Этот дом в поселке Варнавине сразу остановит на себе взгляд. Ладный, умелый, в резьбе. Живут в нем просто, вот и дом такой же, с открытой душой. Хозяева, Михаил и Ольга Смирновы, называют себя ремесленниками. Считают, что любовь к труду и ремеслу спасла их когда-то от голода физического, а сегодня — по крайней мере, последние 13 лет, как переехали сюда из соседней Лапшанги, — утоляет жажду духовную.
Стою перед тем самым домом с добрым лицом. Калитка с коваными петлями, о четырех столбах с металлическими колпаками. Потянув за калитку, с обратной стороны ее вижу новое диво — большой резной барельеф: в центре тетерев с полукруглым хвостом, по краям — завитки ягод и цветов. Оборачиваюсь к дому: белая подновленная резьба по розовому фону, а в теплых уютных окнах — светлые ажурные занавески. Всего-то до крыльца несколько шагов, а иду как по музею. Смотрю по сторонам, считаю дровяники. Жители здесь по старинке топят дровами.
Крыльцо, сени, комнаты устланы домоткаными половичками, будто из бабушкиного сундука достали.
— Что вы, наш дом самый обычный! — не соглашается Ольга, хозяйка.
С будущим супругом она познакомилась, когда гостила у подруги на Ветлуге. Семейную жизнь Михаил и Ольга начинали в 1990‑е годы. Тогда с работой стало трудно даже в городе, а деревня и вовсе под откос пошла: колхозы разваливались, поля в одночасье осиротели.
— Одни пристроились к бизнесу, ездили на машинах. Некоторые совсем опустились, а кто-то спился, — вспоминают супруги.
Наши герои пошли по пути, выработанному на Руси веками. Стали огородничать, держать скотину, осваивать разные ремесла. Тогда они обратились к крестьянству из-за острой нужды, говорят хозяева. Но теперь другой жизни не желают.
Любовь к ремеслу у Ольги, как у многих коренных заволжан, лежит на уровне генетической памяти. После восьмого класса из родного поселка Память Парижской Коммуны она поехала в Семенов, учиться «на матрешку» — вытачивать и расписывать. А когда вышла замуж, в варнавинской Лапшанге нашла единомышленников в местном Доме ремесел.
— Здесь мы делали все. Каждый год осваивали новое ремесло. Были мастерские — гончарная, кузнечная, столярная, бондарная, саночная. Идейный вдохновитель нашего клуба считала, что ручной труд развивает деревенского жителя как творческую натуру и может оградить его от негативных явлений, — объясняет Ольга.
Поначалу с мужем плели циновки из тростника, затем Михаил увлекся резьбой по дереву. Ольга привезла из Семенова стамески, лобзики, он изучил приемы и начал резать.
Вместе ездили на выставки, просматривали книги, эскизы узоров, фотографии резных изделий. Интересно было применять разные способы обработки древесины. Работы разошлись по друзьям, остался только киот в четыре яруса, карнизы, ваза да печатные формы для пряников, чтобы радовать сельских детишек по праздникам.
Ольга решила освоить ткачество. Нашли станок.
— На первых порах так втянулась, спать даже перестала. Только и придумывала разные полоски, гамму и рисунок узора. Старшему сыну Ивану было восемь лет, он вместе со мной половички ткал. Бывало, приду с работы, корову подою, приберу, и обратно через овраг бегу вместе с сыном — к станку в Доме ремесел. Тку и думаю: все-таки есть в женских генах память о ткацком стане. В течение столетий сидели мастерицы, и все батаном стучали.
В собранном виде станок раньше занимал больше половины избы. В просторной, без лишней мебели, гостиной Смирновых, обшитой деревом, эта конструкция смотрится не музейно, а как живая часть семейного быта.
— А тут что за колышки, вбитые в стену?
— Наша сновальня.
Снование на стене, которое выбрали Смирновы, — самый древний способ подготовки основы для будущей ткани. Работа эта медленная и утомительная.
— В одном половике четыре-пять километров ниток. Снуем на стене «восьмеркой», — объясняет хозяйка. — Натягиваю нитки на колышки и хожу вдоль стены, три метра туда и три обратно. Примерно час хожу и сную, а Миша считает, сколько раз прошла. Снимаю основу аккуратно — в косу. Потом ее надо ровно навить на станке на большой вал — навой.
В процессе заправки ткацкого станка участвует вся семья. Один косу держит, другой накручивает.
— Каждую нитку основы заправляем — пропускаем через специальные стержни с петлей на конце, затем проделываем у`ток через зев. Дочка принимает у меня нити крючком, — объясняет Ольга.
Сегодня они не представляют себя без храма. Хоть трава не расти, но каждую субботу и воскресенье, не говоря уж о праздниках, идут к Варнаве Ветлужскому — в родную церковь на Красной горе. Михаил ее своими руками рубил — давно, сам еще к храму тогда не привык. К службе церковной приросли, когда Бог болезнью посетил.
— Однажды у Михаила сердце прихватило, — вспоминает Ольга. — Всерьез. Больница за больницей, жизнь уже на волоске. Одна женщина в соседней палате, увидев ужас отчаянья в моих глазах, сказала: «А вы в храм ходите, посты соблюдайте, сорокоусты заказывайте. Кто еще за мужа вашего помолится? Раньше в семье на протяжении многих поколений молитва не прерывалась».
Нельзя сказать, что Смирновы жили совсем без Бога. В детстве Ольгу водила в церковь бабушка. С мужем на второй день после свадьбы они венчались, детей крестили.
— И все-таки Господь нас щадил. Может, потому что мы много трудились с молодости, словно наказ Божий исполняли — в поте и крове хлеб себе добывать, — рассуждает героиня.
Вымолив мужа, Ольга настояла, чтобы он тоже ходил в храм. Теперь у них в ходу шутка: «Миша, я тебя силком в храм привела, а теперь тебя оттуда и не вытащишь».
— Как ни спросят: где Михаил? А он в храме. На службу вперед меня бежит. Батюшке нашему отцу Павлу Кутумову помогает по строительству. Их в бригаде трое. Храм, часовни, купальни рубят, занимаются внутренней отделкой. Сейчас восстанавливают здание для паломнического центра.
Строительством из рубленого бревна глава семьи увлекся на пенсии. Пенсионером стал в 37 лет, отработав 15 лет в парашютно-пожарной службе. Опасная была профессия. Михаил прыгал с грузовым парашютом на очаг лесного пожара. Всегда был риск: и когда его «пристреливали», то есть прицельно сбрасывали с кукурузника (самолет сельхозавиации), и когда вручную приходилось останавливать низовой пожар с помощью отжига — встречного огня.
— Всю Сибирь с командировками объездил, — рассказывает Михаил.
К концу его рабочего стажа семья переехала в Варнавино. Вот уже 13 лет живут по новому отсчету времени.
У Смирновых трое детей. Два старших сына Никита и Иван и младшая Таисия — еще школьница.
Сыновья выбрали такой же образ жизни, как и родители.
— Никита уже дом построил. Поросят, коз, гусей, уток завел. Скоро Ивану будем показывать, как рубить, навык-то есть, — говорит Михаил.
— Да Ване даже показывать не надо. Берется за все, — добавляет Ольга.
Да, дети выросли. Но Смирновы не могут сложа руки сидеть:
— Хочется питаться натуральными продуктами, от природы, от земли их брать. Какое же это счастье — своими руками хлеб испечь!
Когда общаешься с ними, кажется, что хлеб, домашнее пиво и вино, а еще печатные пряники, сыр и творог выходят у них словно музыка из-под смычка музыканта, по вдохновению.
— Я все делаю мимоходом, — поясняет хозяйка. — Прибежала в обед с работы — опару поставила. Вечером зерно замочила — проращивать, будет солод для пива.
Супруги все делают вместе. Один закваску мешает, другой зерно в ступке толчет, один тесто ставит, другой его отбивает, один яблоки рубит, другой в бутыль закидывает — на брожение.
Даже жалко, глядя на эту семью, что не все так живут — просто, трудами рук своих. Комфорта людям хочется, а в результате в кабалу себя загоняют.
Кухня наполнена вкусными ароматами и теплом от печки. На полочке — банки с травами: иван-чай, мята, донник. Под ними резные ложки с затейливым орнаментом на ручках, на стенах — куклы из мочала, в ярких сарафанах, с красиво уложенными косами, вышивка. Под иконами — хлебосольно накрытый стол: каша с корочкой, только из печи, яичница, картошка с маслом, самодельное вино, рыба… Смирновы любят встречать гостей, щедрые они душой и людям открыты.
Текст и фото Марины Дружковой
При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.