Протоиерей Геннадий Ростовцев: «Прийти в церковь — и больше ничего не надо было»

19 января, в день двунадесятого праздника Крещения Господня, на 86-м году жизни отошел ко Господу клирик Нижегородской епархии протоиерей Геннадий Ростовцев, прослуживший у престола Божия с 1989 года и отмеченный множеством наград: набедренник (1989), камилавка (1992), наперсный крест (1998), сан протоиерея (2000), палица (2006), крест с украшениями (2011), служение Божественной литургии с отверстыми царскими вратами до Херувимской песни (2019). Последним местом его служения стал Троицкий храм Автозаводского благочиния. Целая эпоха из жизни Русской Православной Церкви прошла перед его глазами, и об этом он успел рассказать в рамках Общероссийского проекта «Память Церкви» для Нижегородской духовной семинарии и телеканала «Образ». Предлагаем фрагмент этого интервью.

— Отец Геннадий, расскажите, пожалуйста, о ваших семье, детстве и юности.

— Я родился 1 декабря 1939 года. Помню, три годика мне было — немцев пленных водили, которых из-под Сталинграда взяли. Идет колонна, а я из дома выхожу. Немец подбегает ко мне, выхватывает у меня булку, отец которую дал, сует деньги: «На». Куда мне эти германские деньги? Такое первое воспоминание. Родители у меня были верующими: отец Анатолий, мать Галина, домохозяйка, семь человек детей, я самый старший. Сейчас осталось нас только трое: две сестры и я.

— Вы регулярно ходили в храм?

— Да, мать меня водила. А если матери некогда было в храм идти, я всех своих сестер и братьев выстраивал (у меня брат — сестра, брат — сестра, брат — сестра, через одного они родились, мальчик — девочка) и в Карповскую церковь водил сам. Мне было 15–17 лет. Все удивлялись, как это? Родителей нет ни отца, ни матери. Я их веду причащать.

Жили, конечно, плохо. Отец один работал. В милиции участковым уполномоченным, получал 90 рублей. Достаток, сами знаете, какой на такие деньги. Раньше, конечно, полегче жить было: на рубль можно было три литра молока купить. Отец любил молоко. Кашу можно было сварить. Молоком с кашей и питались в основном.

— А когда и где вы крестились?

— Крещение я принял во Владимирской церкви. Ее снесли, и сейчас на ее месте находится Нижегородский цирк. У меня была родственница Александра, тетя Шура, она мне все время говорила: «Смотри, я тебя крестила. Ты меня всегда поминай». Я ее постоянно поминаю.

— А крестили тайно?

— Не помню, маленький был. Я только с трех лет помню, а крестили меня раньше.

— Дома у вас была какая-нибудь религиозная литература?

— Практически не было. В эти годы литературу и не распространяли, и не продавали. Было Евангелие, на странице две половинки. У родной сестры матери, тети Жени, было Евангелие. Я все время его читал, и мне тоже читали. Заболеем — читали 12 глав от Луки. Мы считали, что Евангелие нам помогает от болезней.

— А какие дома были иконы?

— Все, которые в церкви самые основные: Спасителя, Богородицы, Николая Чудотворца и другие.

— Дореволюционных икон не сохранилось?

— Мне кажется, у нас не было таких. А может быть, и были, я сейчас, честно говоря, не помню. Мы все молились.
В основном как? На поклоны: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного» — поклон. «Пресвятая Богородице, спаси мя» — поклон. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного» — еще. И так по 100–200 поклонов в день клали. Сотнями клали всегда. А почему на поклонах? Так советовал старец Михаил Сметанин, который в Игумнове жил, прозорливый. Я и сейчас считаю, что поклоны — это самая усердная краткая молитва. Сейчас никто этого не делает. Каждый день попробуй положи 200 поклонов! Не так просто. А я в то время еще в школе учился, и мои братья и сестры тоже. Поклоны клали и дети, и родители.

— И никого не заставляли?

— Это как норма была.

— А ваш отец, будучи участковым милиционером, ходил в храм?

— Не часто ходил, конечно. Причащался по праздникам. Он был верующим и все время меня защищал. На меня знаете сколько нападок было? В газете про меня писали. Когда я в университете учился, узнали, что я в церковь хожу, собрание устроили факультетское: «Кто тебе дорог: комсомол или Бог?» Я говорю: «Бог». «Выгнать его из университета, из комсомола!» Приходили к отцу, и он меня защищал. Это был 1962 год, когда вот такое гонение было.

Два раза про меня в газете «Горьковский рабочий» писали, что я верующий. Были такие люди, которые «специализировалась» на верующих. Им нужно было написать статью. Написал — это тебе плюс. И они искали, где верующие. Нашли меня, я работал в электротехнической лаборатории. На работе меня обсуждать стали. Вот, мол, ты в церковь ходишь, верующий — я бы с тобой в разведку не пошел. Вроде бы, нет доверия. Так мне говорили.

— До принятия сана вы учились в ведущем вузе, в университете имени Лобачевского. Вы застали там антирелигиозные кампании, занятия по научному атеизму?

— Там не было такого. Когда преподаватели узнали, что я верующий, сказали: «Ты на святых не надейся, учиться надо». Но не всегда я знал предмет, не всегда получал «пять». Бывало, и «три» получал.

— А однокурсники как к вам относились?

— Да как-то «так». Некоторые тоже на меня наступали. Один из них потом встретил меня и говорит: «Слушай, прости меня, заблуждался я в связи с религией, я тебя осуждал, на самом деле ты прав был». Значит совсем они не такие уж были безбожники.

— Как вы решили стать священником?

— Я приехал в Великие Дворики к отцу Петру, протопресвитеру. Он, видать, был прозорливый. Это был 1960-й год примерно, в 1957-м я школу окончил. Он со мной побеседовал, помолился. Сказал: «Ты будешь священником. Когда будешь принимать священство, исповедуй грехи от семи лет». Я уже тогда настроился. А потом мать мне говорит: «Я сон видала: ты лежишь на скамейке, тело у тебя румяное, как живое, а сам ты как мертвый, и голос говорит мне: «Твой сын умер для мира». Поэтому я считал себя под присмотром Господа. В театры, в клубы, в подобные места не ходил, для меня была только церковь. Книжки святые, ну, и друзья-то у меня были знаете кто? Отец Вонифатий (схиархимандрит Захария (Потапов), ум. 18 июня 2019 года), Валентин Сазанов, протоиерей. Он в университете учился, математик, а я радиофак оканчивал. Среди друзей были Саша Самылкин (будущий игумен Иннокентий), Владимир Кочерыгин, он жил на Бору, Леня Журавлев из Доскина,  Георгий Горбатовский. Его сын священник Николай Горбатовский хорошо меня знает. Мы с его отцом друг к другу в гости ходили.

— Отец Геннадий, а были у вас духовные кризисы, например, нежелание идти в церковь?

— Нежелание в церковь идти? Да нет, не было никогда. Бывало, пошлют меня в командировку — я узнаю, где там церковь. И иду. И когда грязь весной, по полю иду в штиблетах… Приду в церковь, помолюсь, иду обратно. Для меня это было все: прийти в церковь, и больше мне ничего не надо было. В любую погоду, хоть бы и по грязи…

— Вы сказали, что старец Михаил Сметанин оказал на вас большое влияние. А кто еще сподвигал к служению?

— Дядя Паша и его жена тетя Женя, родная сестра моей матери, у них сын был Валентин. Они были очень верующие, ходили все время в Преображенскую Печорскую церковь. Я к ним приходил, когда мне было 6–10 лет. Жили они хорошо, потому что оба работали, в то время как у нас на девять человек один работал. Но питались тоже скромно. Хлеб ржаной с растительным маслом и солью, луковица и вода — такое было их питание, когда пост. Но мы довольны были, я с удовольствием об этом вспоминаю. Сейчас, говорят, не заставишь есть ржаной хлеб с солью, маслом и водой, всем повкуснее надо… Я к ним приходил каждую неделю, не пропуская, и они меня всему учили. Мы ходили в церковь, где лежит схимонах Иоасаф. Меня будили в пять утра, мы садились на трамвай номер один, ехали до конечной, пересаживались на «двойку», ехали до Сенной и оттуда пешком шли низом до самого храма. Даже не знаю, была ли там лестница. В эти годы я все время у них таким образом жил. В Печорах меня все знали уже. Например, матушка Макария, которая в алтаре прислуживала. Она участвовала в поднятии мощей схимонаха Иоасафа, видела эти мощи. У него действительно все целое, вся кожа, кроме одного места на щеке. Это была моя любимая церковь. Преподобный Иоасаф не раз лечил меня. Положим, ни с того ни с сего спина заболит — я приду, помолюсь ему, помажу спину маслом от мощей, и все проходит на следующий день. Он быстро помогает! На следующий день ты уже здоровый.

Продолжение в следующем номере.

Беседовали и печатную версию подготовили иерей Илия Третьяков и студент Нижегородской духовной семинарии Артемий Логинов

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.