«Я даже не шел, а медленно полз к Богу»

Игорь Куцык — один из трех штатных катехизаторов на приходах Сарова. Он готовит людей к принятию Святого Крещения или к тому, чтобы самим стать крестными. После получения высшего образования на кафед­ре теологии СарФТИ много лет преподавал в воскресной школе при храме Всех святых и до сих пор читает лекции на православных курсах для взрослых. В качестве алтарника помогает во время богослужений. Участвует в деятельности волонтерского центра «Радость моя!» И продолжает активно трудиться в Федеральном ядерном центре, где он ведущий научный сотрудник, доктор физико-математических наук. Как ученый-физик пришел к вере? Сегодняшний рассказ — о главном событии в жизни православного христианина, растянувшемся на долгие годы.

Зарубки на сердце

— Я родился в Ярославле в семье инженера и педагога, и, насколько помню, мои родители никакой религиозности не проявляли. Когда мне было лет пять, мы посетили соборы Московского кремля. Усыпальница Рюриковичей и Романовых в Архангельском соборе меня напугала. С тех пор церковь ассоциировалась с кладбищем, жилищем мертвых.

Мы жили в коммуналке, и на кухне соседка, бабушка Анастасия, на коленях молилась перед иконой. Я стал ее передразнивать, а отец дал мне подзатыльник. Через 30 лет случайно узнал, что она была моей крестной. Оказалось, мои молодые родители приехали в чужой город и попросили соседскую бабушку посидеть с ребенком, но старушка заявила: «С нехристем не буду сидеть!»

Годам к 12-ти я, как примерный отличник, уже знал, что наука все объясняет, а в Бога верят только неграмотные бабушки. Но на всякий случай спросил у отца, верит ли он в Бога. Он ответил: «Да, верю». Я знал, что он любит шутить с серьезным лицом. Поэтому переспросил несколько раз, заглядывая ему в глаза. Но он отвечал одно и то же. Я отошел в недоумении. Это была зарубка на сердце. Я понял, что с этим мне предстоит разобраться.

Значит, Бог есть!

Во время учебы в МИФИ нам читали лекции по диамату. Я никак не мог понять, почему первична материя, а сознание вторично. Где доказательства? И почему возник человек? Неужели это просто случайность? Физика этого не объясняла, и я стал проявлять интерес к философии и вере.

Однажды в студенческой компании что-то сказали про попов. Тогда наш комсорг, которого все уважали, сказал: «А ты хоть одного живого попа видел? Нет? А я видел и разговаривал с ним. И он через пять-десять минут тебя ставит на место, не знаешь, что и возразить ему…» Это был 1974 год. Наконец купил в книжном магазине карманный словарь атеиста, где можно было почерпнуть хоть какой-то фактический материал.

Как-то шли с товарищем по Фрунзенской набережной, смотрим — церковь, и в окнах свет. Он предложил: «Давай, зайдем». Видимо, служили полиелей, горели все свечи, огни, иконы в старинных окладах… Навстречу мне шел батюшка в золотых ризах и кадил как будто для меня одного. Я ничего не понимал и пятился от него. А запах! Мне всегда нравился запах канифоли, а тут еще лучше. Я был в восторге. Точно так же, как послы князя Владимира в греческой церкви, которые не знали, где находятся: на небе или на земле. Конечно, охмуряют попы, но как красиво! Это был храм Николы в Хамовниках, который никогда не закрывался.

Мы побывали в Троице-Сергиевой лавре. Слушая проповедь маститого архимандрита в митре, я думал: «Надо же, как хорошо говорит! Со всем можно согласиться…» Но потом, как говорится в Евангелии, птицы склевали посеянное семя, и я уже, хоть убей, не помнил, о чем он говорил.

Вскоре другой приятель, продвинутый комсомолец, сказал: «Американцы доказали, что Вселенная произошла в результате Большого взрыва». — «Ну, и что?» — «Как ну и что?! Значит все, чему нас учили… что материя вечна, неправда! Если у нее есть начало, точка отсчета, значит, Бог есть!»

Посреди книг и публикаций

В юности я не понимал, ради чего живу. Ну, выучусь, может быть, женюсь. А для чего? Чтобы умереть? Вопрос этот не находил разрешения и с возрастом только усугублялся, ведь я отчетливо видел, что живу неправильно и приношу страдания окружающим. На меня все больше наваливалась безысходность, сгущался мрак. И я стал молиться Богу и Пресвятой Богородице как мог, своими словами. На душе полегчало — как будто рассеялись тучи, даже дышать стало легче. Главное в молитве — это не получение просимого, а ответ. Пусть даже отрицательный. Всякие умствования — это еще не вера. Вера начинается тогда, когда в сердце рождается молитва…

Православной литературы не было, и я утолял духовную жажду из нечистых источников. Проявлял интерес к оккультизму и магии, которые еще не умел отделить от веры. В журнале «Наука и религия» (его тогда называли «Ни религии, ни науки») было засилье околонаучного оккультизма. Переболел Рерихами, которыми увлекался сосед по общежитию. В оккультных упражнениях предлагается что-то представить, увидеть, почувствовать. И я все это видел и чувствовал. Значит, это есть на самом деле?!

После празднования тысячелетия Крещения Руси стала появляться какая-то литература. Однажды увидел газету с выдержками из воспоминаний митрополита Сурожского Антония, где он рассказывал об искушении сверхъестественными способностями, донимавшими его, когда он был молодым монахом. Он вычитал у святых отцов, что в таком случае нужно в уединенном месте помолиться. Если эти дары от Бога, пусть остаются, а если нет, то пусть Он их заберет. И Господь забрал, больше этого не было. Я оценил высоту православного подхода, когда ничего не жаль ради того, чтобы быть с Богом.

Так я по крупицам узнавал о православии. Потом в коммерческом ларьке купил Библию, изданную в Финляндии на тонкой бумаге. Книги завозили для бесплатного распространения в России, но предприимчивые люди их продавали. Открыл для себя в Москве книжные места, приобрел пять томов «Добротолюбия», творения Иоанна Златоуста.

Я считал себя верующим, но в церковь это меня не приводило, потому что не мог идти вместе со всеми, в толпе. Я даже не шел, а медленно полз к Богу. И только тогда я услышал третий звонок, последнее предупреждение, когда Он спас меня от смерти…

Над пропастью

Я занимался альпинизмом, вдвоем с товарищем мы совершали восхождение в райо­не Приэльбрусья. В горах сошла лавина, мы висели на последнем крючочке, который сильно погнуло, но почему-то не вырвало изо льда. Товарищ не пострадал, а у меня были сломаны три кости голени, нога болталась, как тряпка.

Чудесные совпадения продолжались. У нас оказалась рация, удалось связаться с лагерем. И в том районе находился вертолет спасателей из Нальчика (это в то время, когда не хватало бензина даже для машин!). Он летел за туристом, упавшим в трещину. Бедняга скончался, они взяли на борт нас. Я оказался в больнице Нальчика, на вытяжке. Шел 1995 год, пациентов официально не кормили, лекарств тоже не было, все приносили свое. Соседи по палате делились едой и обезболивающим. На обходе врач удивился: «А ты что здесь делаешь? Да ты у нас тут помрешь!»

И Бог послал товарища, который приехал меня навестить и забрал оттуда. Наложили на ногу гипс, и, по милости Божией, как раз кто-то сдал в аптеку ненужные костыли. Когда я уже оказался в нашей городской больнице, для меня это было явное чудо. Ко мне пришел друг, с которым мы уцелели в связке, и я сказал ему: «Серега, за наше спасение поставь свечку в церкви». Я понял, что как только встану на ноги, нужно пойти исповедоваться. Когда Господь призывает человека, тот чувствует: если не откликнется на призыв — пропадет.

Я долго тянул время, пока решился. В первый раз дошел до спортивного магазина напротив храма Всех святых. Дальше идти не смог, внутренние голоса отговаривали: «Куда ты идешь? Ты же не веруешь, просто сам себе внушил…» Во второе воскресенье я уже дошел до паперти, взошел на крыльцо, постоял, послушал пение. В следующий раз вошел внутрь. Чувствовал себя, как бездомная собака, которой хочется в дом, но она боится, что ее побьют. «Тут люди верующие. А ты кто такой?» — «Молодой кандидат наук. Не какой-нибудь простой человек, с улицы», — гордынька подавала голос.

Никогда не забуду свою первую исповедь. Стоял, как бесчувственный пень, а как начал говорить, то как будто все прорвалось, со слезами. Отец Владимир Кузнецов успокаивал: «Тише, тише. Не надо так громко…»

Но, конечно, Господь дает и радость. Отошло чувство, что бессмысленно живу, отступили самые злые греховные привычки. Явно ощущалось присутствие Бога, и это казалось естественным. Потом это уходит. Снова становится тяжело, и приходится себя понуждать. Дальше проще, но более обыденно. А среди самых ярких моментов — то, как в 2003 году довелось понести раку с мощами преподобного Серафима.

Новая степень свободы

Человек не может стать верующим, пока не увидит веру другого. Постоянно вспоминаю свою 90-летнюю прабабушку, которая старалась всем послужить и не быть никому в тягость. Неизгладимое впечатление произвел духовник Соловецкого монастыря архимандрит Герман. От него исходило душевное тепло, как от печки, и душа раскрывалась навстречу ему…

Стал ходить в церковь — с друзьями и окружением начались проблемы. Ты уже не такой, как все. Они пытались шутить на эту тему, я что-то отвечал сгоряча, отстаивая свой выбор. Помню, как впервые в Новый год решил не пить. Меня беспокоило, что все в компании, а я один, но потом подумал: «А, собственно, зачем все это?» И лег спать. Разорвав привязанность к выпивке в кругу приятелей, я ощутил новую степень свободы.

Стал складываться другой круг общения. Поездки, встречи, участие в приходской жизни, учеба на катехизаторских курсах. Когда бросили клич, что нужны преподаватели в детскую воскресную школу, пошел туда. В 2002–2007 годах получал богословское образование на кафедре теологии СарФТИ. Там встретил свою супругу Анну Юрьевну. Стал преподавать на катехизаторских курсах.

Говорят, что ученый должен быть амбициозным, но, по-моему, главное — любознательность, пытливый и созерцательный склад ума. Вера мне никогда не мешала, а скорее, помогала в работе. При этом понимаю, что должен трудиться и в церкви как катехизатор — сеять слово, раз Гос­подь дал к этому какие-то способности. Сейчас нет гонений на Церковь, надо же как-то спасаться!

Когда мы спасаем себя, мы себя обманываем. Апостол Павел говорит, что ТАМ все земное сгорит. Кроме того, что было посвящено Христу как жертва; то, что оторвал от себя. Вот и думаю, сколько процентов из того, что я делаю, уцелеет? А сколько сгорит, потому что было пропитано душком эгоизма?

Все люди приходят ко Христу разными путями и приносят Ему свои дары. Пастухам нечего было принести Господу, только свое чистое сердце. Это и есть наши бабушки, которые живут верой, желанием делать добро и пострадать за Христа. Спустя время к Богомладенцу пришли волхвы. Они принесли золото, ладан и смирну. Но Бог смотрит не на богатые дары. Ему важно, чтобы человек реализовался в своей вере, ради Него делая то, что умеет. Наш личный духовный рост начинается тогда, когда мы говорим: «Без Тебе не могу творить ничесоже».

Биана Курякина
Фото Анны Виноградовой

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.