Перезагрузка?

Время идет вперед, и мир стремительно меняется. Изменения касаются не только материальной стороны, быстро развивающихся технологий, например. Они — в человеческих сердцах, в восприятии действительности, системы общечеловеческих ценностей, в отношении к традициям. Где же она, грань между традицией и современностью? Какую черту опасно перейти в стремлении не отстать от века? Подборку вопросов на эту тему мы адресовали клирику нижегородского храма в честь святых апостолов Петра и Павла, преподавателю канонического права и аскетики Нижегородской духовной семинарии иерею Михаилу Уланову.

Недавно побывал на службе в другом городе и наблюдал, как священник читает текст не по книге, а с планшета. В Нижнем Новгороде я такого не встречал, зрелище удивило. Не знаю, как к этому относиться. С одной стороны, текст один и тот же и в бумажном варианте, и в электронном, и, подозреваю, что нигде в правилах Церкви не написано о вреде планшетов, но что-то смущает. Может, я не прав?

— В церковных канонах действительно ничего не говорится о планшетах или других достижениях цивилизации, однако, смущение здесь возникло не просто так. Далеко не все, что не запрещено, можно вот так просто вводить в церковный обиход. Причина такой осторожности простая — традиционный характер церковного служения.

В канонах очень часто мы встречаем ссылки на обычаи и традиции, поскольку основой церковной традиции (от лат. — traditio — «передача, предание») является само Священное Предание Церкви. А традиции, не только важные, но и самые простые и примитивные, живут в сознании людей. Их нельзя ввести или отменить, они складываются постепенно, в результате многократного повторения, а потому и исчезнуть они могут также не быстро: обычаи не отменяют, они изживают сами себя.

Одна из наиболее важных сторон традиции — ее эстетическая сторона. В религиозной среде, культовой в своей основе, она является весьма значимой составляющей. Религия — это не учение, она связывает человека с иным миром через определенные формы служения: особая живопись — иконопись, особая музыка, особая одежда — облачения… И они заставляют человека почувствовать себя во время богослужения участником священнодействия.

Разумеется, все те предметы, которые окружают его, должны напоминать ему о священном и вечном, по возможности отличаться от предметов этого «дольнего» мира. Отчасти на это указывают и каноны. Так, 73‑е Апостольское правило запрещает использовать в быту священные сосуды, то есть предметы, предназначенные для богослужения. Поэтому использование за богослужением планшета, вызывающего ассоциацию с развлечениями, естественным образом вводит в смущение.

В то же время нужно понимать, что хотя использование необычных предметов в церковной среде и упречно, однако не всегда этому нужно придавать большое значение. Священник мог просто забыть дома служебник и воспользоваться планшетом. Если стоит выбор: отслужить литургию с планшетом или отменить ее вообще, то правильное решение очевидно. А потому все то, что не запрещено канонами, при наличии действительной необходимости становится допустимым.

В последние годы в нашей стране стало модным экранизировать классику, точнее, снимать что-то «по мотивам». Мы видим это и в мультипликации. В прошлом году появился мультфильм «Руслан и Людмила: перезагрузка». Бродячий артист Руслан влюбляется в принцессу Милу. Где пушкинские «славный князь» и «юная княжна»? Меня беспокоит, что из видео­продукции для детей уходит образ настоящего былинного героя. Уходит героика. Те же Алеша Попович, Добрыня Никитич в мультфильмах последних лет — это не могучие герои, не образцы мужества, а какие-то не слишком умные, забавные персонажи, которые вечно попадают в нелепые ситуации. Естественно, дети не хотят быть похожими на них.

— Это большая проблема нашего общества, которая заключается в размывании устоев, скреплявших прежде его жизнь. Причин этому немало: моральный кризис, который последовал после мировых войн, непрекращающийся финансовый кризис, отсутствие стабильности в жизни — все это подорвало основы привычных оценок. Для России печальную роль сыграла и эпоха безбожия, в которую, если отвлечься от сути происходившего, была унижена и опорочена святыня народа — христианская вера, и перестройка, в продолжение которой старая идеология была сломлена, а новая на ее смену не пришла. В российском обществе нет единого стержня, на который идейно мог бы опереться человек, а в такие моменты мировоззренческого слома у него не остается ничего устойчивого, кроме самого себя. Поэтому сегодня время крайнего прагматизма, и все оценивается с позиций утилитарных — фактической пользы для человека, при этом пользы не отдаленной, а злободневной. Что дают этому мальчику или этой девочке образы былинных героев — не через 20 лет, а сегодня, в данном контексте — это главный вопрос. А сегодня это ребенок, который хочет играть и смеяться, вот и становятся богатыри и злодеи клоунами, несущими положительные эмоции.

Изменить глобально это вряд ли удастся. Для «эпохи перемен», в которую мы живем, любые устои — неслыханная роскошь. Впрочем, есть один островок, который пока еще стоит — это семья. Воспитание ребенка на образах героев и древних легенд возможно лишь в семье, и это только решение родителей, готовых открыть ребенку мир сказаний и былин настолько ярко и сильно, чтобы его не смог поколебать цинизм, часто встречающийся в современном обществе.

Однажды на выставке церковного искусства (именно так было написано на афише) я увидела дорогие мне лики Христа, Богородицы, святых. Некоторые экспонаты были выполнены в стиле авангардизма, пост-модернизма, поп-арта. Не скажу, что среди них было что-то кощунственное, но уж очень необычными подчас выглядели те, к кому с великим благоговением относится каждый православный человек.

— На самом деле это не повод для серьезных переживаний. Если мы не имеем дело с кощунством, с которым соглашаться нельзя, изображения Христа, Богородицы и святых не в виде икон ничего плохого в себе не несут. Нужно различать икону и картину на религиозную тему по их назначению. Предназначение иконы — молитва, это средство, позволяющее человеку получить перед глазами «образ, созерцая который, он может умом возноситься к Первообразу», так описывает смысл иконопочитания преподобный Иоанн Дамаскин. Именно поэтому классическая икона — особенная: в ней определены сюжеты, цвета и формы сообразно делу молитвы, даже перспектива в ней обратная, не приглашающая нас в даль сходящихся к горизонту линий, а напротив, открывающая перед нами окно в иной мир. Предназначение картины иное — нести информацию, показать историческое событие, историческую личность, но сквозь призму внутреннего мира и таланта художника. И то, и другое имеет место в этом мире, и мы без зазрения совести восхищаемся «Мадонной» Рафаэля Санти или «Пьетой» Микеланджело Буонаротти. И это восхищение оправдано, поскольку для многих людей человеческое прекрасное является самым первым шагом на их пути к Богу. Поэтому талантливые изображения того, что для нас священно, нужно только поощрять, как сказал в Евангелии Сам Господь: «кто не против вас, тот за вас» (Лк 9:50).

Повсюду сейчас слышатся призывы быть толерантными и терпимыми. Не приводит ли это к предательству своих убеждений? Где граница между терпимостью и христианской добродетелью — терпением?

— Толерантность как терпимость к иному мировоззрению — одна из важнейших идей современного общества. Она популяризируется для того, чтобы устранить возможные напряжения и социальные конфликты, возникающие на почве неприятия других по признаку религиозных убеждений и этических представлений, расы, пола, возраста и тому подобного. Проблема в том, что, доведенная до абсурда, на практике эта идея используется как прокрустово ложе, с помощью которого все, составляющее область нематериальных ценностей, пытаются уравнять и обезличить.

Если речь идет о связи толерантности и христианского терпения, то общего здесь немного. Толерантность — общественная идея, нравственная же сфера — личная. Терпение христианина всегда связано с его личной верностью Богу и делу спасения, а потому это не пассивное претерпевание общественного давления.

В церковном обиходе терпение часто связывают со смирением, так и советуют: терпи и смиряйся. Эта произвольная связка часто приводит к большим проблемам в жизни человека, поскольку формирует в нем ложное представление о духовном опыте. Смирение, как и терпение — добродетель, а значит, они чужды всякого порока. Между тем готовность терпеть унижения, которую путают со смирением, на самом деле порок. Человек унижается, когда говорит или принимает такие слова, которые к себе не относит, или же позволяет по отношению к себе такой образ поведения. Он не защищает себя и своих личных границ, которые окружающие с легкостью переступают. Таким образом, он вводит людей в заблуждение относительно себя — он лжет. Это, по мысли аввы Дорофея, ложь жизнью, а отец лжи, как известно, диавол (Ин 8:44). Неудивительно, что такая ложь уродует человека, унижающийся христианин представляет собой жалкое зрелище, такого легко узнать по вечной печати скорби на лице. Но истинная причина унижения — это малодушие и прямо страх. Слабый не может смириться перед сильным, сильный, напротив, может. Человеку же, который чувствует себя слабым, необходимо защищаться.

Преподобный Иоанн Лествичник в «Слове о безгневии и кротости» пишет: «я видел людей, которые, воспламенившись неистовым гневом, извергли давнее памято­злобие, скрывавшееся внутри их, и таким образом страстию избавились от страсти, получив от оскорбившего или изъявление раскаяния, или объяснение относительно того, о чем долго скорбели. И видел опять таких, которые, по-видимому, являли долготерпение, но безрассудное, и под покровом молчания скрывали внутри себя памятозлобие; и я счел их окаяннейшими неистовых, потому что они белизну голубя омрачали как бы некоторою чернотою». Эти слова преподобного Иоанна разрешают христианину защищать себя всякий раз, когда он чувствует, что через его границы кто-то бесцеремонно прорывается. Даже грубо, «с неистовым гневом». Именно здесь, у границ личного пространства, и проходит предел толерантности. Если кто-то в общении со мной касается дорогого для меня, то я не всегда смогу обосновать свои убеждения, их значимость вообще, но я всегда могу заявить их важность для меня лично и потребовать уважения к себе: «Для меня эти темы значимы лично, не надо при мне так об этом говорить». Если же человек продолжает проявлять неуважение, то личный опыт и правовые возможности предоставят немало средств для усмирения агрессора. И христианское терпение здесь крайне необходимо для того, чтобы верующий был стойким и непреклонным перед лицом даже самого сильного страха.

Подготовила Надежда Муравьева

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.