Скоро Пасха!

Как-то иду на Страстной седмице мимо окон, откуда слышится временами надрывный звук работающего пылесоса. Первый этаж — видно, как хозяйка старается, мелькает в раскрытом окне, приготовленном для мытья. Тазик, тряпочка, бутылочки с растворами мыла… Пылесос замолк. В окне — улыбающееся лицо милой женщины. Она — с радостью, увидев священника под окнами своей квартиры — поделилась: «К Пасхе готовимся, батюшка!» — «Молодец», — отвечаю. И тут возьми и спроси: «А когда на исповеди была последний раз, родная?» — «Ой, да когда мне, — запричитала усердная хозяйка, — не была ни разу. Да что каяться — все равно грешим…»

Усопшие подождут

Скоро Пасха! Эту фразу можно говорить в любой день недели, потому что воскресный день и есть маленькая Пасха. Но вот с началом Великого поста кажется, что до Светлого Христова Воскресения еще далеко — целых семь недель. Или, по-церковному, «седмиц». В эти дни все молитвенное внимание обращено к тем, кто приходит в храм на богослужение, к их состоянию души.

В отличие от обычного времени — не великопостного — меньше пения, но больше читают. Завеса в алтаре, облачение святого престола и ризы духовенства черного цвета выражают настроение отрешенности от суетного разноцветного мира. Для усопших (за исключением краткой литии по завершении вечерни) выделяются только 2‑я, 3‑я и 4‑я субботы Великого поста, и то если на какую-то из них не выпадет праздник (тогда сугубое поминовение откладывается).

Представляете! У мертвых отбирается богослужебное время — и отдается живым. Для чего? Да для того, чтобы мы, живущие еще, смогли как можно тщательнее заняться своей душой, пристальнее устремить взор в ее глубину, чтобы рассмотреть там все изъяны, а если сказать точнее — раны, нанесенные грехом. Или грехами. Это сути не меняет. Ибо, если человек согрешит только одним грехом, но оставит его без покаяния, то одного его будет достаточно для погибели в вечности.

Пока лижем пилу

Рану необходимо врачевать, и время поста — самое благоприятное для такого духовного лечения. «Я ущербен, Господи, грех отъял от меня часть благодатного состояния, и только Ты можешь возвратить мне утраченную целостность. Соделай меня снова целым — исцели». Так вопиет от лица кающихся грешников Святая Церковь молитвами богослужения.

Действительно, ущербность вследствие греха делает нас не вполне человеками, а значит не способными вполне здраво рассудить о том, мягко говоря, плачевном состоянии, в котором, в большинстве своем, мы пребываем. Грех — это плохо? Да, согласится всякий. Так почему ж ты грешишь, человече? Пожимает плечами… А ведь если б не был тебе приятен твой грех, ты бы его сразу оставил.

Стоп, возразит читатель, разве же может быть грех приятен? Да, родной, еще как! Именно на момент совершения он, грех, так приятен и вожделен, что остановиться невозможно. Любой грех приятен. Лю-бой. Но не все знают или помнят, что его следствие — смерть (Быт 2:16–17). Да, не сразу (слава Богу), может быть, постепенно, через года, но — смерть. И это не метафора.

Откуда же такое безумие? Один из отцов Церкви, преподобный Исаак Сирин, живший в VII–VIII веках, точно и даже поэтично обрисовал состояние грешника: он «подобен псу, который лижет пилу и не замечает причиняемого себе вреда, потому что пьянеет от вкуса собственной крови».

Как же быть бедняге? Это я уже о грешнике — человеке… Не способен даже рассуждать здраво, а должен явить покаяние в действии, то есть так переменить ум, чтобы собственными трудами достичь плодов покаяния.

А как это на практике, спросит желающий приступить к оному спасительному процессу. Да легко! Украл — верни. Нахамил — извинись. Не можешь исправить ситуацию — терпи все, что в результате может произойти с тобой плохого. Блудишь — стремись к воздержанию. Материшься, так лучше помалкивай. Осуждаешь — вспомни свои грехи и задайся вопросом: а Страшный суд — это что? Ну, и так далее…

Сразу скажу: человеку самому себя исправить невозможно. Нет, попробовать он, конечно, может, но… Тут есть одно «но». Чем исправнее, если так можно выразиться, будет человек, тем испорченнее (субъективно, если он духовно здоров), самому себе он будет казаться. Так где же выход? — воскликнет читатель.

Спасительное чувство погибели

Выход в том, чтобы не просто понять, а ощутить всем своим существом, что погибаешь, что, исправляясь, становишься «еще хуже»… Вот тут-то и придет истинное осознание того, что спасти погибающего может только Спаситель. Пока этого чувства нет, Спаситель тебе не нужен. Нет, Он, конечно, нужен — теоретичес­ки, так в книжках божественных пишут. И об этом можно, очень даже грамотно, рассуждать. Но… Снова это «но»! Если нет реального ощущения погибели, этого ужаса от того, что стоишь на краю пропасти и от прыжка в бездну тебя удерживает только животный страх, тебе Спаситель не нужен. Ты не призываешь Его, как Петр из морской пучины: «Господи! Спаси меня!» (Мф 14:30). Так, механически… Как этого требуют молитвенные правила. Ты пьян, как тот пес, от собственной крови, от ежедневного, ежечасного, ежеминутного греха. А пьяному море по колено.

…Время, проведенное в храме на богослужении Великим постом, отрезвляет. Приводит в чувство. Мы «приходим в себя» (Лк 15:17).

Теперь задумаемся: у мертвых отняли, по сути, богослужебное время ради живых, а живые это время употребляют не по назначению. Не скажу, что все. Но большинство из нас. Время для покаяния мы превращаем в имитацию покаяния. Очереди на исповедь увеличиваются? Да. Причащаются чаще? Гораздо. Но насколько это влияет на общее состояние нашей жизни? И духовной, и плотской…

И что тогда говорить о тех, кто…

Протоиерей Сергий Муратов

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.