Битва за приходы

Историю Церкви, как и историю страны, пишут не только авторитетные иерархи и общественные деятели. Ее пишут, писали, будут писать простые люди, сильные духом и верой. 22 октября на заседании мемориального Нижегородского клуба протоиерей Александр Мякинин познакомил его участников с результатами своей многолетней работы по сбору документальных свидетельств того, как в XX веке в Горьковской области прихожане обращались в органы власти с просьбами об открытии храмов и молельных домов. С фрагментами этого объемного труда мы начинаем знакомить читателей и первую публикацию посвящаем послевоенному периоду церковной истории нашего края — концу 1940‑х — началу 1950‑х годов.

В 1950 году в Горьковской епархии насчитывалось 47 зарегистрированных храмов, три из них — в Горьком. В них служило 70 священников, 19 диаконов, 34 псаломщика. Основная часть приходов была открыта с 1943 по 1948 годы. Такова сухая статистика. Обеспечивала ли она реальную потребность населения в действующих храмах? Архивы полны фактами того, что власти всеми возможными способами сдерживали инициативу верующих по открытию и регистрации мест для молитвы.

Горьковский уполномоченный по делам религии в очередном информационном докладе за II квартал 1950 года сообщает своему начальству о наличии в области 60 незарегистрированных молитвенных домов. Богослужения в них совершали заштатные или не имеющие регистрации и прихода священники, а иногда и миряне.

«В с. Глебово с 1947 г. службу ведет священник нелегал Баженов Михаил Иванович. 18 апреля с. г., будучи лично в этом селе, я обнаружил, что в доме г-ки Монаховой Арины Васильевны идет служба, за которой оказалось молящихся 30 человек… Комната примитивно оборудована под церковь: сделан престол, имеется полное облачение, книги и другие вещи … Баженов торгует свечами и просфорами, которые он возит с собой. Во время служб Баженов ходит с тарелочным сбором. Пасхальная служба проводилась в этом же доме, молящихся на «Пасху» было около 250 человек. Кроме этого, Баженов совершает службу и требы в других селах этого района… В 1939 году патриаршим местоблюстителем митрополитом Московским Сергием Баженов был назначен священником в село Глебово Вачского района. Имея такую справку на руках, Баженов ходит по Вачскому району, совершая молитвенные собрания. Подоходным налогом не облагается… Мною лично Баженову предложено прекратить незаконные молитвенные собрания в незарегистрированных домах». Такая картина наблюдается практически во всех районах области.

Примеры, приводимые уполномоченным, ярко иллюстрируют укорененность православных традиций в народе в этот период. Хотя молодое поколение 1950‑х годов уже воспитывалось при советской власти, внешняя сторона жизни: обряды, традиции, семейный уклад, — особенно в провинции, оставалась религиозной:

«В праздник «Пасхи» велась служба в районном центре в селе Салганы, на месте разрушенной церкви. Службу вели сами верующие. На моление собралось большинство населения села, где была и молодежь. В домах колхозников в день «Пасхи» висели лозунги «Христос Воскрес». На квартире председателя колхоза «Красная Армия» Смыженкова Егора Андреевича (член ВКП(б) такой лозунг висел до 3‑го мая».

Из донесения уполномоченного о серьезных масштабах в области нелегальных, соответственно, не поддающихся контролю молитвенных собраний следует, что власть в то время оказалась в нелегком положении. Запретить незарегистрированные приходы можно было только с применением силы. Но времена были уже другие. Власть имела дело с народом, победившим в войне, и возвращаться к репрессиям означало окончательно подорвать свой авторитет в глазах как народа, так и мировой общественности. Естественным путем взятия под контроль нелегальных молитвенных домов была их регистрация, то есть открытие новых приходов. Но и этого власть допустить не хотела: тогда у верующих появилась бы беспрепятственная возможность восстанавливать и открывать храмы, и за короткий срок в стране количество приходов увеличилось бы в сотни раз, а это означало бы крах коммунистической идеологии.

Вот почему в эти годы мы наблюдаем неясность позиции власти в отношении нелегальных молитвенных собраний, которые и не разгонялись, и не разрешались.

Для Церкви официальная регистрация таких домов была необходимостью: в нелегальных молитвенных домах служить и совершать требы могли самозванцы, священники, находящиеся под запрещением, разного рода раскольники, обманщики-мздоимцы. Епархиальная власть обязана была стремиться к каноническому и административному контролю над приходскими общинами, а возможно это было только после получения последними официальной регистрации.

В этом смысле показательным был случай 1951 года в Выксе, где нелегал под именем Владимир носил митру и правил требы. Разобраться в ситуации архиепископ Корнилий выслал протоиерея Архангельского из Кулебак. Тот рассчитывал организовать массовое совершение треб и тем отвлечь население от нелегальных священников, но… к нему никто не пришел. Письменное обращение к жителям города, в котором священник убеждает паству не обращаться за требами к сомнительным личностям, Выксунский горисполком распространять запретил. Законность этого запрета уполномоченный потом подтвердил: священники имеют право совершать требы на дому только индивидуально по просьбе верующих, а массовых молений устраивать не должны. Таким образом, отцу протоиерею поручили противостать нелегалам, а самому совершать требы не разрешили. Естественно, он ни с чем уехал обратно. Проблема осталась нерешенной.

Нисходящая динамика

Практически с 1940-х до конца 1980-х годов уполномоченному, а также другим советским и партийным чиновникам, включая членов правительства, будут направляться ходатайства об открытии храмов.

Как только просачивалась информация, что где-то (не обязательно в Горьковской области) власти дали разрешение на открытие прихода, надежда верующих вновь возрастала, и на уполномоченного буквально обрушивался новый поток писем и посетителей с просьбами, мольбами, а иногда и требованиями и угрозами открыть храм. От некоторых сел снаряжались целые депутации, им собирались деньги на дорогу «всем миром», чтобы доехать до уполномоченного или до Совета по делам Русской Православной Церкви в Москве и добиться разрешения об открытии храма или хотя бы молитвенного дома.

Всего за 1950 год поступило 72 ходатайства об открытии храмов из 55 населенных пунктов, из них только два — повторные. Однако подача ходатайств с 1945 по 1952 год медленно, но верно снижается. Это объясняется тем, что основная масса открытых церквей приходится на последние военные и первые послевоенные годы. По всей вероятности, в Совете было определено ориентировочно количество приходов, которые могут быть открыты. Когда это число было достигнуто, процесс остановился, и все ходатайства становились «гласом вопиющего в пустыне». Народ понял, что добиваться открытия новых храмов бесполезно, поэтому число прошений снизилось.

Таким образом, в 1945 году в области Советом было открыто 13 храмов, в 1946-м — шесть, в 1947-м — три, в 1948-м — два. С 1950 по 1956 год не открыто ни одного, но ни одного и не закрыто, хотя по стране в этот период наблюдается и не массовое, но все же заметное закрытие приходов (в среднем 130 в год). В Горьковской епархии такового явления не наблюдается, возможно, это объясняется крепостью существующих приходов и острой потребностью в открытии новых храмов.

Церкви нет, но жив святой источник

Сообщая начальству о несанкционированных молитвенных собраниях, уполномоченный по делам религии Богданов особое место уделяет святым местам, куда, как правило, один или несколько раз в год собирается множество верующих. Самые посещаемые из них — озеро Светлояр в Ветлужском районе и деревня Оранки в Богородском районе.

«Вблизи бывшего Оранского монастыря, у родника, в день Владимирской Божией Матери 8-го сентября 1951 г. нелегалом Братановым была организована служба, куда стекалось молящихся около 3000 человек (по сообщению 1950 г., здесь было 4000 молящихся). На это моление принесли 65 икон большого размера, 8 крестов, 5 хоругвей. Была принесена из села Богоявление Дальне-Константиновского района и «Оранская Божия Матерь», хранящаяся у верующих в селе Богоявление, на специально сделанных носилках. Моление состояло из всенощной накануне праздника и литургии с елеопомазанием народа. В некоторых селах, например, в Шонихе, Братанов служил массовые молебны».

В сообщениях следующих лет картина остается прежней — тысячи молящихся на праздник Владимирской Богоматери крестными ходами из разных сел идут в Оранки на торжественное всенощное бдение и Божественную литургию под открытым небом. «До открытия церквей, —сетует уполномоченный, — таких фактов не наблюдалось. Верующим это проходит безнаказанно».

В спецсообщении уполномоченного от 21 мая 1954 года приписан пространный текст стихов, которые «хорошим басом распевает бывший монах Оранского монастыря Лушин и, тем самым, играет на чувствах верующих». Стихи, вероятно, так понравились советскому чиновнику, что тот попросил кого-то записать их. Запомнить такой большой текст, он, конечно же, не мог.

В другом докладе за II квартал 1950 года Богданов сообщает о почитаемом верующими святом роднике в честь Тихвинской иконы Божией Матери в селе Епифанове Вачского района: «9-го июля на роднике ежегодно проводятся молебствия самими верующими без участия священнослужителей. В 1949 году группой верующих в течение одной ночи на роднике была поставлена часовня, принесены иконы, и часовня была заперта на замок». Кроме того, Богданов сообщает, что в Салганском районе стихийно возникали молебствия о дожде в связи с засушливой погодой.

Материалы страницы подготовила Лилия Шабловская
Продолжение следует

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.