Достоин богообщения

Патриарх Московский и всея Руси Кирилл в одном из своих выступ­лений подчеркнул, что русский язык не может адекватно передать все оттенки смысла, заключенные в текстах, написанных на церковнославянском языке. Что же важнее: доступность богослужебного языка или близость к оригиналу, понятность или правильность, удобство или истина? И стоит ли так ратовать за перевод богослужения? Беседуем с проректором по воспитательной работе Нижегородской духовной семинарии, преподавателем церковнославянского языка прото­иереем Сергием Ларюшкиным.

— Отец Сергий, сегодня снова выносится на широкое обсуждение вопрос о переводе богослужебных текстов на русский язык. Почему эта тема продолжает муссироваться?

— Как правило, это связано с оппозиционным умонастроением, отвергающим устоявшуюся церковную традицию, причем из самых лучших побуждений. За нападками на богослужебный язык стоит также безразличное отношение к русской национальной культуре, которая в России тесно связана с церковным искусством. Можно возразить и сказать, что за перевод богослужений на русский язык высказывались многие святители и мыслители, видные церковные деятели и святые, например, святители Филарет (Дроздов), Афанасий (Сахаров). Однако и в этом случае, как и в случае частных богословских мнений, авторитет святых не является исчерпывающим. Истинное положение дел показывают жизнь Церкви и церковная история.

Ныне ратование за перевод богослужебных текстов исходит не в последнюю очередь от духовенства, образованного или необразованного. Целью реформ служит забота о народе, однако если спросить прихожан о целесообразности новшеств, то чаще всего ответ бывает отрицательным. Лично я не встречал еще ни одного богобоязненного прихожанина-реформатора. Другое дело, что на приходах нужно организовывать изучение языка Русской Церкви, да, жаль, учителей мало. Семидесятилетнее разрушение традиционного уклада русского народа действительно во многом произошло «до основанья».

— Существует мнение, что святой Кирилл (Константин) был не изобретателем кириллицы, а лишь ее усовершенствователем, и что славянский язык, освященный Церковью, взят у язычников.

— В этом случае вспоминают известный из его жития факт, как Константин Философ (святой Кирилл) во время миссии в Хазарский каганат (860–861), за два года до создания славянской азбуки, в Херсонесе ознакомился с Евангелием и Псалтирью, писанными «руськыми письмены». Что это была за письменность, вопрос до сих пор открыт. Есть предположение, что это были приспособленные для письма греческие и латинские буквы или иные знаки («черты и резы»), которые славяне использовали в дохристианский период. Возможно, слово «руськое» — это испорченное «сурьское», то есть сирийское. Тем не менее, по свидетельству черноризца Храбра, составителя сказания «О письменах», письмо у славян-язычников было «без устроения», то есть не были выработаны универсальные морфологические, синтаксические нормы. Нужно было приспособить славянскую речь к выражению христианских понятий, создать словарный фонд, выработать художественные средства для передачи образной системы Библии и богослужебных текстов. Требовался особый, книжный, наддиалектный нормированный язык, язык литературный, противопоставленный языку бытовому. В основу такого языка легла общеславянская лексика, в нем присутствовали также южный диалект и грецизмы.

Появление универсального книжного языка было воспринято и воспринимается ныне как культурный феномен, чего не заслуживают другие попытки составления письменности на славянской почве. Такой просветительский труд действительно является равноапостольным.

— Почему для нужд Церкви был создан специальный сакральный язык — церковнославянский? В чем проявляется сакральность языка богослужения?

— Сакральность церковнославянского языка, в отличие, например, от сакральности рунических знаков и иных «письмен», кроется не в самом знаке (на этом, по крайней мере, не акцентируется внимание), а в содержании тех текстов, которые написаны этим языком, — в духовных истинах, открытых человеку Самим Богом. В каждой культуре есть понятие о священном языке как о средстве общения с духовным миром. Сам феномен «освящения» языка, его отделения от языка профанного, изыскания языковых средств, достойных богообщения, является закономерным процессом любого религиозного сознания. Исторически и промыслительно сложилось так, что в русской культуре именно на книжном славянском языке выразились духовные истины, он был специально создан для этого.

Как справедливо замечает профессор Александр Камчатнов, церковнославянский язык есть «словесная икона», «иконописцем» которой является Дух Святой. «Догматически это можно обосновать так же, как и иконопочитание: как там мы поклоняемся не доскам и краске, а в видимом образе почитаем невидимый Первообраз, так и тут мы поклоняемся не звукам и грамматическим формам, а в слышимом образе поклоняемся неслышимому Первообразу», — пишет Камчатнов.

Мы даже не представляем, насколько глубоко усваивается нами при богослужении или в частной молитве устоявшаяся в богослужебном языке форма выражения духовной мысли. Замена церковнославянского языка современным русским, пусть даже высоким, стилизованным, но обремененным мирскими понятиями, приведет к профанации церковных понятий, к смешению двух картин мира: бытовой, профанной и высокой, духовной. В итоге не будет единого богослужебного языка Русской Православной Церкви, а будет множество каких-нибудь «переводных традиций».

— В вашей статье, посвященной языку православного богослужения, встречается интересная мысль о том, что богослужебный язык, как и все в Церкви, является иконой Бога. Поясните, пожалуйста.

— Православная Церковь отстаивает мысль об онтологичности языка, его логосного начала. Данная мысль основана на словах Евангелия: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». В первых строках книги Бытия мы читаем о сотворении мира: «И сказал Бог, да будет…» То есть все сотворенное Богом имеет с Ним связь через слово, логос. Сын Божий есть воплощенное Слово, которым все было сотворено. На догмате боговоплощения основывается истина иконопочитания — особого изображения воплощенного Бога, а также святых, стяжавших Дух Святой. Отличительной особенностью иконы является ее способность выражать двойной реализм: историческую действительность и мир духовный, — и связывать образ с Первообразом. Такая способность иконы достигается при помощи символичности знака, его инаковости, обобщенности (соборности) и в то же время портретного сходства. Принцип иконичности присутствует во всем церковном искусстве, не только в иконописи, — в архитектуре, пении, обряде и, конечно же, в богослужебном языке. Иконичность языка предполагает наличие подобия между означаемым и означающим. Основана такая способность языка на его семиотическом характере, том самом логосном начале, предполагающем как раз особую, подобную, иконическую связь между содержанием и знаком.

— Церковнославянский язык сегодня во многом отличается от языка, созданного святыми Кириллом и Мефодием, и даже от церковнославянского языка 200–300‑летней давности. Многие сторонники перевода используют этот факт (что язык развивается), чтобы опровергнуть его неизменяемость и особенный охранный статус.

— Термином «старославянский язык» называется язык первых переводов Кирилла и Мефодия и его учеников (X–XI вв.). В каждой славянской стране под влиянием разговорной речи книжный язык изменялся. Такие редакции языка называются изводами (моравский, сербский, болгарский, русский). То, что мы называем сейчас церковнославянским языком, — это славянский язык русского извода, который сформировался к XVII веку и после Никоновских реформ уже не изменялся.

Сейчас изменение языка богослужения в сторону русификации можно наблюдать на примере множества современных молитв, составленных на разные случаи, а также на примере богослужебных текс­тов святым ХХ века. Такой самодельный «извод» однозначно неприемлем. Он изобличает в авторе человека хоть и благочестивого, но не имеющего чувства языка. В «новоделах» потеряна глубина мысли церковнославянского слова и текста, их изобилие приведет к нарушению богослужебного единства на всем пространстве Русской Православной Церкви.

Отношение к языку должно быть бережным, особенно если речь идет о языке богослужебном. Посмотрите, как внимательно совершался перевод с греческого оригинала на славянский язык святыми Кириллом и Мефодием, как передана образная система Священного Писания, как художественно осмыслена догматическая глубина в гимнографии! Посмотрите, как стилизована графика, как она соотносится с жанром произведения! (Печально, что сейчас исчезают молитвословы, написанные церковнославянским шрифтом). Все говорит об отношении к церковному языку как к языку, выражающему священные понятия. Если мы сохраним это внимательное и благоговейное отношение к церковнославянскому языку, то будем непрерывно открывать в нем такие глубины, которые будут питать творческие силы всех поколений православных христиан и сохранять высоту и благородство русского словесного искусства.

Беседовала Марина Дружкова

Окончание читайте в следующем номере

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.