Не по плану и не по случайности

В прошлом номере газеты мы рассказали о визите в Нижегородскую епархию вдовы кинодраматурга Гелия Рябова — человека, который в 1970-х годах инициировал поиски останков семьи императора Николая II — и геофизика Геннадия Васильева, одного из тех, кто обнаружил так называемые «екатеринбургские останки» 1 июня 1979 года. Предлагаем окунуться в атмосферу тех дней вместе с Геннадием Васильевым.

— Геннадий Петрович, произведено множество экспертиз по идентификации останков, их результаты изучала специально созданная Церковью комиссия. На предстоящем Архиерейском соборе Русской Православной Церкви они могут быть признаны принадлежащими святым Царственным страстотерпцам и их приближенным. Для вас эта принадлежность когда-нибудь вызывала сомнение? И почему вас, советского ученого, заинтересовала тема царской семьи?

— Сомнений в принадлежности никогда не было. После окончания Свердловского горного института я по просьбе профессора Козырина пришел на работу в Среднеуральскую геофизическую партию, занимался разведкой железнорудных месторождений. Здесь же работал Александр Николаевич Авдонин, кандидат геолого-минералогических наук, писатель, краевед. Я стал его учеником. И хотя Александр Николаевич старше, мы очень подружились. Мы оба интересовались краеведением. Тема царской семьи попала в круг моих интересов в 1976 году. До этого была совершенно далека. Я знал лишь, что расстреляли, сожгли, а пепел развеяли по болотам.

Однажды Авдонин рассказал, что познакомился с автором сценария фильма «Рожденная революцией» Гелием Рябовым. Я удивился. Это был знаменитый фильм. И под большим секретом Александр Николаевич сообщил, что они будут искать останки царской семьи. Удивление возросло в разы. Останки Николая Кровавого… Какой смысл? Но я получил объяснение, что в 1926 году вышла книга Быкова, в первом издании которой говорилось, что тела закопали в болоте. Значит, есть зацепка. После этого разговора я стал читать о царской семье, собирать фотографии, вернее, открытки и переснятые снимки. Появилась целая коллекция, где, к примеру, были изображения детей от младенчества и практически до гибели в Ипатьевском доме. Эти люди стали мне близки, трудно объяснить, но по-родственному близки. К слову, в 1977 году Ипатьевский дом снесли, и мне так и не удалось там побывать. Но его фотографии у меня тоже были.

— Расскажите о вашей первой встрече с Гелием Рябовым.

— Это было в 1979 году, накануне того дня, как мы нашли захоронение. Встретились дома у Авдониных. Он был невысокого роста, выделялся уверенностью лидера, многословием и убедительностью речи. Я очень смущался. Писатель, один из авторов известного фильма… Но смущение быстро прошло. Гелий Трофимович был очень прост в общении. Сразу предложил мне перейти на «ты». Потом наши отношения переросли в дружбу. Тогда у Авдониных он рассказывал о встрече с контр-адмиралом в отставке Александром Юровским, который отдал ему записку своего отца, командовавшего расстрелом Романовых и убившего самого Николая II, с подробностями расстрела и сокрытия тел. В записке были указаны примерные координаты того места, где их закопали, сначала изуродовав лица и полив кислотой, а два трупа сожгли. Гелий Трофимович говорил и о том, как в Москве посещал Гохран, знакомился с документами по делу расстрела царской семьи. В тот день на меня обрушилось много информации.

— 1 июня 1979 года — как прошел этот день?

— Подробности поисков и открытия места захоронения подробно описаны в книгах организаторов работ «Как это было» Гелия Рябова и «Ганина Яма» Александра Авдонина. Еще раньше, осенью 1978 года, Александр Николаевич с геологом Михаилом Кочуровым нашли Поросенков лог. Он довольно протяженный: метров сто, наверное, длиной и шириной метров шестьдесят. Отыскать здесь старую дорогу и захоронение было трудно. Из записки Юровского было известно, что закопали прямо на дороге, сверху положили деревянные шпалы, и потом прямо по захоронению ходили машины. Внешне выглядело просто как мостик из шпал, и «белые» на этом месте не искали. Миша тогда залез на дерево и увидел среди пожухлой травы пятнышко зеленой. Копнули и уткнулись в шпалы. Рябов и Авдонин решили встретиться на следующий год в теплое время уже для вскрытия захоронения.

Кочуров вскоре сменил место жительства, и Александр Николаевич пригласил меня в команду. Я участвовал в поисках 1 июня, а они накануне поехали на место, пробовали копать, границы мостика отметили колышками.

В этот день Рябов, Авдонин, их жены, я и военный из Москвы Влад Песоцкий — одетые как огородники, сели на электричку до станции Шувакиш. Оттуда пошли пешком по железной дороге, потом свернули на старую заросшую дорогу к деревне Коптяки. Страх, конечно, был. Я отставал, чтобы посмотреть, нет ли за нами слежки. Никого не обнаружил. Но чувство тревоги не оставляло.

А Гелий Трофимович, кажется, совсем не волновался. Вел себя уверенно. Начали копать. Сначала сняли дерн и шпалы. Шпалы промывали водой из ручья, чтобы их лучше было видно на фотографиях, мы же все снимали. Копаем дальше. Вдруг снизу стали идти пузырьки воздуха (а мы стояли в воде, местность болотистая). Поддеваю лопатой — нечто длинное с шаровидным набалдашником, напоминающее шаровую опору автомобиля. Бью лопатой по этой железяке и… Вместо звонкого удара — глухой. Что-то сработало в голове: кость. Нашли! Слышу, кто-то говорит: «Сворачиваемся и уходим». Но Рябов настоял, чтобы поиски продолжились.

В момент находки меня ошеломило странное чувство. До этого те, чьи фото я собирал, кто стал действительно близок в какой-то мере, были для меня живы. И вдруг пришло осознание, что все они погибли. Их — нет! Для меня все они умерли в этот момент. Потом я уже очень редко пересматривал фотографии царской семьи.

Мы извлекли несколько фрагментов костей и три черепа. Два Гелий Трофимович взял в Москву, чтобы попробовать их идентифицировать. В тот день мы дали клятву молчать о находке. Потому что стали свидетелями государственного преступления. И если бы информация распространилась, захоронение было бы уничтожено. Этого допустить было нельзя.

Удивительно, за те пять часов, что мы работали, мимо прошло только стадо коров и пастух, больше никого! Пастух вдруг спросил: «Что, царские косточки ищете?» То есть в народе память осталась, местные знали, что все случилось где-то здесь. Рядом с местом захоронения 1 июня мы закопали капсулу с посланием потомкам о нашей находке.

— Раскопки 1980-го года — как они проходили?

— Когда мы возвращали останки в захоронение в 1980-м (Гелию Трофимовичу не удалось провести экспертизу), вместо Песоцкого приехал другой человек — знакомый Гелия Рябова Алик Есенин (не родственник, однофамилец поэта). Я был насторожен, мы же поклялись молчать. Но Есенин никому ничего не сказал.

Копали ночью, и не на старом месте, а сделали подкоп сбоку, чтобы не привлекать внимания к месту. И во время работы наткнулись еще на один череп. На нем были остатки волос и гребешок. Очень простой гребешок. Гелий решил, что это горничная Демидова. Но что-то мне подсказывало, что служанка в богатом доме должна соответствовать статусу хозяев. Потом в 1990-х годах я прочел книгу академика Алексеева, где он приводит чьи-то воспоминания о том, что Распутин подарил царице простой гребешок, сказав, что, если расчесываться им, будут уходить худые мысли. И сейчас эксперты утверждают, что это череп Александры Федоровны. Тогда, в 1980-м, мы положили в захоронение распятие, на тыльной стороне которого Гелий выгравировал надпись: «Претерпевший до конца спасется». А капсулу с посланием забрали, решив закрыть эту тему вообще. Остался лишь обычай посещать Поросенков лог и место, на котором стоял Ипатьевский дом, 16–17 июля. Мы делали это каждый год. Утром — к месту захоронения, там поминали, ночью — на пустырь, где стоял дом.

— Вы были участником официального вскрытия захоронения в 1991 году. Что особенно врезалось в память?

— Александр Николаевич выступил тогда с инициативой, губернатор Россель его поддержал. Помню июльский дождь, огороженную территорию, археологов, судмедэкспертов, военных… Мы с Авдониным из-за высокого забора потеряли ориентацию на местности, никак не могли вспомнить, где захоронение. Пришлось заново искать, вспоминать. Но все же нашли. Я снова увидел распятие, которое положил когда-то Гелий Рябов. Когда археологи извлекли позеленевшую святыню (распятие было из меди или бронзы), вдруг вспомнилось о фильме под названием «Претерпевшие до конца», который пытался снять Гелий Трофимович в 1990-х, но по разным причинам ему это не удалось.

Потом было захоронение останков в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга, и до сих пор вокруг них продолжается полемика… Для меня же главное, что они найдены. Это дар Божий нашему народу. А история обнаружения — не череда совпадений и не четко разработанный план. Это настоящее чудо.

Подготовила Надежда Муравьева

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.