Одним из самых сложных периодов архипастырского служения приснопамятного митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая (Кутепова) была Омская кафедра, которую он занимал с октября 1963-го по декабрь 1969 года, в самый разгар очередной антирелигиозной кампании в СССР. В архивных документах владыки, хранящихся в фонде библиотеки Нижегородской духовной семинарии, сохранилось совсем немного сведений, дающих представление об этом периоде его жизни. Спустя полвека в Омске еще остались те, кто помнит епископа Николая. Протодиакон Анатолий Дмитриев, один из старейших клириков Омской митрополии, служил с ним и помогал ему в епархиальных делах. Своими воспоминаниями о знакомстве с владыкой Николаем и начале своего служения в Омской епархии он поделился с нами.
Битва за хиротонию
— Нас в семье было пять братьев: Андрей, Михаил, Петр, Федор и я, мы жили в Казахстане, в Караганде. Я долго не мог найти невесту, пока старший брат протоиерей Андрей не посоветовал мне жениться на дочери псаломщицы одного из храмов в Муроме, с которой он недавно познакомился. Девушка тоже пела в хоре — профессиональном, так называемом «правом», под управлением регента Сергея Николаевича Кушкова. Мы отправились смотреть невесту в Муром. Анастасия понравилась мне, через некоторое время мы повенчались, а потом отправились в Караганду.
Вскоре после этого меня вызывает владыка Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов). Я уже знал, зачем: рукоположиться во диакона он предлагал мне еще раньше, на тот момент я работал машинистом электровоза. На этот раз я согласился. Отец тоже сказал, что препятствовать моему решению не будет и меня благословит.
Владыка поручил секретарю пойти с этим вопросом к уполномоченному по делам религии в Алма-Ате. А тот ни в какую не соглашается. «Вон, — говорит, — смотрите, сколько бездомных и побирушек на улице, выбирайте из них и рукополагайте, а машиниста электровоза я ни за что не допущу к рукоположению». Два раза мы к нему ходили, но и со второго раза он категорически отказал. У моего начальника он запрашивал характеристику на меня, и если бы она была плохой, для меня это было бы лучше, однако начальник характеризовал меня с положительной стороны.
Но я для себя твердо решил — рукоположиться, очень хотел служить в храме, поэтому делал для этого все возможное и невозможное — отправился к начальнику моего начальника. Объясняю ему эту ситуацию, а он уже в курсе всего от уполномоченного. Оказалось, что этот начальник сам из Мурома, и я попросил его по-земляцки отпустить меня. И он отправил меня выше, к своему начальству, с рекомендацией отпустить.
Таким образом, расчет мне подписали и дали хорошую характеристику. Уполномоченному в Алма-Ате, который сначала не хотел нас принимать, на привезенные документы возразить было нечего. Он дает добро на мою хиротонию, владыка рукополагает меня во диакона и направляет служить в Петропавловск (это центр современной Северо-Казахстанской области).
Кадровая охота
Здесь снова возник в жизни регент Сергей Кушков. После нашего отъезда из Мурома он через некоторое время переехал в Омск, где правящим архиереем был епископ Николай (Кутепов), управлять хором. Это было в 1967 году. Кушков разузнал, где мы живем, и отправил моей супруге письмо: «Я слышал, что ты вышла замуж за кого-то, он рукоположен и служит в Петропавловске. Не желаешь ли ты (вы) переехать в Омск? Я тебя с удовольствием возьму в хор, которым тут управляю. Супруг будет служить здесь».
Сначала я резко отказался куда-то ехать. Теща была за, но тогда я ее слушать не стал. Меня смущало, что нужно будет совершать службы в кафедральном соборе и при архиерее. Я в это время еще пытался учиться по ночам, и так спал мало. А Кушков пишет письма, уговаривает, увещевает, успокаивает, что, мол, со временем всему научишься. Одно письмо, другое… Потом владыка Николай решил написать сам.
«Отец Анатолий! Что вам не приехать сюда? — писал он. — Вы ссылаетесь Сергею Николаевичу на то, что вы не знаете службу! Все встанет на свои круги. Вы говорите, что жилья нет. Будет вам жилье. Будет вашей матушке хор, вы знакомы с регентом». И таких писем было два. Потом снова пишет Сергей Николаевич: «Отец Анатолий! А вы не боитесь прогневить архиерея? Он ведь вам третье письмо собирается писать! Это уже нетактично заставлять вас упрашивать и умолять». Тут уже вступились и теща, и моя благоверная. Родители тоже сказали мне, что нужно расти, и мы решили переезжать в Омск.
На мое прошение архиепископу Иосифу о переходе в другую епархию ответ пришел быстро: «Отец Анатолий! Что вам не служится в Петропавловске? Если вы желаете — приезжайте, и я вас рукоположу во священники. А если нет — с Богом! Мне уже два письма и звонки были от владыки Николая Омского». Оказывается, владыка Николай меня опередил, и они уже почти договорились между собой.
Рукополагаться во священника я не хотел. Все сложилось так, что летом 1967 года мы переехали в Омск. Там нам сразу была предоставлена казенная квартира в центре города со множеством комнат, но владыка Николай предложил подыскивать себе домик для переезда на постоянное место жительства.
На первых порах была история с участковым. Он зачастил ходить к нам, а однажды принес повестку в суд. Вечером на службе, на кафизме, показываю владыке эту повестку. Тот в недоумении. Предположительно дело в том, что нет прописки по месту жительства. Владыка вызывает секретаря — архидиакона Гермогена (Щукина) — и старосту храма и дает указание разобраться с этим делом. Как раз на следующий день мне должна была быть выдана регистрация от уполномоченного, которая для священнослужителя в то время была главным документом. Староста пошел и разобрался с этим вопросом, я даже никуда не ходил. Домик я вскоре себе подыскал, тоже в центре города. Владыка дал мне ссуду из епархиальной кассы на его покупку. Он хоть и небольшой был, но собственный. Там мы и жили после этого.
На архиерейских
Моя первая служба с владыкой прошла не на «отлично», ведь это была первая моя архиерейская литургия. На парном каждении на шестом часе я допустил оплошность, на которую владыка Николай мне указал. Может, у него глаза на затылке были, только когда мы вернулись с каждения, он, стоя на кафедре в центре храма, ловит меня за руку и тихо говорит: «Нужно сначала кадить икону, потом архиерея, а потом народ. Запоминай!»
Помню случай. На Херувимской подносишь кадило, а оно не горит, угли еле тлеют. Он говорит: «Раздувай кадило!» Оно большое, серебряное, а угли обычные, деревянные. Он стоит, частички вынимает… Второй раз подхожу — кадило опять не горит. На третий раз он мне говорит: «Не умеешь командовать, сам теперь раздувай как положено!» А архидиакон говорит мне: «Ничего, ты не расстраивайся!»
По службе владыка был строгий, но справедливый. Если сказал слово, он его держит. Это мне запомнилось сразу. На службу приезжал всегда вовремя. Как-то ждали его, и я уже было собрался идти на встречу, а отец Ермоген посмотрел на часы и говорит: «Еще шесть минут, еще посидим». Не любил, когда во время богослужения кто-то делал паузы или не знал службы. В алтаре всегда была тишина, особенно во время Евхаристического канона. Такой у него был порядок. Иподиаконы у владыки Николая тогда были в основном пенсионного возраста, но было и несколько молодых, которые впоследствии поступили в Московскую семинарию.
Прихожан на архиерейские службы собиралось очень много, храм всегда был битком, люди стояли плечом к плечу. Когда я совершал каждения по всему храму, обычно кадило заматывал так, чтобы цепочки оставалось совсем немного, а по храму частенько проходил даже боком — так плотно стоял народ. Служил владыка очень красиво, внятно, и это привлекало людей.
Проповедь всегда говорил отличную, в основном на евангельскую тему дня, ведь лишних тем задевать было нельзя — все контролировалось и сразу докладывалось, поскольку в самом храме, в крестильне, в лавке, среди людей всегда стояли один-два человека в кожанках, все слушали и за всем наблюдали. Так что особо не разойдешься, хотя владыка был твердый, смелый, находчивый и уверенный.
Подготовил Алексей Дьяконов
При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.