Владимир, князь-Андреев град

Бежит от Нижнего до Москвы железная дорога, а где-то посередине пристроился к рельсам он, город Владимир. Сколько раз приходилось тут проезжать, и всегда на подступах высматриваешь: слева над кромкой леса ненадолго вдруг покажется одинокий церковный куполок — та самая Покрова-на-Нерли, о которой с восторгом когда-то рассказывал институтский преподаватель по мировой культуре. А потом поезд медленно отходит от Владимирского вокзала, и высоко над откосом нависают купола огромного собора, дымятся в вечернем солнце, зимой — в свете фонарей. Каждый раз так хотелось выйти из вагона, и все было недосуг. Но однажды летом, выбрав свободный день, мы пустились дикарями прямо сюда, во Владимир на Клязьме.

Боголюбский из Боголюбова

Снова подмигивает вдалеке над лесами белая церковка, теперь мы пролетаем мимо на «Ласточке». Перед самым Владимиром — маленькая станция Боголюбово.

Князь Андрей Юрьевич в 1158 году создал этот городок и, по его названию прозванный, таким и остался в истории. При нем эти места расцвели, сравнявшись по красоте и славе со стольным градом Киевом.

Почти все, что предстоит нам посмотреть сегодня, так или иначе связано с личностью, жизнью, трудами святого князя Андрея.

Воспитан князь был в здешних местах. Юный Андрей любил молитву, даже один приходил по ночам в храм. Да и каким еще быть внуку Владимира Мономаха, — дед и в военных походах молился непрестанно. Позднее князь Андрей много сделал для Церкви — построил 30 храмов, княжеской властью ввел два новых праздника: Хлебный Спас (29 августа) и Покров Пресвятой Богородицы (14 октября), так полюбившийся на Руси. Покрова-на-Нерли стала первой Покровской церковью. Известен он и как церковный писатель: участвовал в составлении службы на Покров, написал «Сказание о победе над болгарами и установлении праздника Спаса в 1164 году».

Был он, конечно, искусным воином, в битвах — соратником отца, киевского князя Юрия Долгорукого. Смелость в бою князя Андрея необычайна даже по тем временам, но еще более удивляла всех способность после схватки вмиг становиться и милостивым победителем, и хладнокровным дипломатом.

Покорный воле отца, в 1149-м он отправился на юг, в Киев. Княжил в маленьком Вышгороде неподалеку от столицы, но по родному северу тосковал. Не в силах видеть вражду толпящихся вокруг киевского престола князей, бросивших свои земли на разграбление половцам, он безуспешно звал отца вместе вернуться во Владимир. Долго терпел Андрей, но не выдержал. Снялся с места, отправился в родные края с малой дружиной и священником Микулицей (Николаем), ничего не сказав отцу. С собой взял вышгородскую икону Пресвятой Богородицы, присланную из Византии и написанную, по преданию, апостолом Лукой. Этой иконе, получившей потом название Владимирской, суждено было стать величайшей святыней России (это она сейчас в храме при Третьяковской галерее). Согласно летописи, во время княжеской молитвы образ сам сошел со стены и пребывал на воздухе. Андрею в тот час было внушение: не сомневаясь, возвращаться на север и обустраивать владимиро-суздальские окраины Руси.

Князь решил везти икону в Ростов, но не доезжая десятка верст до Владимира лошади встали. Никакими силами их не удалось сдвинуть с места, пришлось заночевать в поле. В ту ночь князь Андрей удостоился явления Пресвятой Богородицы, повелевшей ему оставить икону во Владимире, а на этом месте построить монастырь.

Монастырь в Боголюбове существует и теперь. В честь небесного явления Андрей приказал написать икону, названную Боголюбской. Здесь же, у впадения Нерли в Клязьму, князь основал город, выстроил и каменный дворец. Но несчастливой стала для него великолепная резиденция: здесь в 1174 году он погиб от рук заговорщиков — бояр Кучковичей. Как нарочно, до наших дней уцелел только этот зловещий переход между зданиями, — с внутренней лестницей, на нижней площадке которой, не успев скрыться от  убийц за маленькой дверью во двор, принял кончину израненный князь.

От крепости к собору

Позади Боголюбово, следующая станция — Владимир. От вокзала поднимаемся в гору, потом шагаем параллельно железнодорожной линии к историческому центру.

Вспоминая красоты Киева, князь Андрей пожелал по их образцу устроить и свою столицу: например, городские оборонительные валы снабдил богато украшенными воротами. Главные из них — Золотые — как раз у нас на пути. Поток машин разделяется надвое, огибая их справа и слева. От когда-то парадного въезда в город осталась только арка, сами драгоценные ворота исчезли во тьме времен. В длинном проеме арки хорошо постоять молча. Говорят, нет ничего более мирного, чем старые военные крепости; капелька мира достанется и здешнему посетителю.

К слову, татары, осадившие город, так и не смогли пройти в ворота, — пробили крепостную стену рядом с ними и перескочили вал. Фрагменты вала сохранились, можно подняться на него и пройтись немного.

Не один Андрей в градоукрашении брал за образец Киев. Его потомок, святой князь Георгий Всеволодович даже место для нового города — Нижнего Новгорода — выбрал за сходство волжского берега с холмами над Днепром, а маленькую тамошнюю речку назвал Почайна в честь похожей киевской. Князя Георгия-Юрия мы, нижегородцы, припомнили не зря: мощи его, как и Андрея Боголюбского, упокоились в Успенском соборе, к которому мы сейчас приближаемся.

Вот и соборная площадь. Храм Успения — по левую руку от нас, над откосом Клязьмы. Вблизи вид немного портит проходящая под холмом, между городом и рекой, линия железной дороги. Но из прихрамового сквера ее не видно — только небо, купола и кроны деревьев.

Собор (1160) — тоже детище князя Андрея, который построил его, созвав «мастеров из всех земель». В этом храме долгое время пребывала чудотворная Владимирская икона. Сюда Андрей, как и в другие с любовью украшенные им храмы, приводил приезжающих во Владимир купцов из «язычников», а также «от латынян и от всей погани», — пусть увидят истинное православие. И как побывавшие в константинопольской Софии послы князя Владимира Крестителя не знали, «на небе они или на земле», так и здесь церковное благолепие касалось сердец, и многие принимали Святое Крещение.

Позднее, после большого пожара, Успенский собор расширил, обстроив с трех сторон галереями, младший брат Андрея — Всеволод Большое Гнездо. В таком виде собор и пережил татарское нашествие в феврале 1238 года. Город тогда был жестоко разграблен, многие жители погибли. На высоких соборных хорах укрылась во время штурма города жена князя Георгия Всеволодовича Агафия с дочерью Феодорой и двумя невестками. Ворвавшись в собор, татары разложили там огромный костер, и все находящиеся в храме погибли. Владимирские мученики, к лику которых причислена княгиня, по преданию, покоятся в одном из наглухо закрытых склепов собора.

Два Андрея — благоверный и преподобный

Еще один святой Андрей, трудившийся над благоукрашением владимирского собора, — преподобный Андрей Рублев, «чудный иконописец земли Российской», как поется в его тропаре.

Истинный служитель славы Божией, преподобный Андрей оставил для потомков только свои творения, да еще имя, принятое в постриге. О жизни его почти ничего неизвестно, лишь дважды он упомянут в летописях, из них один раз в связи с росписью владимирского Успенского собора, где работал вместе со старшим «другом и сопостником» Даниилом Черным. Первоначальная стенопись погибла в огне татарского пожарища; вновь расписать собор повелел московский князь Василий Дмитриевич, он и прислал в 1408 году во Владимир иконописную артель.

В Успенском храме сохранилось около 300 квадратных метров настенной живописи Рублева и его сотрудников — очень много по сравнению с малыми фрагментами в других храмах. Росписи алтарной части простому зрителю недоступны, туристам и паломникам осталось любоваться грандиозным рублевским циклом «Страшный суд», размещенном, по традиции, в западной части собора.

«Второе и страшное Христово пришествие», в трактовке иконописцев, пока не наступило, — показан предшествующий момент: Спаситель «на облацех» грядет на Страшный суд, ангелы уже сворачивают свиток неба, труба Архангела созывает живых и мертвых. Не страшно, но светло рядом с этими фресками: прежнее прошло, смерти и страданий больше не будет, можно надеяться не на грозную кару, а на милосердие Божие.

Рассматривать подкупольные фрески современному зрителю довольно трудно. Высоко расположены, недостаточно света для просмотра, затекает шея, толкают «ближние» в толпе. Но главное увидеть можно, и хотя изображения от точечных утрат краски частично «погасли» (термин художников-реставраторов), зато голубые, охристые, вишневые, коричневые, золотые тона приобрели невесомую прозрачность.

Кроме фресок, иконописцы создали для собора новый иконостас. Судьба его печальна. В XVIII веке древние иконы заменили на «роскошные» в стиле барокко, а рублевские образы затерялись, лишь некоторые в начале ХХ века удалось передать в Третьяковскую галерею. Во Владимирском музее-заповеднике сейчас хранится лишь одно творение Рублева — Владимирская икона Пресвятой Богородицы. Это список той, что привез князь Андрей Боголюбский, и сделан он был после перенесения первоначальной иконы в Москву.

Дмитриевский собор: каменная книга

Прогуляемся по скверу рядом с собором Успения. Пройти по кромке откоса можно не так уж далеко, только до преграждающего путь обрыва.

Здесь, словно в тупичке, в тени, прячется еще одно владимирское чудо — неприметный каменный соборик — Дмитриевский, построенный князем Всеволодом Большое Гнездо (в крещении Дмитрием) в 1191 году как домовая церковь — для княжеской семьи и приближенных. В соборе сохранялась в серебряном ковчежце привезенная с родины святого Димитрия Солунского «сорочка» — частица одежды, пропитанная кровью этого мученика.

Крошечный по сравнению с соседним Успенским, Дмитриевский собор только издали кажется скромным. Приблизившись к его желтовато-серым стенам, обязательно захочется рассмотреть их подробнее — только теперь замечаешь, что стены почти сплошь покрывает каменная резьба. Около 600 фигур святых, животных, птиц средневеково-наивных форм: глаз не оторвать, как ребенку от книжки с картинками. Голубь — символ Святого Духа, мирно сложивший лапы улыбающийся лев, грифон и птица Сирин, псалмопевец царь Давид с вдохновенным жестом правой руки и гуслями в левой… Незаметно двинешься вдоль стены, изучая каменный рельеф, и не заметишь, что не раз обойдешь вокруг здания.

Недалеко от собора — лучшая на владимирском откосе смотровая площадка: широкий вид на заречные леса и луга. Где-то там, за Клязьмой, среди макушек леса запуталась маковка Покрова-на-Нерли. Не пора ли туда? До вечернего поезда остается не так много времени.

Грусть над старицей Нерли

На автобусе едем до Боголюбова. По мостику переходим железнодорожную линию, минуем придорожный лесок. Перед нами луг — огромный, заповедный, трава по пояс. Среди травы — неожиданно гладкая, выложенная каменными плитами дорожка. Ступаем на нее, вспоминая парящую над землей тропу для путешественников во времени из рассказа Бредбери «И грянул гром». Жарко, по теплым плитам идем босиком.

По тропе движемся долго-долго. Белый храмик Покрова виден с самого начала пути, приближаясь и вырастая постепенно, давая возможность полюбоваться собой во всех ракурсах. Исследователи отмечают благородство пропорций, гармоничность объемов храма и многое, многое… а нам просто хочется смотреть и смотреть.

Вот вырастает совсем и вдруг скрывается за группой деревьев. Проходим еще немного, деревья расступаются. Храм стоит над рекой, повторяясь в водной глади. Плещутся мелкие рыбешки, рябит волна. Сейчас воды мало, а весной в половодье только храм и остается над сплошным плесом.

Одинокая белая церковь среди синевы и зелени — поминальная, в ней скорбь по умершему сыну: храм построен Андреем Боголюбским в память о погибшем в походе на половцев сыне Изяславе. В месте слияния Клязьмы с Нерлью на строительство этой церкви князь приказал выгружать десятую часть белого камня, привозимого по реке для Успенского собора.

Грусть и сейчас разлита здесь, — может, еще больше, чем во времена скорбящего по сыну князя Андрея. Тогда Нерль и Клязьма имели совсем другой, оживленный вид. В столичный Владимир приходили суда с товарами, справа их встречали купола Богородицкого монастыря и княжеский дворец, прямо перед ними речную стрелку замыкал белоснежный храм Покрова на вымощенном белом камнем рукотворном холме.

За столетия Нерль далеко отошла от церковных стен, вблизи осталась только старица (часть старого русла) — словно именно для того, чтобы сохранить таинственность отражения храма в воде — как в волнах истории.

Текст: Светлана Акимова

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.