«Вам дано знать тайны Царствия»…

Каждый, кто читал Евангелие, наверняка проникался непередаваемой энергией изречений Христовых. Слово Сына Божия, Божественного Логоса, Словом сотворившего небо и землю, и в земной Его жизни было столь же глубоко, сколь и лаконично. Именно это в силу поверхностного восприятия нередко является причиной недоумений и кривотолков. Рассмотрим лишь некоторые сложные для современного восприятия места.

«Гряди по Мне, сатано!» (Мф 16:22–23)

Эту фразу (в русском переводе «Отойди от Меня, сатана!») мы слышим в Евангелии дважды. Впервые Христос произносит ее по отношению к искушавшему Его диаволу в пустыне (Мф 4:10), второй же — обращается так к апостолу Петру, когда тот пытается «отговорить» Учителя от предстоящих ему крестных страданий. «И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф 16:22–23).

Отчего Господь, укорив Петра, называет его сатаной, ведь тот «думает о том, что человеческое», а не диавольское? Зачем отгоняет от Себя апостола, только что исповедавшего его Христом, Сыном Бога Живого?

Причина того, что смущает на первый взгляд, в особенностях перевода. Сатана, вопреки распространенному мнению, вовсе не имя собственное, а нарицательное со значением «противник», а более точное церковнославянское «гряди по Мне» означает «стань позади Меня» (то же самое значение было и в обращении к диаволу в пустыне).

Преподобный Максим Исповедник пишет так: «Господь называет Петра сатаной не для того — как некоторые думают, — чтобы побранить его. Поскольку бывшее для Господа лишением для нас стало обретением, как, например, Его смерть стала для нас жизнью, а Его бесчестье стало для нас славой; а апостол Петр, когда Господь говорил, что Ему предстоит страдать, подумал, исходя из естественного порядка вещей, что невозможно допустить, чтобы жизнь была погублена, а слава обесчещена, — поэтому Господь, <…> имея в виду, что эта мысль Ему противоположна, сказал: «Иди позади Меня», как если бы сказал: «Следуй Моему замыслу и не пытайся искать естественную последовательность вещей». Имя же Сатана <…> Господь произнес не как бранное, но так, как если бы сказал: «Противник моей цели».

«Что Мне и Тебе, Жено?»  (Ин 2:4)

Такими словами на браке в Кане Галилейской Христос отвечает Пресвятой Богородице на Ее просьбу-замечание по поводу недостатка вина у брачующихся и добавляет: «Еще не пришел час мой».

Взаимоотношения Господа Иисуса с Его Пречистой Матерью, в силу скупых евангельских свидетельств об этом, нередко становились темой безосновательных и далеко идущих рассуждений. Якобы Христос намеренно отстранялся от Нее, непочтительно называя просто Женщиной (даже на Кресте), не желал выйти к Ней, когда Она с домочадцами стояла в толпе вне дома, где Он находился (Мф 12:46), и т.д. Так ли это?

Прежде всего, выражение «что мне (тебе/ нам)» является типичным еврейским идиоматическим оборотом речи. Его смысл — «Что тебе до меня?», «Оставь меня в покое!» Так обращаются к Сыну Божию бесы устами бесноватых, так говорит соманитянка, потерявшая сына, пророку Илии. В них — смиренное уважение, сопряженное с терпением страданий и пониманием их неотвратимости.

По толкованию святителя Иоанна Златоуста, на браке в Кане Христос мягко укоряет Свою Матерь за неосознанную попытку приблизить «час Его» — то время, когда Сын Божий явно выйдет на проповедь и будет совершать чудеса для обращения и исцеления людей, путь, который закончится Его крестной смертью. Этого Пречистая Дева не знала, и Божественный Сын Ей разъясняет. Таким образом, с чуда в Кане начинается Голгофа. Он укоряет Ее как Жену, тем не менее, выполняет Ее просьбу как Матери. К тому же действие вопреки положенным срокам доказывает Его власть над временами и сроками.

Почему же, напрашивается вопрос, Иисус назвал Свою Матерь Женой? Нет ли здесь непочтительности и, кроме того, игнорирования Ее девства? По всей видимости, нет, поскольку в другом месте читаем Его слова: «из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя» (Мф 11:11), стало быть, Дева Мария к числу прочих жен не относится. Обращение «Жена!» было, на самом деле, уважительной формой обращения к женщине вообще, кем Ее видели и Сын Божий, и пророки до Него — новой Евой.

«Предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф 8:22)

Итак, некоторые слова Спасителя совершенно напрасно кажутся неискушенному читателю чересчур резкими и жестокими. Например, эти, сказанные юноше, следовавшему за Ним, но испросившему разрешение отлучиться на похороны отца. Евангелист не зря добавляет перед этой фразой призыв: «Следуй за Мной!» — именно таковы цель и оправдание неисполнения, казалось бы, естественного сыновнего долга. Христос «освобождает» этого юношу абсолютно от всех земных забот в Своем присутствии, успокаивая его совесть обещанием, что другие люди выполнят необходимое.

Почему же Он называет тех, других, людей мертвыми? Известный толкователь Священного Писания Александр Лопухин, анализируя святоотеческие изъяснения, приходит к выводу о том, что под первым словом «мертвые» подразумеваются «смертные» в современном понимании, то есть живые люди, являющиеся носителями смерти в себе, мертвые по сути. «Греки, по-видимому, мало различали эти понятия, — указывает он. — Хотя и нельзя доказать, что νεχρός в первом случае здесь означает «смертный», однако смысл слов Христа будет вполне понятен только при толковании этого слова в указанном смысле. Во всяком случае, «духовно мертвый» — это понятие было мудренее для слуха тогдашних учеников Христа, чем просто «смертный», — понятие это притом же почти тождественно с «духовно-мертвый». По словоупотреблению в Новом Завете νεκρός иногда означает не мертвого, а живого, хотя и бывшего мертвым».

«Аще же соль обуяет, чим осолится?» (Мф 5:13)

Одна из самых загадочных фраз из разговора Христа с учениками. Понять этот предельно универсальный образ, основанный, казалось бы, на материальном, вещественном понятии соли, интеллектуально сложно, поскольку он заключает в себе широчайшее культурно-религиозное обобщение.

В русском переводе, применительно к теме беседы — роли апостолов в проповеди Евангелия, эти слова звучат так: «Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям».

Святоотеческих толкований образа евангельской соли особенно много. Экзегеты подробно рассуждают о том, может ли соль изменить свои свойства и при каких условиях. Под «землей» они единодушно понимают все человечество, ветхого Адама.

Вот как объясняет эти слова нам, современникам, митрополит Иларион (Алфеев) в книге «Иисус Христос. Жизнь и учение»: «В этот образ заложен многоуровневый смысл. В самом широком смысле можно говорить о том, что христианство придает вкус человеческой жизни, делает ее содержательной, непресной. Если Царство Небесное, принесенное людям Иисусом, является неким особым измерением человеческой жизни, то сравнение его с солью позволяет лучше понять его свойства и его ценность. Христиане живут в мире (Ин 16:33), но они не от мира (Ин 15:19). Не смешиваясь с миром, они наполняют его жизнь смыслом, их присутствие в мире становится важным фактором человеческого бытия. Подобно душе в теле, они должны одухотворять жизнь мира. Подобно соли в пище, они призваны делать жизнь людей содержательной, наполненной смыслом, предохраняя общество от порчи и разрушения через вражду, ненависть, конфликты, месть».

«Или, Или, лима савахфани?» (Мф 27:46)

Последние слова Спасителя на Кресте — и те были неправильно поняты стоявшими рядом солдатами. Чуждые Писаний, они подумали, что Распятый зовет пророка Илию, о котором известно, что тот вместо смерти вознесся на небо. При этом одни, всерьез восприняв вероятность явления Илии, опасались этого и, чтобы этого не произошло, хотели напоить Иисуса уксусом, чтобы ускорить Его смерть. Другие, напротив, движимы были любопытством: «постой; посмотрим, придет ли Илия спасти Его» (Мф 27:49). Действительный смысл фразы был скрыт от них.

Сын Божий, изнемогая на Кресте как Истинный Человек, обращается к Отцу на иудейском диалекте: «Или» или «Элои!» («Боже мой!»), «для чего Ты Меня оставил?» «Для чего оставлен Господь? — пишет священномученик Киприан. — Дабы нам не быть оставленными Богом; оставлен для искупления нас от грехов и вечной смерти…» По словам святителя Иннокентия (Борисова), «полный смысл этой молитвы есть и должен быть для нас тайной… Впрочем, в ней не видно никакого сомнения или огорчения. Уже повторение слов: «Боже Мой, Боже Мой», — показывает противное. Видна только жалоба на тяжесть мучений — и внешних, и внутренних, а особенно на видимое как бы затмение Божественного единства Его со Отцом, которое заменяло доселе все утешения, и теперь, нарушившись, составило последний предел внутренних страданий и верх креста…»

Неслучайно в церковнославянском и русском переводах Евангелия эта фраза была передана в ее исконном звучании: благодаря ему мы и спустя тысячелетия можем услышать подлинную речь Господа Иисуса.

Текст: Лилия Шабловская