В советское время в Горьком он был практически единственным иконописцем. Василий Балдин реставрировал церкви и писал иконы, и до сих пор под сенью храмов, которые он благоукрашал, живет память о нем. В этом году исполнилось 100 лет со дня рождения Василия Максимовича.
У меня в руках справки о реабилитации. «Гражданин Балдин Максим Константинович…», «Гражданка Балдина Ольга Федоровна…», «Гражданин Балдин Василий Максимович…» Последнему, когда семью репрессировали, было всего 11 лет. Мальчик был младшим, девятым ребенком в большой и дружной семье.
Жили Балдины в селе Домнине, в окрестностях Мурома. Не бедствовали. У отца будущего художника было пять заводов в округе, и он много занимался благотворительностью. Максим Константинович с братьями ремонтировали местный храм, построили двухэтажную школу, огородили кладбище каменной оградой, даже помогали нуждающимся строить дома. Но вот наступил новый век. Первая мировая, потом революция… Заводы национализировали, жить стало нелегко. Но умный и трудолюбивый Максим Балдин все-таки не дал семье умереть от голода. А когда начался НЭП, даже взял в аренду один из своих бывших заводов. Через год его попросили поработать главным мастером общественного Домнинского завода.
Но вскоре ситуация изменилась. Донос, скорый суд и лагеря. Семье тоже не дали жить спокойно. Ольгу Федоровну вместе с детьми выгнали из дома в лютый мороз, отправили в ссылку. Ночью мать и полусонных детей, которых только что подняли с кровати, посадили в сани. Не дали взять даже верхней одежды. Если бы не соседка, бросившая им тулуп, не выжили бы в дороге.
Семья долго колесила по стране. Удалось обосноваться в Ленинграде. Там сыну «врага народа» все-таки удалось экстерном окончить среднюю школу, затем — художественное педагогическое училище. Раз в неделю там вызывали на ковер. «Не имеешь ли оскоминки на власть?» — спрашивали. Такая вот экзекуция. В 1939 году Василия забрали в армию, а потом началась война.
Сражался с фашистами, был тяжело ранен, долго лечился, потом — опять на фронт. Там его тоже, кстати, несколько раз приходили арестовывать. Командиры буквально прятали. И на всех дорогах его жизни, очень непростых, опорой Василию Максимовичу была православная вера. Горячая и крепкая — такую смогли взрастить родители.
После победы молодой художник приехал в Горький к родственникам. Возвращаться в город на Неве было некуда и не к кому. Мама погибла в блокаду, дом не уцелел. Василий отправился на Волгу. Здесь он женился, стал преподавателем, потом устроился в Горьковское отделение Художественного фонда РСФСР, где проработал много лет.
Однажды его работы увидел известный нижегородский иконописец Михаил Царёв. Не горьковский, а именно еще нижегородский. Михаил Степанович еще до революции расписывал храмы губернии: Спасскую церковь в Нижнем, Сретенскую в Балахне, работал в селе Богоявлении и многих других. В Художественном фонде Царёв искал преемника, и остановил свой выбор на Василии Балдине. Ему уже пожилой мастер передал свой опыт, и Василий Максимович стал продолжателем иконописных традиций нижегородской дореволюционной школы. Больше 40 лет он реставрировал храмовую роспись, писал иконы.
На диаконских вратах Высоковской церкви — первомученик Стефан. Яркие краски, одухотворенный взгляд — это работа Василия Балдина. На долю самого художника и его семьи уже после войны выпало немало невзгод. «Богомолы», так презрительно (как им казалось) называли в то время атеисты верующих. А Балдины все ходили в церковь: глава семьи, супруга, дети. Их было, как в присказке, «семеро по лавкам». И в школе прорабатывали «за религию», и на работе. Моральное давление было нешуточным. Но чем жестче велась борьба с ее религиозностью, тем дружнее становилась семья, тем больше она тянулась к Богу.
В материальном плане тоже было туго. Иногда даже очень. Но жили дружно, как говорят, единым духом. Дети вместе с родителями практически все свободное время проводили или на строительстве собственного дома, или на строительных лесах, помогая отцу, расписывающему храмы.
Михаил Степанович Царёв трепетно относился к Сретенской церкви в Кубинцеве близ Балахны. Когда мастера не стало, его ученик не оставил эту святыню. Регулярно, раз в три года, проводил реставрацию. Художественные работы делал сам, а вспомогательные — дети и взрослые родственники. Хорошая собиралась компания, снимали на все лето одну комнату в частном доме…
Детям было интересно, хоть и трудно, но работа посильная — подать, принести, обед сварить, кому-то уже и несложные элементы росписи доверяли. Сам Василий Максимович трудился очень много. Его работоспособность была просто удивительной. Может потому, что к делу он не приступал без молитвы и благословения. Благодаря его кисти расцвели в то время храмы в Рожнове и Катунках, в Великом Враге и Старкове. И, конечно, он работал в областном центре: в Карповской церкви, в Старопечерской, Святой Троицы в Высокове. Кроме того, к нему со всей области и даже из соседних ехали люди с просьбами написать ту или иную икону.
В последние годы жизни Василий Балдин реставрировал храмы уже с бригадой Художественного фонда. Сменился строй, прекратились гонения. Стали строиться новые церкви и возрождаться поруганные, разрушенные. Появились молодые иконописцы, новые фрески, иконы. И они теперь работают совершенно в других условиях. Василий Максимович Балдин много претерпел в своей жизни. Но много видел и радости, которую дает Господь любящим Его, — радости жизни с Богом.
Отпевали его в Высоковской церкви в 1992 году. И похоронили на Высоковском кладбище, недалеко от церкви, под сводами которой и сейчас можно увидеть написанные им иконы.
Надежда Муравьева
P.S. Редакция благодарит за помощь в подготовке материала дочь художника Елену Васильевну Васканову.
При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.