Монах эпохи застоя

Троице-Сергиева лавра. Пасха. 1973 год.
Иеродиакон Инокентий в монашеской рясе (справа)

Совсем недавно не стало игумена Иннокентия (Самылкина), одного из уважаемых пастырей Нижегородской епархии. В Прощеное воскресенье его проводили в последний путь. В Высоковской церкви, где проходило отпевание, было не потесниться. Около усопшего с последним поклоном собрались монахи, священники, миряне… Все, кто любил и уважал этого удивительного пастыря и человека. Ушел человек, а с ним и целая эпоха в жизни Церкви, гонимой, но пламенеющей любовью к Богу. И сегодня нам особенно важно не забывать страницы этой истории, пронзительно и трогательно отразившейся в судьбах таких людей, как отец Иннокентий.

Ранняя весна. Дом в овраге. Почему-то его облюбовали птахи. Суетливые синички раскачивают кормушку около окна с открытой форточкой. Нет-нет, да и уставят свои любопытные клювы к окну. Словно ждут кого-то…«Здесь у нас кто только не гостит: воробьи, снегири, чижики. Отец Иннокентий очень любил птиц, всегда с ними разговаривал. Так ласково, по-отечески. Сыпет им зернышки: «А ну, налетай, поди, проголодались», — рассказывает сестра игумена Иннокентия Нина Федоровна Самылкина. С Ниной Федоровной мы встретились в их с батюшкой доме — на Овражной. Здесь они жили с тех пор как батюшка принял монашество.

Отец Иннокентий (в крещении Александр) родился в 1941 году в Горьком. Его родители приехали из Пензенской области строить автозавод. В семье было четверо детей, Александр — старший. Когда родилась младшая сестренка Нина, у мамы случился инсульт, и Саша пошел работать на автозавод, а десятилетку оканчивал в школе рабочей молодежи.

В юности он увлекался спортом. Сначала занимался на самодельных турниках и снарядах, а затем загорелся велосипедным спортом. Занимал вторые места на всероссийских соревнованиях, ездил по разным городам. Но внезапно оставил спортивную карьеру. Впоследствии шутил: «На одной из велогонок у меня свернулся руль, и я пошел по другому пути…»

Устами блаженного

В семье Самылкиных все были верующими от рождения. И со сменой идеологии в государстве Сашины родители от веры не отказались, жили и воспитывали своих детей по благочестивым правилам, в духе Евангелия. Дома держали иконы, кресты ни с кого не снимали, в пионеры и партию не вступали, а по праздникам обязательно всей семьей ходили на богомолье в храм.

Из трех незакрытых в те годы церквей ближайшей к ним была Карповская. До храма транспорт тогда не ходил, поэтому Самылкины из своего поселка Водозабор (сейчас микрорайон Юг) до церкви добирались всегда пешком. Саше уже было 15, когда однажды, возвращаясь в очередной раз с богослужения, он услышал пророческое: «Будешь монахом».

— Мы вышли из Карповской церкви, и уже повернули на дорогу в сторону Монастырки, как вдруг моя нога уперлась в груду лома. В это время там сносили дома, — вспоминает Нина Федоровна, которой тогда было всего пять лет. — Гляжу: из кучи обломков торчит черным углом деревяшка. Я из любопытства вынула ее и побежала показывать взрослым. С нами тогда шел блаженный Владимир. Бабушка с тетушкой всегда брали из церкви кого-нибудь кормить. Он взглянул на темную доску и воскликнул: «Это же икона!» Потом потер немного: «Преподобный Сергий», и вдруг повернулся к Саше и заявил: «Будешь монахом».

Братство

Сохранить веру в советские годы было непросто. Но Александр был не одинок. Рядом с ним оказались близкие по духу люди. Такие же юные, сильные, красивые, с горящими сердцами и пылким желанием отстоять веру предков. Ребята были очень дружны и всегда держались вместе. Накануне выходных они созванивались: «Куда пойдем в эту субботу на всенощную? На горку?» (Это означало в Высоково, в Троицкий собор). «А в воскресенье?» — «Под горку» (то есть в Печерскую церковь).

На большие праздники перед входом в храмы всегда дежурили милиция и уполномоченные. Чтобы попасть в церковь, молодые люди переодевались… в старушек. «Потому что старушек не останавливали, — вспоминает Нина Федоровна. — Помню, на Пасху все оденемся в плащи и платки, подцепим горбатенькую тетю Наташу — и в храм», — вспоминает сестра.

Пройдет немного времени, и почти все друзья один за другим уйдут в монастырь, в Троице-Сергиеву лавру.

С Виктором Мешковым из Сеченова (архимандрит Виталий) они сядут за одну парту в Московской духовной семинарии и вместе примут постриг у мощей преподобного. Автозаводский друг Валерий Потапов станет насельником Оптиной пустыни, а впоследствии ее духовником (сейчас схиархимандрит Захария), борский Владимир Кочерыгин завершит свой жизненный путь в сане игумена в Чебоксарской епархии.

Первое лишение

Долгое время, вплоть до начала 90‑х, в Горьком действовало только три храма, и всегда они были заполнены до отказа. Там было тесно и душно. Небольшая группа молодых и решительных в начале 60‑х годов решила добиться открытия в Горьком еще одной церкви. Среди них был и Александр Самылкин. Они написали ходатайство в Москву, в Совет по делам религий, с просьбой открыть в Горьком Спасский Староярмарочный собор. Однако уполномоченные над ними только посмеялись. Тогда они передали свое письмо о положении верующих в Советском Союзе через иностранную делегацию с просьбой опубликовать его в заграничной прессе. Об этом стало известно КГБ, и всех ходатаев взяли под особый контроль. Многих сняли с работы, лишили будущего. А Самылкина Александра — его мечты…

Из-за письма отцу Иннокентию не дали прописку в Загорске (Сергиев Посад), и ему пришлось расстаться с мечтой о лавре навсегда.

«В Горьковской епархии катастрофически не хватает священников, пусть едет на служение в свою епархию», — благословил Патриарх Пимен.

Однажды в заводской раздевалке у Александра случайно выпал крестик. «Молодой человек — и при кресте», — полетели в его сторону немые укоры. Его быстро уволили, и встал закономерный вопрос: куда дальше…

Перед юношей мощные крепостные стены Троице-Сергиевой лавры. Позади разговор с духовником, вступительные испытания и распахнутая дорога, которая поднимается ступенями в небо…

И как было не стать монахом? Семинаристом Александр Самылкин проходил разные монастырские послушания. Самое любимое, которое он исполнял с особым усердием и волнением, — «огонек преподобного Сергия». Ранним утром он брал фонарь, шел в Троицкий собор, зажигал свечу от лампады перед ракой Преподобного и нес этот огонек на кухню и в трапезную как благословение святого аввы Сергия. Встать надо было раньше всех, часа в четыре, потому что в пять все уже собираются у мощей на братский молебен.

Часто батюшка вспоминал, как прислуживал иподиаконом у митрополита Таллиннского и Эстонского Алексия (Ридигера), как бегал на проповеди ректора академии архиепископа Владимира (Сабодана) и владыки Антония Сурожского, как дежурил на Поместном соборе при избрании Патриарха Пимена в 1971 году. Один случай, связанный со Святейшим Пименом, отец Иннокентий любил вспоминать особенно.

Однажды в Троице-Сергиеву лавру приехал кардинал Вилли Бранс, который возглавлял делегацию Римского папского престола, в сопровождении председателя ОВЦС митрополита Никодима (Ротова). Он направлялся в патриаршие покои, которые находятся за Никоновским приделом Троицкого собора, где должна была произойти его встреча с Патриархом Пименом.

«Скорее мне ключи с гульбища», — взволнованно приказал Патриарх Пимен проходившему мимо семинаристу МДС Александру Самылкину. Через гульбище — террасу, окружающую трапезный храм лавры, — проходил наиболее короткий путь в покои Патриарха. Его Святейшество быстро прошел через террасу — и в покои, встречать гостя.

— Он это сделал, чтобы не православный при входе кланялся католику, а наоборот! — пояснял пораженный мудростью Патриарха отец Иннокентий.

Горящий человек с Богом в сердце

Протодиакон Андрей Железняков знал отца Иннокентия 20 лет. Именно батюшка вдохновил его своим примером на служение в Церкви, помог укрепиться в этом призвании. Отец Андрей рассказал нам, каким он запомнил игумена Иннокентия.

— Батюшка был удивительный человек. Люди тянулись к нему за его чистое сердце. Он был милующий и всегда говорил, что надо всех прощать, что наша милость вопиет к Богу и Господь за такое отношение к людям дает благодать Святого Духа.

У него был дар слез. Он очень трогательно молился, особенно во время Божественной литургии. Редкий раз, когда во время Херувимской и «Милости мира» у него не было слез на глазах. Порой он даже останавливал ход службы и, пока у него это состояние не проходило, не мог возглашать молитвы. Это были удивительные моменты моей жизни, я уже давно такого не видел. Еще он очень сокровенно и трогательно читал житие преподобной Марии Египетской, иногда даже уходил в алтарь и говорил: «Дьякон, иди читай» — а сам садился и плакал. Быть ему помощником в алтаре — это дорогого стоит.

Отец Иннокентий был чужд человекоугодия и лицемерия. Жил скромно и всегда говорил: «Вперед не забегай, а сзади не отставай. Держись середины, царского пути. Не стяжай больших богатств — они утянут в ад». Любил повторять слова своего духовника отца Исаии (Будюкина): «Если ты идешь в Церковь и помышляешь за счет Церкви разбогатеть, хотя бы на копеечку, то ты неправильную выбрал дорогу, лучше не вставай на этот путь, не справишься».

Чтобы стяжать такой же дух, как у него, надо было общаться с такими отцами, как Кирилл (Павлов), Исайя (Будюкин). Он даже застал валаамского монаха, которого привезли с Нового Валаама после войны, — схиигумена Луку (Земскова). Это были удивительные люди, которых он помаленечку собрал в себя, и все эти годы хранил этот дар.

Он много не говорил, не богословствовал — просто своими делами, поведением, отношением к людям давал понять, что в его сердце живет Христос. Буду поминать его до конца своих дней, и дай Бог, чтобы батюшка молился и за нас.

Окончание читайте в следующем номере

Марина Дружкова

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.