Иерей Андрей Логинов: «Пастырство — это жертвенность и горение»

К священству каждый приходит по-своему, и редко этот выбор очевиден изначально. Одно дело, если ты продолжатель династии, не хочешь и не можешь пойти иным путем, нежели твой отец, дед, прадед. И совсем другое, если в своем решении служить Богу ты, будучи еще молодым и незрелым, не встретил поддержки даже самых близких. Поколение священников, родившихся в 1970-е годы, — их сознательная жизнь формировалась в советское время, когда малейшие сомнения в официальной установке «Бога нет» вызывали у людей недоумение. В нашей новой рубрике — история поиска главного дела жизни и доверия Промыслу Божиему, рассказанная клириком нижегородского храма в честь святых Жен Мироносиц иереем Андреем Логиновым.

Откровение — из «Ленинской смены»

— Я коренной нижегородец, родился в неверующей семье. Очень хорошо помню годы учебы в обычной советской школе. В идеологию советского времени я верил, как настоящий «верующий» человек. Был пионером, серьезно относился к регулярно проводившимся в классе урокам политинформации, смотрел, как и все, фильмы о революции. Но были и такие парадоксальные для меня тогда вещи: у нас дома родители и родственники обсуждают, какой высокий в Европе уровень жизни. И я, помнится, вклинился в разговор взрослых: «А если бы у них был коммунизм, все было бы еще лучше!» Раздался дружный смех, а я сижу и недоумеваю: отчего они смеются?..

И только взрослея, стал понимать: у большинства людей реальных ожиданий от коммунизма, веры в эти идеологемы уже давно не было. Для меня, школьника, было целым открытием, что взрослые скептически относятся к тому, что проповедуется с трибун. Их привлекали по большей части социальные гарантии советского времени, повышение уровня комфорта и достатка. Советский человек чаще всего был «практическим материалистом», он хотел, чтобы на работе больше платили, чтобы квартира получше была. Чувствовалось явное расхождение между проповедуемыми идеалами и реальной жизнью.

В 1990-е годы, в постперестроечное время, я разуверился в советской идеологии и старался найти что-то подлинное, стал интересоваться разными религиями, искал правду в восточной философии. Первая серьезная встреча с православием была весьма необычной. В популярном тогда журнале «Работница» мне попалась на глаза перепечатка трех глав из Евангелия от Матфея, Нагорная проповедь Христа с картиной Иванова «Явление Христа народу». И эти евангельские слова запали в душу. Они никак не укладывались в обычную житейскую логику. Они были иными.

В 1991 году произошло еще одно большое событие, которое приблизило меня к вере: перенесение мощей святого преподобного Серафима Саровского. В газете «Ленинская смена» (интересны парадоксы времени!) опубликовали жизнеописание и наставления святого старца. Читая эти статьи, я соприкоснулся с тем, чего не знал раньше. И удивился свету этого человека, свету его жизни и сердца.

«Если ты верующий, не стесняйся этого»

— К убеждению, что мне необходимо принять Крещение, пришел постепенно, к 16 годам. Правда, сейчас думаю, что тогда я еще не дозрел до Крещения и это был преждевременный шаг: ведь Христа я по-настоящему не знал. Хотя желание приблизиться к Богу у меня было. И как жаль, что не оказалось рядом такого человека, который помог бы на этом пути обретения веры…

После совершения таинства наступил период самоуспокоения, фактически ухода с пути поиска. И только позднее проснулось стремление освободиться от нараставших внутренних противоречий. Я стал заходить на богослужения в Спасский Староярмарочный собор. И все более реально чувствовал, что Господь действует на мое сердце. Возникло желание читать.

Очень значимым было прочтение целиком Евангелия от Луки, а потом и других Евангелий. Я почувствовал, насколько Христос удивителен. И насколько моя внутренняя жизнь не соответствует Его свету, Его облику.

Затем, как это нередко бывает у неофитов (новообращенных), у меня было уклонение в неумеренный аскетизм: я стал соблюдать чуть ли не монашеские посты и правила. Для моих родителей это было шоком. Они резко негативно относились к таким моим «опытам». Рассуждали: можно в церковь ходить, но зачем быть фанатиком?

Перемена произошла, когда мне встретилась книга проповедей митрополита Антония Сурожского «Любовь всепобеждающая», и стало приходить понимание, что именно любовь находится в центре христианского подвига. Постепенно в отношениях с родителями стало возникать взаимопонимание. Как-то во время обеда отец сел за стол, я за его спиной стал молиться. А он вдруг оборачивается и говорит: «Андрей, если ты по-настоящему верующий человек, ты не должен этого стесняться».

Важной вехой был поиск духовного наставника, о чем я молился, просил. Однажды, в день памяти преподобного Макария Желтоводского, после литургии в Спасском Староярмарочном соборе, священник обратился к нам с проповедью. Это были простые, но проникновенные слова, которые вели к пониманию Бога. И я подумал: может быть, это и есть мой духовник?

На исповеди спросил его: «Не могли бы вы быть моим духовным отцом?» И получил ответ: «Ну что ж, давай будем помогать друг другу». Сейчас понимаю, как верно и глубоко было сказанное: отношения духовного сына и отца — это отношения не формальные. Много раз получал я потом от Господа через него ответы и наставления.

Верующих друзей у меня долго не было. Круг школьных товарищей оказался недолговечен. К тому же я стал ощущать, что наши жизненные интересы расходятся. В старших классах люди активно начинают «взрослую» жизнь, которая нередко сопровождается увлечением ночными клубами и дискотеками. На какое-то время я замкнулся в себе. И ощущал большую потребность в верующих друзьях. Но не было дружеского плеча.

Крутой поворот

— Я не мог себе даже представить, что когда-то буду священником. Даже став верующим. После школы поступил в Нижегородский государственный архитектурно-строительный университет. Учиться было непросто, но не по причине сложности предметов. Я выбрал тогда странную, неправильную позицию, что буду верующим «в душе», а в жизни стану себя вести, «как все». Может, это была попытка выйти из внутренней изоляции. Но я чувствовал, что постоянно нахожусь «не в своей тарелке». Фактически мое одиночество продолжалось.

И в конце концов у меня случился внутренний «взрыв». На третьем курсе я ушел из вуза. Конечно, родителей очень огорчил этот, как тогда казалось, опрометчивый шаг. (К слову сказать, в свое время, после семинарии, я все же получил высшее образование в педагогическом университете.)

«Веру нельзя преподать, как лекцию, — верой можно только зажечь».

После этого разворота я вернулся в церковь. Работал по рабочей специальности. И просил у Господа, чтобы при каком-то храме как-то пристроиться, хоть «у подсвечника». Господь ответил неожиданно: в церкви при областной больнице имени Семашко ко мне подошел диакон и предложил работу алтарника. Я согласился. А позднее в храме при госпитале ветеранов войны в переулке Гоголя стал по сути исполняющим обязанности катехизатора. Проводил беседы с людьми накануне исповеди и причащения. Настолько радостно для меня было приносить людям пользу и вдохновение в Боге и видеть, как они меняются в лучах Божией правды!

Мне батюшка тогда сказал: надо идти в семинарию. Отвечаю: я не могу на это решиться, не считаю себя достойным быть священником. Поступил в Нижегородскую духовную семинарию с решением: пусть Господь проявит Свою волю — быть мне священником или нет.

Учиться было очень интересно, мне стало очевидно, что обычный мирянин не может путем самообразования узнать, системно изучить и осмыслить информацию, полученную в семинарии на уроках истории Церкви, литургики, догматического богословия… Катехизис нам преподавал отец Александр Мякинин. Он вел курс очень живо, интересно. Рассказы о многих догматических тонкостях и аспектах вероучения, глубокие рассуждения и размышления о Боге и вере он умел вместить в свои лекции, очень доступные и объемные по информации. Эти лекции обеспечили более простое освоение уже специальных предметов. Кстати, мой первый реферат, посвященный молитвенному деланию на основании трудов святителя Игнатия (Брянчанинова), был написан именно по катехизису. Работа получилась практически курсовая. Просто было трудно остановиться, хотелось детально все понять.

Себе не принадлежишь

— По окончании семинарии никто не заставляет человека принять сан. И это уважение свободы является очень важным принципом. Выпускник должен принять решение сам, потому что выход на служение Господу, на пастырство — непростой выбор, и мотивы этого шага должны сформироваться и проясниться в душе. Ведь, вообще-то говоря, это действительно связано со значительным внутренним самоотречением. Ты ступаешь на стезю, когда уже не принадлежишь себе.

Чтобы быть батюшкой, естественно предполагается, что нужно иметь семью. Для меня было главным найти человека по духу, верующего. В том, что мы встретились с моей будущей матушкой, был Промысл Божий. Будущая супруга работала тогда в канцелярии семинарии. Мы поженились за год до моего выпуска. Думаю, даже хорошо, что был временной запас между женитьбой и рукоположением. Немного устоялась семейная жизнь, было время окончательно увериться в своем выборе. Женатый священник и как муж до конца не принадлежит семье. Главное направление сердца — нести людям Христа. Если это серьезно и по-настоящему, то отражается на всех аспектах жизни.

После моего диаконского рукоположения я около года служил в соборе Архангела Михаила в Нижегородском кремле. Был, в том числе, катехизатором. Чудесное время! Теплые отношения внутри прихода. Первый опыт работы с молодежью, библейских чтений. Помню вдохновенное общение, горящие глаза, радость этих встреч.

Через год меня рукоположили во пресвитера — в Казанской церкви Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского монастыря, в день Казанской иконы Божией Матери. После этого — незабываемое сорокадневное служение в монастыре. Ощущений, переживаний было много. Ты в полной мере включаешься в литургию! Становишься предстоятелем в общей молитве. Ощущаешь, как Господь хранит и поддерживает, чтобы ты в начале пастырского служения не тревожился, потому что может посетить и безотчетный страх: Евхаристия, торжественное служение — все это настолько велико и ответственно… Господь дает и особое вдохновение на проповеди.

Слава Богу, что вот уже больше четырех лет я служу в храме святых Жен Мироносиц. Отчетливо помню свои первые дни и недели служения. Встречаешь людей, которых пока не знаешь по именам, неизвестна их жизнь. Потом происходит узнавание. Очень порадовало, что в этом храме уже тогда сложился круг близких друг другу и любящих Бога людей.

После службы остаемся поговорить с одним человеком, с другим, устанавливается личная взаимосвязь. После богослужений мы стали проводить общие духовные беседы — сначала тематические, потом изучали Писание, сейчас — в формате общего чтения отрывка Писания и ответа на вопросы участников. Приходят самые разные люди, в том числе те, кто пока еще не вошел в жизнь Церкви.

Молодому человеку, у которого пробудилось желание послужить Господу и людям, тем более на стезе пастырства, желание посвятить себя Христу, важно понять, что настоящее пастырство связано не только с большим багажом академических знаний, которые вольно или невольно возвышают тебя в глазах людей. Оно тем более не связано с комфортом или жизнью для себя. Пастырство — это жертвенность и горение. Веру нельзя преподать как лекцию или скучную проповедь. Верой можно только зажечь.

Подготовил Игорь Чистяков

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.