Жизнь, посвященная Богу

14 августа 2011 года, в день Всемилостивого Спаса, исполнилось 10 лет со дня кончины викария Нижегородской епархии епископа Балахнинского Иерофея (Соболева). Владыка Иерофей относился к плеяде архиереев, вышедших из Свято-Троице-Сергиевой Лавры. Без малого 29 лет будущий викарий провел в Лавре и, совершая епископское служение, оставался монахом лаврской традиции.

Вся его жизнь была посвящена Богу, а все время свое, как и положено монаху, он отдавал молитве. За усердные труды Господь дал владыке многие дары. А он щедро делился дарами Божиими с духовенством и мирянами ― со всеми, кто искренне просил его совета или обращался за помощью.

Смиренный монах, избегавший „красная мира сего“, добрый отец многим клирикам нашей епархии и мирянам ― таким запомнился он современникам.

Вспоминая доброго владыку

— В 1994 году мне пришлось близко познакомиться с владыкой Иерофеем на Елисаветинских чтениях нашего Императорского православного Палестинского общества,― вспоминает профессор ННГУ Александр Корнилов.― В тот год чтения проводились в Благовещенском монастыре. Владыка сразу обратил на себя внимание своей кротостью. Он, безусловно, с достоинством носил сан епископа и никогда не отличался высокомерием или безразличием к людям.

Монашеский образ жизни наложил глубокий отпечаток на всю его деятельность, на поведение и отношение к людям. Он, очевидно, был вооружен такими приемами борьбы со страстями, о которых мы, миряне, и не догадываемся. И этим арсеналом средств и приемов владыка потихоньку делился с просящими у него поддержки.

Лаврские годы владыка вспоминал с особой теплотой. Помню, сидел я у него в кабинете. Колокол Карповской церкви возвестил об окончании литургии…

„Владыка, наверное, вы часто вспоминаете Лавру и свою келью?“― спросил я. „Да,― ответил владыка и улыбнулся своей блаженной улыбкой.― Конечно. Придешь после службы в келью, ключиком закроешься ― и все, нет тебя. Молись Богу ― никто не мешает“.

Приходя на прием, всегда чувствовал я тишину в самом ли владыке, в его ли кабинете. Тишину не в смысле отсутствия звуков, разговора, а в смысле великого благоговения, которое испытывал владыка перед Божиим присутствием. Бог был с ним рядом, он постоянно ходил пред очами Божиими, и потому та тишина была порой мне дороже всего на свете.

Последние годы владыка Иерофей терпеливо переносил болезни, никогда я не слышал от него жалоб. Помню, благодарил он Господа за нападение бандитов на его квартиру. Владыку тогда сильно избили и выбили все зубы. Но не как лицемер благодарил, а тихо сказал: „Да все хорошо, слава Богу“. И продолжал помогать другим ― и так, знаете ненавязчиво.

Однажды я спросил владыку: „Как подавать нищим? Ведь часто просят алкоголики“. В ответ услышал: „Некоторые архиереи любят всем подавать. Я вспоминаю слова Филарета Московского о том, что „милостыня должна запотеть в руке“. Это означает, что давать милостыню надо с рассуждением. Потом смотри на расположение людей. Многие просят для пьянства, другие ― очень злые люди. Много не давай: у тебя семья. Семью кормить надо“.

Вообще, владыка как-то незаметно помог мне усвоить, что православная семья ― это великая ценность, великая святыня, которую надо хранить и украшать.

Три встречи

— Я помню три яркие встречи с владыкой Иерофеем,― вспоминает протоирей Сергий Радаев.― Первый случай относится к 1993 году. Дело было летом. Мы с товарищем приехали в Карповскую церковь, чтобы найти церковную лавку и посмотреть тамошнюю литературу, так как я собирался поступать в Московскую духовную семинарию.

Идем мы по территории Карповской церкви и видим какого-то батюшку ― в рясе, на вид совсем деревенского. А это был владыка Иерофей. Мы еще между собой перекинулись, что вот и такие сельские батюшки бывают. Да что делать, он, наверное, и книг-то особо не читает, и богословием не интересуется…

Но все же мы его спросили, как пройти в церковную лавку, а он вдруг стал нас подробно расспрашивать о книгах. При этом проявил такой большой интерес и такую осведомленность, что мы поняли всю поспешность нашего прежнего суждения о нем.

Затем мы стали просить „батюшку“ благословить, он стал благословлять, а из-под одежды появилась епископская панагия, и нам стало стыдно.

Второй случай относится к 1995 году. Я учился на третьем курсе семинарии в Сергиевом Посаде. В один из дней семинаристы-нижегородцы узнали, что в Лавру приехал владыка Иерофей. По традиции, когда в Лавру приезжал кто-либо из нижегородских архиереев, мы, семинаристы, спешили прийти повидаться для благословения.

И вот я подхожу к архиерейской гостинице. На крылечке сидит в поношенной рясе некий священник. Или (было такое впечатление) простой монах. Он сидел вполоборота, я и не узнал в нем владыку. Спросил, как найти епископа Иерофея.

„А зачем он тебе?“― услышал в ответ. Я объяснил, что учусь в семинарии и хотел бы получить у него благословение.

„Сейчас я позову его“,― и, хромая, с палочкой, незнакомый священнослужитель медленно пошел на верхний этаж. Через некоторое время он спустился и принес мне табурет. Только когда начался разговор, я узнал в нем владыку Иерофея, который меня участливо расспрашивал, откуда я из Нижнего, как у меня идет учеба и прочее.

Меня потрясло то, что архиерей, да еще немощной на больную ногу, принес табурет для семинариста. Видимо, владыка считал неудобным, что семинарист будет говорить с ним стоя. Эта монашеская простота и некая степень юродства владыки Иерофея меня тогда сильно поразили.

Третий случай был уже в 2001‑м, в год кончины епископа Иерофея. Мне нужно было попасть на прием к митрополиту Николаю. Приехал в епархиальное управление. Захожу к секретарю владыки Валентине Михайловне. Около нее сидел, опершись на клюшку, какой-то священник, в котором я вновь не узнал владыку Иерофея.

„Кто последний на прием к митрополиту?“― спросил я. „Я последний. Не переживайте,― ответил владыка Иерофей.― Мне торопиться некуда, так я вас пропущу“.

И этот эпизод вновь говорит о том, каков был викарный владыка. Он, конечно, достойно носил сан православного епископа, но при этом сохранил смирение, ту монашескую простоту и доступность, которые обрел за годы подвижничества в Свято-Троице-Сергиевой Лавре.

Тайна епископа Иерофея

— Владыка сочетал такие редкие для российского архиерея качества, как доброта и доступность,― делится своими впечатлениями протоиерей Игорь Пчелинцев, клирик Русской духовной миссии в Иерусалиме.― Это, наверное, и есть тайна епископа Иерофея ― открытое, любящее и нелукавое сердце.

Я говорю так вовсе не из принципа, что о покойных говорят только хорошее, созидая им незаслуженные памятники. Нет, именно таким и открылся мне наш славный владыка, готовый в любое время помочь, утешить, поддержать. Как добрый отец. Добрых отцов в семьях, видимо, во все времена было не так много ― не от того ли мы так злы теперь?

Я помню владыку Иерофея с 1990 года, в его бытность еще архимандритом. Митрополит Николай (тогда еще архиепископ) рукополагал меня во диакона, а исповедь перед рукоположением у меня принимал архимандрит Иерофей. Выслушав исповедь, он сказал мне слова доброго напутствия на нелегкое диаконское, а впоследствии и священническое служение.

Я помню свою радость, что во время перенесения мощей преподобного Серафима архимандрит Иерофей был рукоположен во епископа. Помню почти каждую нашу с ним встречу и его слова ― это всегда были слова пастырского назидания и ― главное ― утешения.

Многие чувствуют, что вокруг людей злых и бессердечных создается особая атмосфера страха и неуверенности. И наоборот: вокруг людей Божиих, добрых ― теплая, сердечная, тихая радость. И, наверное, этого никто не оспорит ― что он был источником такой христианской тихой радости, наполняющей подчас скорбящее сердце.

Материалы предоставил профессор Александр Корнилов

Версия для печати Дмитрия Романова

«Нижегородские епархиальные ведомости», №15(204), 2011 г.

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской епархии обязательна.