Крестное наше счастье

Поздоровавшись, я бросила сумку с вещами и сразу схватилась за планшет: новость на сайт нужно было сделать срочно. Но взгляд невольно задержался на моей соседке по келии в монастырской гостинице. «Анна», — представилась она тихим мелодичным голосом. Темные платье и платок, лучистые глаза. Молодая, симпатичная, чем-то похожа на героиню фильма Тенгиза Абуладзе «Древо желания». А пообщавшись, я поняла, что встреча эта — настоящий подарок журналисту от батюшки Серафима (мы приехали к дню его памяти — 15 января). Анна Квастиани оказалась представительницей старинного грузинского священнического рода, известного еще с IX (!) века, и человеком непростой судьбы.

Сваны

Абхазская Пицунда, где родилась Диана Квастиани, была одним из самых многонациональных уголков Советского Союза. И люди жили в мире и согласии. Двери в шестнадцатиэтажке, где была квартира родителей, никогда не запирались. Незачем! И семья интернациональная: мама у Дианы — русская, папа — грузин.

— Но по этносу он — сван, — рассказывает Анна (это имя она получила при крещении). — В Грузии же много разных народностей, так вот сваны — жители гор, хранители христианских святынь. Эта народность никогда никем не была завоевана. Когда враги совершали набеги, иконы и другие реликвии, спасая от осквернения, увозили в Сванетию, высоко в горы, куда сложно было добраться. То есть это воины, защитники, чем-то схожие с казаками в России.

В IX веке предок Анны Виссарион Квастиани нашел в лесу, в дупле дерева, сияющую древнюю икону Архангела Гавриила. Он передал ее в храм, посвященный небесному воину, а сам вскоре стал священником. Так появился первый в роду священнослужитель.

— В Грузии у многих есть родовые храмы, — говорит Анна. — У Квастиани их два: в честь Архангела Гавриила и Архангела Михаила (это церковь XII века). Еще небесный покровитель рода Квастиани — святой Георгий Победоносец. Есть икона нашей фамилии, на которой он изображен вместе с Архангелом Михаилом. Написание образа благословил Святейший Католикос — Патриарх всея Грузии Илия II.

Пятьдесят куличей

Отец нашей героини родился и вырос в Сванетии, где традиции предков глубоко чтили. Давид Квастиани помнит, что даже в советское время все важные решения в селении принимали старейшины, они выступали в роли судей, давали благословение на брак. Кстати, в роду Квастиани сейчас более 300 человек, и никогда не было ни одного развода. В семье, где росла Анна, уклад был такой же строгий, как и в горных селениях. Отец — непререкаемый авторитет.

— Удивительно, родители были совершенно невоцерковленные, но в советское время мы всегда встречали Пасху, — вспоминает Анна. — Приезжали родственники, и мы ходили на могилы усопших в эти дни. Огромные столы накрывались человек на сто, наверное. Мама одних только куличей пекла штук тридцать-пятьдесят. А на Рождество ходили с колядками. Мы жили, в моем детском понимании, как в раю. А потом началась война, в 1992-м. Нелепая, братоубийственная, бессмысленная. Грузино-абхазский конфликт. Мне было 13 лет.

Семья вынуждена была уехать. В Грузию, потом в Москву, где жил мамин брат. Сначала вывезли детей, и они три месяца не знали, что с родителями, которых в Абхазии внесли в «расстрельный» список. Вот тогда девочка (еще не крещеная) начала молиться.

— Получилось так, — вспоминает Анна, — что я в Пицунде, когда появилось кабельное телевидение, посмотрела фильм о Спасителе. Меня поразила сцена распятия… Эту боль я, ребенок, будто пропустила через себя. И чувствую, что она идет со мной через всю жизнь. Потом в Грузии я просила у Господа, чтобы остались живы родители и чтобы я вернулась в Абхазию. Он обе мои просьбы исполнил (в Пицунде я побывала через 12 лет). Теперь мне никакого подвига не хватит, чтобы Его отблагодарить.

Путь в вере

Он был долгим и извилистым. Однажды, уже в Москве, Диана с классом пошла на экскурсию в собор Василия Блаженного. Там шла реставрация, и вдруг один из художников подошел к ней и сказал: «Девочка, у тебя иконописное лицо!» Она не знала, как реагировать, засмущалась и убежала. Но в душе осталось, что церковь — это что-то непонятное, но близкое ей. А старшеклассницей она каким-то неведомым образом забрела в Данилов монастырь и почему-то захотела там остаться навсегда. Даже спросила у монаха: «Что нужно, чтобы жить в монастыре?» Он ответил: «Побыть года два послушницей». Ей так этого хотелось! Но родителям даже не решилась озвучить. Ее же готовили к замужеству. А потом был период, когда Диана, уже студентка юридической академии, каждый день после занятий ехала в Елоховский собор, ставила свечи, а потом отправлялась в больницу. Отец и мать попали туда с инфарктом с разницей в несколько дней. Тогда она держала свой первый пост. Очень строгий, многодневный. Но появилась такая сила духа!

В 20 лет она крестилась. В Троицком храме, рядом с подворьем Дивеевского монастыря в Москве. Затем в ее жизни появился и Четвертый удел Богородицы.

— Раньше меня всегда мучил вопрос о смысле жизни, — говорит Анна. — И дома все было благополучно, и работа хорошая, но у меня всегда было ощущение потерянного счастья, того, что было в детстве. И вот однажды мы поехали в Дивеево, как раз 1 августа там оказались. Это праздник батюшки Серафима и мой день рождения! Там я и почувствовала эту детскую радость, полузабытую, долгожданную… С тех пор свой день рождения я встречаю в монастырях. Это может быть даже не Дивеево, а другая обитель…

Неразорвавшийся снаряд

Когда знакомые попросили Анну проконсультировать одного человека по юридическим вопросам, она и представить не могла, чем обернется для нее эта встреча. Эль-Гадбан Самир Шакиб, православный сириец, наполовину русский, занимался в стране, где уже шла война, восстановлением и сохранением христианских святынь. Анна помогла ему, а он в знак благодарности привез ей икону Пресвятой Богородицы, которую вышили жемчугом и бисером монахини древнего Сейднайского монастыря во время его осады. Игиловцы стояли у стен, а внутри молились и вышивали.

— При непосредственном участии этого человека, директора фонда St. Paul‘s and St. George‘s в Сирии, близ Сейдная на горе Херувимов, в 2013 году была установлена 33-метровая скульптура Христа «Я пришел спасти мир», — рассказывает наша героиня. — Когда ее устанавливали, воюющие стороны на четыре дня прекратили боевые действия. Кроме того, огромную фигуру везли наземным путем, и ни одна пуля не попала.

Потом и Анна отправилась в Сирию. Решение далось непросто, но там еще много было работы по сохранению святынь, плюс помощь сирийским христианам. Нужно было юридическое сопровождение.

— Мы были в Дамаске, Сейднае, Маалюле… — перечисляет Анна. — Много раз могли погибнуть. Однажды снаряд упал в то место, откуда мы только что ушли. В монастыре Сейдная (осада была уже снята) игумения показала мне снаряд, застрявший в стене и не разорвавшийся. И, знаете, вокруг — война, а внутри — мир и тишина. Я ощущала себя под покровом Божиим, и не было никакого страха. В Сейднае, когда увидела чудотворную икону Богородицы, я вдруг упала перед ней на колени и залилась слезами. Такая была молитва сердечная! Эта поездка стала переломным моментом в моей жизни.

Зимний Серафим

Сейчас Анна трудится в Грузии, в Тбилиси, в Александро-Невском храме, который еще называют русской церковью, потому что службы идут на церковнославянском. Здесь после закрытия в 1960-х годах Глинской пустыни на Украине подвизались великие подвижники: глинские старцы, прославленые в лике святых: схимитрополит Зиновий (Мажуга), в схиме Серафим, схиархимандрит Виталий (Сидоренко). Анна здесь читает, поет на клиросе. Храм стоит на улице Марджанишвили. Названа она в честь известного советского режиссера театра и кино, основоположника грузинского театра Константина Марджанишвили. Его сестра — схиигумения Фамарь, преподобноисповедница, прошедшая лагеря и прославленная в лике святых. Она была игуменией Бодбийского монастыря, где покоятся мощи святой Нины, просветительницы Грузии, затем основала Серафимо-Знаменский скит под Москвой, который был поруган в советское время, а в наше — возродился. Анна — одна из активистов общественной организации, занимающейся увековечением памяти матушки Фамари. Она, кстати, тоже очень почитала преподобного Серафима.

А еще Анна занимается строительством храма в горах Сванетии, на земле, и сегодня принадлежащей ее предкам. Отец попросил построить церковь, которую хотел возвести еще его дед. Анна пока не знает, где возьмет средства, но думает, что Господь управит. Еще один родовой храм будет посвящен равноапостольной Нине, святому Гавриилу (Ургебадзе) и преподобному Серафиму Саровскому.

— Батюшку я считаю своим небесным духовником. Ощущаю, что он живой, и всегда обращаюсь к нему за помощью и поддержкой, — Анна поправляет прядь волос, выбившуюся из-под черного платочка, лучистые глаза становятся очень сосредоточенными. — Знаете, я очень люблю и Грузию, и Россию. Во мне же много крови намешано, и душа болит за все наше православие: в Сирии, в Грузии, в России, в Греции… Обращаюсь всегда с просьбой к Богу укрепить его, чтобы в каждом человеке появился духовный стержень, который помог бы устоять в любые времена. Ведь счастье, оно в этом. Трудное, крестное… Но настоящее.

Над нарядным, святочным, праздничным Дивеевом плыли звоны. Пели колокола, хрустел снег под ногами… Огромное розово-голубое небо раскинулось над Четвертым уделом Пресвятой Богородицы. Как много людей выходит из Троицкого собора! Со всей России, со всего православного мира приехали к батюшке Серафиму в его праздник. Ради этого и ехали — ради счастья, о котором говорила Анна, перенесшая в жизни столько испытаний и которая еще столько хочет сделать. Для Бога.

Надежда Муравьева

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.