«Мы учимся у него любви»

1 декабря в нижегородский храм в честь Пресвятой Троицы на улице Фучика приехали духовные чада убеленного сединами пастыря: в день юбилея он служит воскресную литургию. Больше всего в жизни отец Геннадий любит служить. «Как можно устать служить? — недоумевает священник, который из-за болезни ног уже еле передвигается. — Пока стоишь у престола Божия, чувствуешь Божию благодать, она и укрепляет, и врачует».

— Мы все его очень любим и усердно молимся, чтобы он послужил подольше, — говорит прихожанка Александра Соловова. — Столько в нем добра! Кто бы к нему ни подошел, о чем бы ни попросил, никогда не откажет.

Я приехала в храм уже после литургии, отец Геннадий плохо себя чувствовал. «Может, отложим разговор?» Неловко было затевать беседу. Но превозмогать, преодолевать — нормальное состояние для пастыря. «Ну, давай, спрашивай», — поторопил священник. Он присел на стульчик возле иконы и начал рассказ.

На молитве и ржаном хлебе

Родился отец Геннадий в 1939 году в Горьком, в верующей семье. Их дом номер шесть стоял недалеко от Канавинского рынка. Детей было семеро, Геннадий самый старший. Отец пропадал на работе, чтобы кормить большую семью.

— Родители с раннего возраста нас к поклонам приучали, — рассказывает о своем воспитании батюшка. — Утром и вечером мы клали по 60 поклонов: Гос­поду Иисусу Христу, Богородице и Ангелу Хранителю, каждому по 20 поклонов. И я всегда своим прихожанам говорю: поклоны — это самое лучшее. Молитва должна быть краткой, нерассеянной. «Нерассеянно вопиющую мысль услышит Господь», говорил преподобный Марк Подвижник.

Семья жила очень скромно.

— Бывало, намажешь на ржаной хлеб масла с солью, растолчешь лука, зальешь водичкой или квасом и ешь с этим хлебом, — вспоминает отец Геннадий.

Выручала рыбалка. У двоюродного брата Валентина была лодка, с ним они часто уходили рыбачить на Волгу.

— Мы ставили лодку на Стрелке, где стоит собор Александра Невского, — продолжает мой собеседник, — доезжали до одного из островов и весь день удили, иногда на ночь оставались. Мы были физически крепкими, веслами подолгу гребли, хотя питались очень скудно.

Геннадий часто гостил у живших около ярмарки родной тетки и ее мужа, которые тоже были глубокой и крепкой веры.

— Тетя Женя и дядя Миша такие молитвенники были! — восклицает батюшка. — Все время возили меня в Печерскую церковь к иеромонаху Иоасафу, каждую субботу и воскресенье. Мне было лет восемь-девять тогда. Вставали в половине шестого утра, добирались на трамвае до Черного пруда, затем до площади Сенной и шли пешком низом по набережной до церкви.

С ними и с родителями Геннадий еще часто ходил к почитаемому в те годы старцу Михаилу Сметанину. Тот в конце жизни переехал из Хабарского на Оке в село Игумново недалеко от Дзержинска.

— Старец Михаил всегда говорил пришедшему: есть у него молитва или нет, — вспоминает пастырь. — Мы тогда хорошо, крепко молились. Времена были такие, что за веру можно было лишиться работы, места в учебном заведении. Старец в основном приучал нас поклоны класть. Только за счет поклонов я и вытянул. Они помогают запустить наш духовный мотор для молитвы, но самое главное — поклонами смиряется плоть. Про духовную силу поклонов мне рассказывал и дядя Паша. Как лукавый ополчался на него за поклоны. Как подвергал его даже физическим нападкам.

Два протоиерея, три монаха

Слушаешь отца Геннадия и кажется, будто не было десятилетий советского атеизма: все его друзья в среде молодежи были людьми с обостренным чувством Бога. В основном все они вынесли веру из своих семей. Из пятерых двое впоследствии приняли сан, а трое — еще и монашество: игумен Иннокентий (Самылкин), игумен Савва (Кочерыгин), схиархимандрит Захария (Потапов), ставший духовником Оптиной пустыни. Все они, к сожалению, уже перешли в мир иной. Отец Захария почил в Бозе полгода назад, на 77‑м году жизни. Друзья вместе ходили в Печерскую церковь на службы, а затем заглядывали к матушке Макарии, алтарнице храма.

— Матушка Макария была высокой духовной жизни, — говорит отец Геннадий. — Она приняла монашество, когда открылся Макарьевский Желтоводский монастырь в 1990 году, и подвизалась там до конца жизни. После службы матушка всегда приглашала нас к себе в домик. Давала нам духовные книги, рассказывала о святых. Она была свидетельницей открытия мощей иеромонаха Иоасафа и говорила, что кожа и кости святого подвижника очень хорошо сохранились.

Ребята много времени проводили вместе за духовными беседами. Собирались либо у Геннадия, либо у Георгия Горбатовского, тоже впоследствии ставшего протоиереем.

— Мы обменивались друг с другом книгами, у нас был книжный голод, — добавляет батюшка. — Читали Священное Писание, святых отцов. Нас интересовали русская история и современная жизнь в стране: политика и общественная обстановка. Мы строили прогнозы и рисовали перспективы относительно будущего.

Путь к священству

Геннадий был уверен, что станет пастырем, с ранних лет. Об этом ему говорила и мать.

— Однажды ей приснился сон, будто я лежу на столе мертвый. А лицо у меня розовое, и голос сверху говорит: «Твой сын умер для мира», — рассказывает пастырь.

Поэтому к священству Геннадий готовил себя заранее и постепенно. Ездил в Москву за книгами: купил «Минеи», «Октоих». Службу изучил досконально. Но прежде чем Геннадий стал отцом Геннадием, была целая жизнь.

Сначала юноша получил специальность радиофизика, женился, устроился в научно-исследовательский приборостроительный институт ведущим инженером. Долгое время работал начальником элект­ронно-вычислительного отдела. Часто отлучался в командировки на Байконур, имея вторую форму секретности. Там он снимал диаграмму направленнос­ти антенн, устанавливаемых на ракетах.

Супруга будущего пастыря Ольга Юшкова происходила из известной в Нижнем Новгороде династии священников. Ее дядя, а также двоюродные братья Валерий, Лев, Евгений, Геннадий тоже были священниками.

Наконец Геннадий Ростовцев почувствовал, что пора. Но когда он пришел к митрополиту Николаю (Кутепову) с просьбой рукоположить, владыка ответил: «Власти не допустят тебя к алтарю, давай немного подождем — времена меняются». Настал 1988 год, тысячелетие Крещения Руси, КГБ уже ослабил контроль над Церковью. 5 мая 1989 года в Кулебаках владыка Николай рукоположил Геннадия Ростовцева в сан диакона, а 27 сентября, через три с половиной месяца, на праздник Крестовоздвижения — в священники.

Первым приходом диакона, а затем иерея Геннадия стал Никольский храм в Кулебаках. От Горького 195 километров. Новоиспеченный пастырь ездил туда на автобусе, а когда и на «кукурузнике» летал (в советские годы этот маленький самолет широко использовался для перевозки грузов и пассажиров на местных воздушных линиях). На этом приходе батюшка прослужил всего три года, но именно здесь, в начале его священнического пути, Господь показал ему, какой должна быть молитва.

— В Кулебаках мы служили вместе с отцом Иоанном Клюшиным, — объясняет мой собеседник. — Во время Евхаристического канона, после возгласа «Изрядно о Пресвятей, Пречистей, Преблагословенней, Славней Владычице нашей Богородице», отец Иоанн сказал мне: «Поминай».  И тут я слышу будто рокот ракеты, взмывающей в воздух. Вот какой должна быть молитва, чтобы она доходила до Бога! Как тугая стрела, летящая в небо. А мы как читаем молитвы? Нет сосредоточенности, собранности ума и чувств, постоянно мысли посторонние лезут…

До сих пор батюшка вспоминает щед­рость прихожан, их искреннюю веру. Приносили натуральные продукты: яйца, творог, молоко. Богу самое лучшее отдавали.

Через три года отца Геннадия перевели в Горький, в Староярмарочный собор, а затем в Сормово, там батюшка служил 16 лет: с 1994‑го по 2010 год. Тот приход, большой и дружный, стал ему самым родным. В Великий четверг до 1500 человек причащалось.

— Тяжело, конечно, было тогда не только нам, священникам, но и прихожанам, — вспоминает священник.

Свеча

У отца Геннадия и матушки Ольги родилось трое детей: Наталья, Дмитрий и Михаил. Родители и их с детства приучали к поклонам и молитве.

— Наташу и Диму мы брали с собой на службы в Печерскую церковь, — вспоминает батюшка. — Диму я заводил в алтарь, сажал в кресло. Он дремал себе тихонечко, пока литургия шла. В конце службы мы причащали детей и шли в гости к алтарнице матушке Макарии, которая жила рядом с церковью. Дети мои в алтаре воспитывались.

Сейчас дети Ростовцевых сами стали родителями. У отца Геннадия шестеро внуков. Сын Михаил окончил три курса Нижегородской семинарии. Сейчас возит отца на службы и помогает ему в алтаре. Мечтает о рукоположении, но понимает, что сейчас не может оставить отца. Дмитрий, средний сын, тоже не исключает, что станет священником. На вопрос батюшки, когда же, отвечает: «Папа, ты в 49 лет рукоположился, вот и я к этому времени соберусь».

— Отец Геннадий для нас — свеча, которая согревает и освещает нас своим светом. Мы у него учимся любви, — говорит о батюшке диакон Троицкой церкви Георгий Родионов. — За это батюшку все и любят: за простоту, сердечность, за какую-то детскую радость. Смеется он очень заразительно. За трапезой он душа компании. Дай Бог ему многая лета, потрудиться, послужить всем на радость!

— Когда праздники на приходе, отец Геннадий старается внести свою лепту, несмотря на немощи и возраст. Всегда угощает нас блюдами собственного приготовления, — добавляет прихожанка Тамара Нырова. — Знаете, как он прекрасно делает солянку или котлеты! На помин своих родителей привозит еду, которую обязательно готовит сам. Всегда наставляет: поминайте своих родителей!

Путь священства — тяжелый крест, но дается по силам, уверен отец Геннадий. «Я тридцать лет служу. И если бы меня спросили: «Жалеешь? Устал?», — я бы сказал: «С первого и до сего дня чувствую горение в сердце, когда подхожу к престолу. Служение у престола Божия дает постоянное ощущение благодати, таинственной связи с Богом».

Марина Дружкова

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.