В 1832 году батюшка Серафим почувствовал крайнее изнеможение сил душевных и телесных. Жизненный уклад старца изменился: он стал реже ходить в пустыньку и начал тяготиться приемом посетителей. Но желание увидеть старца, услышать из уст его слово назидания или утешения заставляло многих задерживаться в монастырской гостинице. Батюшка начал предсказывать и свою смерть: «Я силами слабею; живите теперь одни, оставляю вас».
За полгода до смерти батюшка Серафим, прощаясь со многими, говорил: «Мы не увидимся более с вами». Некоторые просили благословения приехать в Великий пост, поговеть в Сарове. На что старец отвечал: «Тогда двери мои затворятся, вы меня не увидите».
1 января 1833 года, в воскресенье, батюшка Серафим пришел в больничную церковь во имя святых Зосимы и Савватия, поставил свечи перед всеми иконами, приложился к святым иконам, причастился Святых Христовых Таин. По окончании литургии он простился со всеми молившимися, всех благословил, поцеловал со словами: «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте: нынешний день нам венцы готовятся».
После этого он приложился ко кресту и к образу Божией Матери; затем, обошел святой престол, сделал обычное поклонение и вышел из храма северными дверями, как бы знаменуя этим, что человек одними вратами, путем рождения, входит в мир сей, а другими, то есть вратами смерти, исходит из него. В это время все заметили в нем крайнее изнеможение сил телесных; но духом старец был бодр, спокоен и весел.
Батюшка Серафим часто оставлял в своей келлии горящими зажженные пред образами свечи, когда удалялся в пустыньку. Брат Павел, пользуясь его расположением, иногда говорил старцу, что от зажженных свеч может произойти пожар, но батюшка Серафим всегда отвечал на это: «Пока я жив, пожара не будет; а когда я умру, кончина моя откроется пожаром». Так и случилось.
В первый день 1833 года брат Павел заметил, что старец в течение этого дня раза три выходил на то место, которое было им указано для его погребения, и, оставаясь там довольно долгое время, смотрел на землю. Вечером же отец Павел слышал, как старец пел в своей келлии пасхальные песни.
2 января, часу в шестом утра, брат Павел, выйдя из своей келлии к ранней литургии, почувствовал в сенях близ келлии батюшки Серафима запах дыма. Сотворив обычную молитву, он постучался в дверь келлии старца, но дверь изнутри была заперта крючком, и ответа на молитву не последовало.
Он вышел на крыльцо и, заметив в темноте проходивших в церковь иноков, сказал им: «Отцы и братия! Слышен сильный дымный запах. Не горит ли что около нас? Старец, верно, ушел в пустыню».
Тут один из проходивших, послушник Аникита, бросился к келлии батюшки Серафима и, почувствовав, что она заперта, усиленным толчком сорвал ее с внутреннего крючка.
Многие христиане, по усердию, приносили к старцу разные холщовые вещи. Эти вещи вместе с книгами лежали на этот раз на скамье в беспорядке близ двери. Они-то и тлели, вероятно, от свечного нагара или от упавшей свечи, подсвечник которой тут же стоял. Огня не было, а тлели только вещи и некоторые книги.
На дворе было темно, чуть брезжилось; в келлии старца света не было, самого старца также не видно было и не слышно. Думали, что он отдыхает от ночных подвигов, и в этих мыслях пришедшие толпились у келлии. В сенях произошло небольшое замешательство. Некоторые из братии бросились за снегом и погасили тлевшие вещи.
Ранняя литургия, между тем, безостановочно совершалась своим порядком в больничной церкви. Пели «Достойно есть…» В это время неожиданно прибежал в церковь мальчик, один из послушников, и тихонько повестил некоторых о происшедшем.
Братия поспешила к келлии отца Серафима. Брат Павел и послушник Аникита, желая удостовериться, не отдыхает ли старец, в темноте начали ощупывать небольшое пространство его келии и нашли его самого, стоящего на коленях в молитве, со сложенными крестообразно руками. Он был мертв.
После обедни батюшку Серафима положили в гроб, по завещанию его, с финифтяным изображением преподобного Сергия, полученным из Троицко-Сергиевской Лавры. Могилу блаженному старцу приготовили на том самом месте, которое давно было намечено им самим, и его тело в продолжение восьми суток стояло открытым в Успенском соборе.
Саровская пустынь до дня его погребения была наполнена тысячами народа, собравшегося из окрестных стран и губерний. Все единодушно оплакивали потерю и молились об упокоении души его, как он при жизни своей молился о здравии и спасении всех.
Архимандрит Митрофан, занимавший должность ризничего в Невской Лавре, был послушником в Саровской пустыни и находился при гробе отца Серафима. Он передал дивеевским сестрам, что лично был свидетелем чуда: когда духовник хотел положить разрешительную молитву в руку отца Серафима, то рука сама разжалась. Игумен, казначей и другие видели это и долго оставались в недоумении, пораженные случившимся.
При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской епархии обязательна.
