Круги возвращения

Гражданка России. Православная христианка. Художник. Жена и мама. Вполне типичный «набор», скажете вы. Но за каждым из этих анкетных пунктов встает целая история. Истории возвращения. Их мы и предлагаем вам, дорогие читательницы, — из уст самой героини.

Круг первый. К вере

— Моя бабушка была набожной. Но она, скажем так, не вникала. Помню, например, она читала псалом «Живый в помощи Вышняго в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви…». «…водворится. Речет…» она произносила так, будто «речет» — это существительное, к которому относится глагол «водворится». Но тем не менее она глубоко верила, ходила в храм. У нее были две сестры, которые пели на клиросе. Меня она тоже каждые две недели водила причащаться. Водила, но ничего не объясняла.

В том храме была матушка Валентина. Потрясающая матушка! Она собирала всех детей, кого привели на службу, отводила нас на хоры к певчим, открывала молитвенники на церковнославянском. Мы тогда еще по-русски-то еле-еле читали! И она нам указкой показывала, где поем. А мы ничего не знали, никаких молитв, тем более никаких напевов… Но она солировала, и мы ей подпевали. И каким-то чудесным образом все понимали! Умудрялись петь — еще и хором, еще и сразу. Прямо на литургии.

Когда я стала постарше, то перестала ездить к бабушке в деревню так часто и много. И она меня перестала водить в церковь. Где-то с 12 до 22-х лет я в храме вообще не была. Верить верила, но без энтузиазма. Просто носила крестик. Но потом и его потеряла. И не сказать, что меня это сильно расстроило.

…А потом умер мой учитель по рисованию, Владимир Алексеевич Сергеев. Я ходила в изостудию с 5 до 17 лет, и он для меня был как второй отец. Это был удивительный человек. Его жена, Инна Степановна Соловьева, тоже преподавала. Многие современные нижегородские художники — их выпускники. Не знаю, что бы я в жизни делала, если бы не попала к ним в студию.

Когда уже перестала заниматься, все хотела сходить в гости к Владимиру Алексеевичу. Но откладывала.

Он был не старый, ему было всего 62 года, когда он умер. Для всех это было очень неожиданно. Сообщение мне пришло в пятницу. Накануне субботы, когда я наконец собиралась к нему сходить. На отпевании, стоя в церкви, я поняла, что у меня нет крестика. Стало не по себе. А пришла домой — на кровати лежит мой крестик! Тот самый, который год назад потеряла…

Владимир Алексеевич умер в марте 2011 года, перед самым началом Великого поста. Вся зареванная, я пришла в церковь Жен Мироносиц. Службы не было, но батюшка оказался в храме. Он меня заметил, подошел и вдруг стал со мной беседовать, благословил соблюдать пост. Меня больше всего удивило, что он говорил про зеленые коктейли, — видимо, пытался отвлечь. В тот момент у меня просто разрыв шаблона случился! Батюшка с бородой до пояса рассказывает мне про смузи…

Это был мой первый пост. С тех пор я осознанно стала ходить в церковь. Купила Закон Божий, прочитала все, чтобы знать, во что я верю. Так что теперь «речет» для меня не существительное.

Круг второй. На родину

— Я очень люблю Россию. В детстве, когда все говорили: вырастем — уедем из России, я била себя в грудь: «Нет! Я патриотка, я никогда не уеду! Всегда буду здесь жить». В итоге вышло, что я уехала, а те, кто так говорил, остались. Просто мужу предложили хороший контракт в Арабских Эмиратах, и три с половиной года мы прожили там. В 2015-м уехали, в феврале 2018-го родили там сына, а в июле вернулись обратно. И очень этому рады.

В Эмиратах мне не нравилось. Не нравился климат, вообще ничего не нравилось. Тосковала ужасно. Но, безусловно, это был интересный опыт. И если бы у меня была возможность повторить, то я бы, наверное, повторила. Потому что благодаря тому периоду у меня произошел большой внутренний рост. Но об этом — отдельно.

С Церковью там довольно сложно. Храм Русской Православной Церкви есть в Шардже. А мы жили сначала в Дубае, потом в Абу-Даби, это еще дальше от Шарджи. Так что туда я ни разу не съездила, это слишком далеко. Ходила в ближайший храм Греческой Церкви, когда туда приезжал русский священник из Шарджи.

Оказывается, епархия Русской Православной Церкви на Востоке — это весь Аравийский полуостров: Оман, Ирак, Арабские Эмираты, другие близлежащие страны. И в каждый праздник священники (а их совсем мало) объезжают все эти страны и служат во всех храмах. Это же настолько тяжело! К нам, например, доезжали уже в восемь вечера. Или иногда накануне приезжали. Возможно, они несколько дней ездили, — этого я не знаю. Богослужения были довольно быстрыми, короткими, но литургию служили. Мне однажды удалось побывать даже на соборовании. Причем батюшка служил один — представляете, каково ему, да и прихожанам, было?..

Круг третий. К призванию

— Когда я переехала за будущим мужем в Дубай, то бросила все. В Нижнем у меня была хорошая работа. Я преподавала ландшафтное проектирование в строительной академии, которую сама окончила. У меня как у ландшафтного дизайнера были свои заказчики, я хорошо зарабатывала по российским меркам. Вела активную жизнь, организовывала фестивали, открыла свою студию рисования… Все было прекрасно. Но я решила, что если он поехал — то и мне нужно за ним.

Когда я туда приехала, это был просто ужас! Такого депрессивного состояния у меня никогда не было. Чужая страна, чужой язык, я не знаю ни одного человека, муж целыми днями на работе, я сижу одна в четырех стенах в чужой квартире на 25-м этаже небоскреба. И все. Никуда не могу выйти, ничего не знаю.

Так я впервые встретилась с собой. Вдруг оказалось, что мне совершенно нечего делать наедине с самой собой. Тогда я начала активно рисовать. Вспомнила, что вообще-то это то, чем я действительно хочу заниматься и что по-настоящему люблю. Но у меня не хватало времени, потому что я занималась в основном ландшафтом, преподаванием, обучением, организацией чего-то. И вот прислушалась к себе — выяснилось, что мне хочется краски.

Первое время я была в Эмиратах наездами, фактически жила на две страны. В России работала в жестком графике на две ставки, чтобы компенсировать свои отъезды, а потом приезжала туда — и тухла.

В одну из поездок я взяла с собой акварель, хотя никогда не питала к ней любви. Просто она самая легкая по весу. Раньше я писала маслом, но его перевозить тяжело, оно занимает много места. И решила: возьму-ка акварель! Это был переломный момент. Сейчас я акварелист. Иллюстрирую книги, рисую на заказ, и это мой основной род деятельности.

Первый год в Эмиратах я рисовала все подряд. Но все про Россию! Участвовала в марафонах в интернете, «разрисовывалась». Потом иллюстрировала книгу своей знакомой Анны Фениной — философские сказки для женщин «Про одну девочку». Затем сама сделала книжку — ради эксперимента, чтобы понять все этапы создания: проиллюстрировала сказку Гаршина «То, чего не было». Вот-вот должна выйти книга с моими иллюстрациями по моде. Сейчас проходят выставки моих работ: в библиотеке Короленко, в библиотеке Добролюбова, в музее Добролюбова…

Основной источник вдохновения для меня — Евангелие. Каждый день читаю его, и каждый день оно приносит новые мысли. Вроде бы, помнишь и сюжеты, и притчи, и даже пересказать можешь — а все равно каждый раз как заново. Перечитываю — и снова с такой надеждой, что Иисуса не распнут, что что-нибудь пойдет не так… Буквально на днях закончила читать Евангелие от Иоанна и подумала: какой он гениальный писатель! Какую интригу он держал до последней строки, что, оказывается, «возлюбленный ученик», которого он упоминает, — это и есть апостол Иоанн! Чтобы сердце горело, нужно поддерживать огонь. А чем поддерживать? Для меня чтение Евангелия — самый хороший вариант. Без этого вряд ли было бы столько идей и тем для творчества.

Круг четвертый. В деревню

— Когда мы вернулись, решили переехать из Нижнего Новгорода в деревню. Ту самую, в которой жила моя бабушка, — Каменку под Воротынцем. Купили там старую 80-летнюю избу, как раз напротив бабушкиного дома. Я сама росла в деревне, и муж из пригорода — нам такая жизнь нравится.

Сейчас рисую виммельбух про русскую деревню. Это модное направление — книжки-гляделки без текста. До России оно дошло относительно недавно, а появилось где-то 1970-е годы в Германии. Считается, что они предназначены для детей с трех до восьми лет, но у меня годовалый ребенок, и он уже сейчас очень любит рассматривать. А мне тридцать, и мне это тоже нравится. Так что, я думаю, можно расширить рамки.

Раньше я особо не обращала внимания, что издают для детей. А сейчас смотрю и понимаю, что как минимум 90 процентов того, что продается, я своему ребенку показывать не хочу. Понятно, что все равно родственники и гости дарят такие книги, и они у нас есть, он их видит. Но сама я такое ему не куплю. По-моему, Сутеева и Билибина превзойти так и не смогли. Их иллюстрации потрясающие, но они все-таки привязаны к текстам.

В России заинтересовались виммельбухами, переиздают зарубежные издания, понемногу стали появляться отечественные. Их действительно интересно рассматривать, но… графика не та, которая прививает ребенку безупречный вкус. И я поставила перед собой цель: нарисовать то, что хотела бы показать своим детям. И то, что считаю действительно достойным того, чтобы дети увидели.

Круг пятый. К себе

— Сейчас рисование идет довольно медленно, потому что у меня маленький ребенок. Рождение сына стало в моей жизни самым важным опытом, который помог мне по-новому взглянуть на всю евангельскую историю и на отношения Бога с человеком. А Богородица стала для меня ориентиром — какой должна быть мать и женщина.

Те модели материнства, взаимоотношений с детьми, которыми сейчас пестрят блоги, — не тот опыт, каким я бы хотела видеть свой. Я предпочитаю держать внутри себя образ Богородицы как образец материнства и ориентироваться на него, а не на мимолетные, модные веяния.

В чем проявляется этот выбор? В полном принятии пути своего ребенка, его особенностей, его взглядов. С самого зачатия Богородице говорили, Кто через Нее придет в мир. И Она не противилась этому, а принимала с благодарностью. Она заботилась о Нем, воспитывала, беспокоилась о Нем, но тем не менее полностью принимала Его путь, Его решения.

Наверное, из этого вытекает все дальнейшее. Если нет принятия, нет стремления дать ребенку жить своей жизнью, нет свободы ребенка, тогда начинаются всякие извороты. Как если бы Богородица не позволяла Сыну чего-то, внушала, каким Он должен стать, — все было бы совсем по-другому. Хотя при этом Он оставался в повиновении у родителей, потому что это родители.

Вот эту тонкую грань между принятием свободной воли ребенка и воспитанием я и стремлюсь соблюсти.

Именно в материнстве Богородица открылась мне с человеческой стороны. До тех пор, пока я сама не вошла в эту зрелую роль, Она была для меня, как бы это цинично и ужасно ни звучало, Персонажем. Какая-то женщина, очень благочестивая, прекрасная и великая, которая родила Бога. Я умом понимала, что это недостижимая другими людьми чистота и слава, но не чувствовала… Когда я просто читала, что Она родила Сына и потом этого Сына распяли… ну, понимала, что это радость — родить сына, и это горе — увидеть его смерть. А когда сама стала матерью — осознала всю силу Ее чувств: насколько это огромное счастье и насколько несоизмеримое со здравым смыслом горе. Когда я была маленькая и бабушка водила меня в церковь, мы всегда стояли около Распятия. Я смотрела на него, и оно меня не трогало. А сейчас я вообще не могу смотреть на Распятие спокойно.

Приблизиться к пониманию того, как нас любит Бог, я тоже смогла только став матерью. Помните, в Евангелии есть такое: «Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф 7:11). И я поняла: даже если я люблю так своего ребенка — как же тогда на самом деле нас любит Бог! Заглянуть хоть немножко за завесу Божественной любви — это большое счастье.

Текст: Ольга Схиртладзе
Фото и иллюстрации предоставлены Ольгой Кругловой

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.