Радость со слезами и без границ

Пост уже на исходе. Во весь голос, рассыпаясь на множество звенящих и журчащих звуков, заговорила Весна. Совсем скоро теплое солнце растопит придорожную корочку снега. Вздохнет остывшая земля, и через нее пробьются первые робкие рос­точки жизни… С вестью о Жизни, об ее окончательной победе над смертью придет и долгожданная Пасха! Кто же поспорит, что праздник этот — самый-самый. Светлый! Радостный! Важный! И не только по своему духовному значению, но еще в силу какого-то глубинного, сакрального переживания. Мы попросили гостей нашей рубрики вспомнить самые трепетные пасхальные моменты своей жизни.

Владимир Занога, художник:

— В моей творческой мастерской в красном углу стоит небольшой киот, который имеет все атрибуты домашней церкви: иконы, лампада, свечи и вышитое полотенце. К празднику Пасхи в нашем доме всегда убираются, в первую очередь наводя порядок в иконном уголке, украшая его пасхальными яйцами, цветами. И он становится пасхальным. Готовя киот к Пасхе, всегда вспоминаю, как мы, еще молодые, с друзьями-художниками и своими семьями пришли на пасхальную службу в церковь собора Пресвятой Богородицы на Рождественской улице. С вечера была ужасающая погода: дул сильный порывистый ветер, шел дождь со снегом, и мы, маловерные, сокрушались: на Пасху, да без солнца. Даже в древнем кирпичном храме во время праздничной службы слышался гул сильного ветра и хлопали оконные ставни. Каково же было наше удивление, когда утром, выходя из храма после службы, мы увидели чистое небо, еще не погасшие утренние звезды, чистый умытый город, спокойные Волгу и Оку, обнимающиеся в могучем слиянии. На краю неба поднимался диск солнца — пасхальное чудо!

Дмитрий Угрюмов, член Союза журналистов России:

— Для меня Пасха с духовной точки зрения прочно соединена с Днем Победы. Увы, мало кто задумывается о промыслительной духовной связи между Днем Победы и православной традицией, хотя связь эта наблюдается в вещах даже совершенно неожиданных. В 1945 году главный православный праздник — Воскресение Христово — был в день памяти Георгия Победоносца, 6 мая по новому стилю, и непосредственно предшествовал Дню Победы. Германская капитуляция была подписана ровно в середине Светлой седмицы Георгием Жуковым. Кстати, даже если Пасха выпадает на самое раннее возможное число — 4 апреля, то все равно День Победы оказывается во временном промежутке до отдания Пасхи, когда еще звучат великие слова торжества Жизни над смертью: «Христос воскресе!» Так величайшая духовная победа — над грехом и смертью — прочно соединилась с победой над силой, которая в нашей, человеческой жизни стала воплощением мирового зла, — фашизмом. И в моем сознании пасхальный цикл немыслим без этого двойного сочетания.

Владимир Толмачев, председатель НРО ВООИ «Новые возможности»:

— Когда я был маленьким, мы на Пасху всегда ходили на кладбище — разделить радость со своими усопшими родственниками. Это было советское время, когда многие храмы были закрыты и люди не знали, что для посещения кладбища Церковь определяет другой день. Люди оставляли на могилах крашеные яйца и конфеты. Мы, дети, бегали от одной могилки к другой и собирали яйца. Потом выходили во двор, делали горку и катали с нее разноцветные яйца. Пасха объединяла нашу семью вокруг памяти о родственниках. Получилось так, что кладбище в те годы в какой-то степени заменило нам храм. Я стараюсь и сегодня навещать своих родственников, правда, уже на Радоницу, чтобы они знали, что мы их помним, любим и всегда молимся о них.

Виктория Голяченкова, экскурсовод:

— Я не помню, какой это был год. Только: ночь, церковь, крестный ход. Мы обошли храм с горящими свечами и встали около закрытых дверей. Священник начал возглашать: «Христос воскресе»! А люди стройно отвечать: «Воистину воскресе». Передо мной стояла женщина необычайной красоты: высокая, стройная, в красивом платке. Она так искренне заплакала, так глубоко пережила этот момент, что, глядя на нее, я тоже заплакала — и для меня в одно мгновенье исчезло время, словно все происходило не здесь и не сейчас. Я будто видела, как передо мной отверзся камень и возгласил Ангел: «Что ищете Живого среди мертвых»? Он жив, Он воскрес! И такая радость посетила сердце, такое тихое светлое чувство, которое само по себе не возникнет. Оно приходит от Господа. Я до сих пор все помню в деталях. Женщину, которая заплакала, батюшку, который служил (это был митрофорный протоиерей Алексий Дроздов), и храм, где мы встретили Воскресшего Христа — в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Все запечатлелось, словно на фотографии.

Алена Романова, домохозяйка:

— Была поздняя Пасха, уже цвели вишни и яблони. Я тогда трудилась на клиросе и в храме, сильно уставала. Глаза слипались, я валилась от усталости и думала, что службу мне не выдержать. Тем более архиерейскую, на которой всегда много людей и долго поет хор. Но когда началась служба, я обо всем забыла и чувствовала себя, как на небе. А после службы, вый­дя из храма, увидела ночное звездное небо и клумбу с тюльпанами, в которой горели свечи. И каждый тюльпан мне казался лампадкой. Звенели колокола, расходились люди, догорали свечи… Бог в тот момент был так рядом, так близко, что я впервые почувствовала, что такое пасхальная радость, радость без границ.

Диакон Сергий Гурьянов:

— Мои воспоминания уходят в детство, когда мы всей семьей ездили на Пасху в село Рожново, где находится старинная Казанская церковь. На этот приход мой папа протоиерей Дмитрий Гурьянов был назначен настоятелем за несколько месяцев до моего рождения. Предвкушение праздника начиналось дома, когда мы прибирались в квартире: начищали лампады, протирали иконы, стирали занавесочки для молельных уголков. За зиму мы так уставали от четырех стен, шума и суеты города, что не могли дождаться, когда же поедем в Рожново. За неделю до Пасхи мы ходили на цыпочках, боялись ослушаться родителей. Если разбалуемся, они грозно предупреждали: «На праздник не возьмем».

Нередко на подъезде в Рожново из-за весенней распутицы наша машина буксовала, застревала в грязи, а прихожане выбегали на помощь и начинали нас выталкивать.

Уже около храма мы любили наблюдать в свете фонарей, как тянутся вереницами со всех окрестностей белые платочки старушек. Ведь Казанский храм — единственный на всю округу, который не закрывался. Храм старинный, иконы в чеканных ризах, свечное паникадило — нетронутая старина. Хор, состоявший в основном из старушек, которым руководил псаломщик Александр Иванович, как будто у старины взял свою традицию. Пение было вдохновенным, живым, бодрым, со своими, аутентичными напевами.

В нашем храме была интересная традиция. Двери церкви — железные, массивные, кованые — в пасхальную ночь не просто закрывались. На них надевался большой замок, тоже старинного производства, чеканный, который запирался большим ключом. Этот ключ находился у церковной старосты Зои Васильевны. После того как священник произносил стихи древнего пророчества о воскресении Христовом, она торжественно открывала замок, двери распахивались, и крестный ход заходил в храм. Этот момент — самый трогательный, эмоцио­нальный. Заканчивался пост, и начиналась Пасха, и было видно, как и папа, и прихожане плакали от радости, и у нас самих невольно наворачивались слезы.

Особенно мне запомнился диакон отец Тимофей, человек уже преклонного возраста. У него были большие очки с толстыми линзами — как лупы, он постоянно их поправлял. На ектеньи он выходил не со служебником, как обычно, а со свитками. Все свои возглашения он записывал на листочек, скручивал в свиток, прихватывал рукой и держал, прижав к свече. Невозможно было от него оторвать взгляд. К концу службы мы от усталости уже клевали, начинали засыпать. Но ни у кого не было мысли отпроситься домой — отдыхать.

После отпуста люди по традиции христосовались и оставляли свои яйца при выходе из храма в корзинах. До сих пор вижу огромные корзины, до верху заполненные разноцветными яйцами. По всему храму уже носился аромат выпечки. В просфорне бабушки пекли ватрушки и пироги с разными начинками. Все из натуральных деревенских продуктов. Уж творог так творог! Утешенные трапезой, мы ложились спать, но обязательно просили разбудить нас ранним утром, чтобы посмотреть на солнце, как оно играет. Мы брали закопченное стеклышко и смотрели, как каемка вокруг солнца крутится.

Уже позже, когда я читал «Лето Господне» Шмелева, то увидел большое сходство с Рожновом — та же атмосфера: теплая, семейная, со своими традициями и обычаями.

Беседовала Марина Дружкова

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.