита святого Модеста, Патриарха Иерусалимского, на Святой горе Афон. Отца, Павла Григорьевича, отпевали уже как диакона, после его смерти и мама, Нина Афанасьевна, приняла монашество. Саму матушку Михаилу после окончания строительного техникума на постриг благословил духовник — недавно почивший отец Наум (Байбородин).

«Деточка, ты же давала обеты…»

Когда было принято решение о возрождении Макарьевской обители, митрополит Николай (Кутепов) попросил игумению Магдалину (Жегалову), настоятельницу Рижского Свято-Троицкого монастыря, прислать сестру на игуменство. Телеграмма пришла вечером, матушка Михаила как раз убиралась. Она в ту пору была и певчей, и свечницей, и завхозом, и снабженцем — много было послушаний. Отнесла телеграмму и забыла о ней.

— Вдруг настоятельница вызывает и говорит, что на меня пал жребий, — вспоминает игумения Михаила. — Я — в рев: «Не поеду, не смогу…» — «Но, деточка, ты же давала обеты. Для монахини это важно. Мы же как военные, воинство духовное». Как мне не хотелось расставаться с обителью, ведь десять лет здесь прожила! Матушка Магдалина была очень любвеобильная, всех деточками звала, такое было большое материнское сердце.

Игумения Магдалина благословила молодую монахиню съездить к владыке Николаю и попробовать отпроситься. Но прежде обязательно поговорить с духовником. А поскольку монахинь в дорогу одних не отправляют, предложила взять с собой сестру Евгению (Дуничеву), с которой матушка Михаила все десять лет жила в одной келье.

Игумения благословила матушку афонской иконой Богородицы «Скоропослушница», дала наперсный крест, священнический, принадлежавший когда-то ее отцу, и четки. Сестры отправились в Троице-Сергиеву лавру к известному на всю Россию духовнику. Отец Наум, к тогдашнему неудовольствию матушки Михаилы, на игуменство благословил. Но она не успокоилась. Приехав в Нижний, попыталась упросить митрополита Николая ее отпустить.

— А он и говорит: «Инокини честные, старицы макарьевские, знайте, что от меня дороги нет назад! Смотрите, какая у меня рука. Мужицкая, кулак крепкий. Если возьмусь держать, то уж не отпущу». Так здесь и остались, — вспоминает матушка Михаила.

Лестница на небо

Мы сидим с настоятельницей Макарьевского монастыря в игуменском корпусе возрожденной обители, смотрим старые фотографии.

— Двадцать пять лет назад это было, — задумчиво говорит матушка Михаила, — а как вчера…

Вот владыка Николай (Кутепов) возводит ее в сан игумении, вот первые насельницы обители во главе с молодой настоятельницей, духовник — отец Владимир Цыбышев и страшные картины поруганного монастыря. Фотографии черно-белые, это усиливает гнетущее впечатление.

— В первый раз я увидела обитель с воды, — рассказывает матушка. — На «Ракете» ехали в 91‑м году, когда в Дивеево привезли мощи батюшки Серафима. Нас тогда от Рижского монастыря послали на послушание, и мы знакомились с нижегородскими святынями. Такой громадой монастырь показался… А потом даже побывали там на экскурсии. Это когда провожали в Дивеево матушку Сергию на игуменство. Она же наша, из Риги, и матушка Тавифа, муромская, — схиигумения Фамарь, и матушка Георгия, которая была настоятельницей монастыря в Арзамасе, — все наши. Около 20 сестер, по-моему, по всей России матушка Магдалина (Жегалова) в свое время на это послушание направила. И когда мы матушку Сергию провожали, приехали сюда, в Макарьев. Помню, мелкий дождик, пронзительный такой, сумерки… Гульбище без крыши, ворота штакетником забиты, и калитка на одной петле висит. Окна везде выбиты, грязь, разруха… Тут еще турфирма была, прямо на территории — ЧП Грязнов. Я посмотрела тогда на все это и говорю: «Да, сестры, кому такое достанется?»

Когда матушка Михаила прибыла возрождать обитель, она увидела еще и голый, необлаченный жертвенник в храме, сдутый волейбольный мяч в Успенской церкви, где был спортзал, а в алтаре — тир.

— И было очень холодно, — вспоминает настоятельница. — Дрова-то есть, а печи неисправны. Только натопишь — такой угар! Приходится окна открывать. Спали на матрасах, в фуфайках, пуховых кофтах и платках, в чесанках и матрасами еще накрывались. Мы с матушкой Евгенией, да пятерых из Дивеева сюда направили — несколько человек всего-то было. И миряне неравнодушные помогали. Алексей Андреевич Кабаков, он такой был организатор: и стройматериалы найдет, и продукты. Проповедник, везде о вере рассказывал. Вообще, многие люди помогали.

Первый храм, который матушка начала восстанавливать, — в честь Архангела Михаила. В советское время там работал музей. Монахини обнаружили церковную утварь, старинные облачения. Помолясь, благословясь, начали уборку и реконструкцию.

— Храм надвратный, там ступеньки, — рассказывает матушка Михаила. — Владыка Николай называл их лестницей на небо, у него же ножки больные были. Вот так и шло восстановление. С Божией помощью, молитвами преподобного Макария. Огромное участие в возрождении монастыря принял владыка Георгий. Я ему так благодарна!

Дочки

Мы беседовали с матушкой о событиях 25‑летней давности, и вдруг загудел телефон.

— Мам, — раздался звонкий голосок, — я хочу тебе сказать…

Дальше пошел разговор об уроках, оценках, кружках. Потом голос крикнул кому-то: «Позовите моих сестер Лену и Ксюшу, мама хочет с ними поговорить».

— Настенька позвонила, — объяснила игумения, положив трубку. — Наши девочки, все три, учатся в монастырской школе в Ярославской области. Настя паспорт скоро будет получать, Леночке и Ксюшеньке скоро двенадцать.

Первой в приюте Макарьевской обители оказалась Настя, худенькая девочка двух с половиной лет. Родители ее в жизни заблудились, а бабушке не отдавали внучку под опеку. Она, узнав, что в Макарьеве будет приют, приехала и попросила матушку взять Настеньку. А потом появились двойняшки.

— Мы узнали, что в одной больнице в Нижнем детишек-отказников подлечивают, 16 человек, — вспоминает матушка. — Приехали, посмотрели. Заведующая говорит: «Вот этих близнецов никто не возьмет. Жалко их, не очень симпатичные, но такие смирненькие девочки». А они обе лысенькие, светленькие, как ангелочки. Худенькие, ползунки велики, видно, что стираные-перестираные. Стоят в манеже и обе качаются: туда-сюда. Сердце так и сжалось. Взяли мы их восьми­месячных. Очень я жалею, что всех тогда не взяли. Боялись, не справимся. А справились бы! Это моя душевная боль до сих пор.

В монастыре детишек не просто окружили вниманием — их полюбили. Владыка Георгий благословил называть игумению мамой, остальных сестер — нянями (до этого они всех мамами называли). Девочки оказались очень музыкальные, все три. Ксюша, к тому же, — отличная спорт­сменка, Настя с Леной — рукодельницы. Их с раннего детства возили к морю, есть у монастырских дочек и велосипеды, и самокаты, и прочие нужные вещи, одежда — только новая. И учатся они хорошо.

— Скоро на каникулы приедут, ждем, — говорит матушка. — И они не дождутся, когда домой. Это ведь их родной дом. И мой, и сестер монастырских. Двадцать пять лет назад я не хотела сюда ехать, а сейчас краше нашей обители, милее и роднее нет.

…Мне и самой не хотелось уезжать. В куполах играло солнце. Серебристые мурашки блестели на реке. В замерзшей лужице у ворот — лист черноплодной рябины. Дай, Господи, и на следующий год урожая. И долгого-долгого процветания монастырю преподобного Макария.

Надежда Муравьева

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.